Еше раз по поводу мокрого снега - Полина Охалова Страница 27

Катя, пришедшая в себя и успокоившаяся после вчерашних страстей, предложила ей сесть и спокойно еще раз проанализировать ситуацию.

— Давай мобилизуем свои маленькие серые клеточки, как говаривал наш с тобой любимый Эркюль Пауро, подключим дедукцию и индукцию и попытаемся все же понять, что к чему. Когда с тобой вся эта байда началась, как ты думаешь?

— Когда начались странности? Ксения призадумалась. Может, с того момента, когда после приезда из Финляндии, когда она беззаботно направилась в ванную помыться и обнаружила, что банное место уже занято покойником Серегой? Высказав это предположение вслух, Ксения тут же себе возразила: «Нет, до этого еще было происшествие в вагоне с грузной соседкой-чьей-то тетушкой. Попила чайку и окочурилась, бедняга.

— Мама, а ты ей в руки чай отдала? — спросила Катя.

— Да нет, ее на месте не было, она, наверное, в туалет вышла. Я откинула столик перед сидением у прохода, поставила и ушла.

— А чье место было у прохода — ее или твое?

— Мое, — Ксения даже побледнела. Ты думаешь кто-то решил, что этой мой чаек? Но там же никого не было, только один молодой человек храпел далеко, на другом конце вагона.

— Но ты ведь сразу ушла, откуда ты можешь знать, что никого не было? Или что этот молодой человек только имитировал храп, чтобы убедить тебя, что он мирно спит

— Ага, а как только я вышла, тут же прибежал и сыпанул в чай пару ложек яда.

— Мама, зря ты иронизируешь. Ничего нельзя исключать. Факт тот, что соседка выпила чайку из кружки, которая стояла на твоем месте, и отдала концы.

— Ксения призадумалась и сказала: «Да, а до отъезда к тебе, на меня чуть машина не наехала. А до этого еще снег мне на голову с крыши упал, когда я шла проходными дворами по Васильевскому. Чуть не задавило.

— А ты каждый день так в библиотеку ходила?

— Да нет, я пыталась все время новые маршруты осваивать, этим путем шла впервые

Катя вдруг некстати рассмеялась.

— Доча, ну что смешного-то в том, что твою мать чуть не убило, да еще не однажды.?! Я, между прочим, обо всем этом уже не раз думала. Пыталась убедить себя, что это смешно, да не очень получалось

— Мам, я просто представила человека, который сутками сидит на крыше, поджидая, когда тебе придет в голову мысль пойти этими проходными дворами, и зорко всматривается в сумрак, чтобы в подходящий момент скинуть глыбу снега старушке на макушку.

— Ну да, звучит фантастически, — вынуждена была согласиться Ксения Петровна.

Не менее фантастическими при ясном свете дня и мобилизации серых клеточек показались предположения, что и с моста в Гатчине ее хотели скинуть, и дачу в Горелово ради нее подожгли.

— Да и на кой черт на меня покушаться-то, я уже много раз задавала себе этот вопрос. Что с меня можно поиметь? Ищи, кому выгодно — как говорят умные следователи в детективных романах. Ну и кому выгодно? Разве что тебе, Катюша! Получишь в наследство наш двухкомнатный, десять лет не ремонтированный «особняк» на петрозаводской окраине. Готова ради этого на крыше сидеть в засаде? Твоего отца я тоже исключаю, он для всего этого слишком ленив, да я и точно знаю, что его нет сейчас в Питере, мне два дня назад Мария писала по электронке, что столкнулась с ним в магазине. Пеняла мне, что он выглядит запущенно, как будто я и через годы после развода отвечаю за его некондиционный вид. А кто еще заинтересован в моей погибели? Твой Игорь или, упаси Бог, Васька?

— Ну, Остапа понесло, — почти обиделась Катя. Знаешь, мама, мне кажется гораздо более перспективной версия о том, что кто-то, зная о твоем отъезде, залез в квартиру на 14-й линии и что-то там искал, а твой злополучный сосед некстати зашел в квартирку по своим наркоманским делишкам, ну и получил по голове тяжелым предметом.

— Круглой формы, — зачем-то уточнила Ксения Петровна. — А что можно было у меня искать? Мои убогие тряпки никого не заинтересуют, бриллиантов у меня нет и никогда не было, компьютер был с собой. Там только бумаги всякие оставались, черновики моих записок про дневники для грантовой статьи.

Ксения вдруг остановилась. Что-то в только что сказанной ею самой фразе царапнуло ее сознание. Про бриллианты она с кем-то недавно разговаривала. С кем? Почему о бриллиантах? Как-то были связаны бриллианты и дневники. Про дневники она с ребятами своими разговаривала и с Людмилой. И с Эндрю про дневник его тотемской родственницы. А про бриллианты?

Тут вдруг Ксения явственно увидела, как они сидят с Эндрю Денисовым в кафе «Обычные люди», она рассказывает ему про закодированный дневник, найденный Володей, и Андрей шутит: «Может, там зашифровано, где бриллианты фамильные спрятаны?»

Да, а где был этот дневник, который они условно приписали подростку Феликсу … Дневник был у нее в сумке, она забыла его вынуть и так и свозила в Тампере и обратно.

— Катя, — а, может, убийца Сереги дневник Феликса искал?

— Какой дневник, какого Феликса?

Ксения Петровна рассказала дочери о конспирологическом дневнике и разговоре с Эндрю Денисовым про бриллианты.

— А этот Денисов знал, где ты живешь и что дневник у тебя?

— Не помню точно, говорила ли я ему. Кажется, нет. Мы же только что познакомились, с чего бы я стала ему всякие подробности сообщать.

— Но про дневник-то вы все же говорили!

— Слушай, а ведь ребята сегодня приглашали меня прийти на нашу «конспирологическую встречу», Лена написала, что там расшифровала что-то или догадалась, как декодировать дневник.

— То есть они узнали, где бриллианты.

— И где ключ от квартиры, где деньги лежат! Какие бриллианты, Катя, что за детская чушь у тебя в голове.

— А когда они встречаются?

— Да вот прямо сейчас, через полчаса, я им написала, что сегодня не могу приехать, что завтра позвоню им и все узнаю.

— Мама, мы не будем ждать до завтра. Одевайся, звони им, что ты передумала и едешь на встречу!

Через полчаса с небольшим Ксения Петровна с Катей входили в подъезд Володиного дома.

Лена торжественно усадила их вокруг старинного круглого стола, сохранившегося в квартире Володиных родителей с незапамятных времен, положила на средину стола дневник и сообщила, что ей — тут была выдержана драматическая пауза — удалось найти ключ к шифру.

Важнейшей оказалась догадка про то, что автор дневника мог быть двуязычным и, если, например, автором был подросток Феликс Таубе, его родным или вторым