Когда приходит Рождество - Клейвен Эндрю Страница 27

– Аделина Вебер, – с трудом пробормотал я. – Помню.

– Аделина Вебер! – повторил Эдди, пригрозив мне пальцем, словно я сказал что-то удивительно умное для своего возраста. – Всегда найдется какая-нибудь Аделина Вебер, похороненная под этой умирающей цивилизацией, которой ты так гордишься. Верь мне. И вообще, Аделина даже не одна. Тут куча таких Аделин.

Я попытался возразить, что вообще-то я не совсем горжусь нашей умирающей цивилизацией, но я просто не мог связать и пару слов.

Вместо этого я хрипло спросил Шарлотту:

– Ты хочешь сказать, она была реальна?

Несмотря на то что я был очень слаб, я тут же понял – как только озвучил, – что я уже знал это. Когда я сидел на кровати, держа один носок в руке, уставившись в никуда, я в какой-то степени знал, что Аделина Вебер реальна. И тогда-то я понял – или это работа моего подсознания, – что призрак в истории Альберта когда-то был реальной женщиной и что отец Шарлотты несет ответственность за ее смерть там, в Восточной Германии.

– О да, – подтвердила мои мысли Шарлотта. – Еще как реальна. И призрак ее был реальным. Она преследовала моего отца. И мою мать.

– Видишь ли, в каком-то смысле… – разглагольствовал Эдди-мой-парень. – В каком-то смысле эта история была полностью про Альберта. Полностью! Полицейский, за которым увязался призрак, – это он. А также отец, который до самого любовного гнездышка выслеживал бедную девушку. И сам возлюбленный – это тоже он. Да вся эта история – сплошная психомахия. Любой персонаж в истории – он.

Секунду я просто на него пялился – на его сверкающие от злобы глаза и надменно взлохмаченные волосы. Как мне тогда хотелось схватить его за горло и поднять с места!

Думаю, собаки каким-то образом смогли прочитать мои мысли. Потому что начали опасно рычать под столом. Я не хотел, чтобы они меня выпотрошили, и поэтому оставил свой план по удушению этого человека и повернулся к Шарлотте.

– Это правда! – сказала она. – Папочка был доносчиком Штази!

И она снова засмеялась. Даже не спрашивайте почему.

– Да все они были доносчиками, – сказал Эдди, хмуро отмахиваясь. – Приходится приспосабливаться. Ну а что еще поделать?

– Да-да, правда, все они такими были! – весело пропела Шарлотта. – Ну или, по крайней мере, большинство из них. В такие-то времена! А вот мой отец был в полиции, так что да, я должна была это знать.

– Это всего лишь часть процесса, – продолжал Эдди. – Как только начинается период упадка, ночь сменяет день.

Теперь я уставился на Шарлотту. Потому что я уже ничего не понимал. Все это казалось каким-то ночным кошмаром!

– А моя мать… – продолжала Шарлотта. – Она в этом не участвовала.

Эдди фыркнул, как будто сомневаясь в адекватности ее слов.

– Не участвовала она! – Шарлотта смиренно настаивала на своем. – Эдди, не участвовала.

Он с мрачным видом пожал плечами.

– Ну, раз ты так говоришь.

– Вот почему она была в шоке, когда дочь Аделины отправила ей копии досье Штази после того, как они были обнародованы! Там все было написано. Мой отец был возлюбленным Аделины. И он сдал ее Штази за контрреволюционную деятельность. Ее посадили в тюрьму на Баутцнерштрассе, допрашивали…

– Пытали, – добавил Эдди.

– Да, пытали. После этого она недолго прожила…

– Ночь сменяет день, – сказал Эдди-мой-парень. – Страх, слабость, упадок. И вот кем ты становишься.

– Но это еще не самое смешное! – продолжала Шарлотта, засмеявшись в очередной раз, как будто все это в самом деле очень смешно. – Самое смешное было, когда моя мать обвинила отца в том, что он наделал, и знаете, какое у него было оправдание?

Шарлотта выжидающе на меня смотрела, как будто я сейчас начну угадывать ответ. А Эдди погодя пробормотал:

– Всегда происходит нечто подобное, верь мне.

Я почти ничего не понимал из того, что они говорят.

– Он оправдывался тем, что иначе мы бы не выбрались из страны. У Аделины был тайничок с украшениями. Она хранила их для подпольной группировки, которая собиралась в церкви. Думаю, они хотели организовать побег на Запад. Отец узнал об этом, когда они встречались. Так что вот: он предал ее, сдав Штази, и благодаря этому смог удрать с этими украшениями. Он получил необходимую ему сумму денег, чтобы сбежать, когда увидел, что конец близок. И когда советская власть оставила ГДР, а немцы, чтобы сохранить мир, стали депортировать диссидентов, отец смог дать взятку, чтобы нас взяли на поезд. И мы наконец попали в Америку. Мы смогли сбежать только потому, что он предал Аделину Вебер. Думаю, это и убило мою мать. Сам факт, что она извлекла из этого пользу. Что стала соучастницей, сама того не зная. Она просто не смогла этого вынести. Ну, по крайней мере, я так думаю.

– Они все были соучастниками, – сказал Эдди-мой-парень. – Это целый процесс. Верь мне.

– Убило… – с трудом повторял я. – Убило твою мать…

– Ну, они сказали, что это был несчастный случай, – продолжала Шарлотта, и ее голос казался мне таким радостным. – Алкоголь. Наркотики. Передозировка. Они сказали, что это была ошибка…

– А они никогда не говорили тебе… – невнятно бормотал я. – Тебе сказали, что она умерла в Германии.

И снова Шарлотта захохотала так, словно ирония была ой какой смешной.

– Думаю, так и было. Она умерла в Германии. Просто она последняя узнала эту новость.

Эдди засмеялся, так тяжело засмеялся.

– Ха! Вот это сейчас хорошо сказала!

И Шарлотта радостно заулыбалась, довольная его одобрением. Даже собаки, его близкие друзья, гавкнули под столом. Затем Эдди сказал:

– Ха-ха! Ты бы видел сейчас свое выражение лица, малыш Кэмерон! – И снова этот смех. – Всегда так происходит, когда спадает маска. О, какой шок! Какой ужас! Всю эту рождественскую-счастливую-семейку-паровоз-и-деревушку разорвали в клочья, сорвали, как обои со стены, а что под ними? Аделина. Голая правда! Ночь сменяет день. О, твое лицо – это нечто! Верь мне.

Понимаете, он был неправ. Эдди-мой-парень, этот злобный мелкий тролль, все понял неправильно. И выражение лица у меня было совсем не такое. Я не был в шоке или ужасе от лицемерия, лжи и разложения современного общества. По правде говоря, тогда общество мне таким и не казалось. Я был в каком-то дурмане, на который еще повлияли и лекарства с алкоголем, меня крутило в похожем на сон вихре, и вокруг меня, словно в тумане, проносились хохочущая Шарлотта, ее любовник-тролль и его адские псы. Единственное, что казалось мне тогда реальным, – это Рождество, которое мы праздновали в детстве, все эти украшения, елка в огнях, запах выпечки в том миленьком домике, игрушечный паровоз, который все кружит вокруг пластиковой деревушки; то, какими счастливыми мы были с Шарлоттой и как сильно я ее любил. А все это – ужасная история предательства из прошлого и из страны, о которой я ничего не знал, легкомысленная, похожая на цыганку Шарлотта, никчемный, мелкий мужчина рядом с ней, чудовища, что обнюхивают нас под столом, страшные, угнетающие плакаты на стене – все это сейчас казалось таким нереальным и кошмарным, словно всю ярость и уродство нарисовали на тонком фасаде одной-единственной устойчивой реальности, за которую я мог держаться. И эта реальность, повторюсь, была нашим Рождеством, нашим совместным прошлым и моей любовью.

Помню, вывалился я из этого дома, когда ужин закончился, – посчитал, во сколько можно уйти, чтобы не показаться невежливым. Помню, как завыли собаки, как только я встал, а Эдди прикрикнул на них:

– Фу! Лежать!

Помню, как подошел к машине и обернулся: они вдвоем стояли в проеме двери, этот странный маленький мужчина держал бокал вина в одной руке, а другой, которая была сильно накачана, держал Шарлотту за зад, как будто там ее талия.