Коды жертв и убийц - Александр Николаевич Бубенников Страница 27

поводу… Работать дальше, как ни в чем не бывало… И он запахал пуще прежнего, благо, что какой-то творческий кураж почуял и сумел быстро прогнать легкое чувство «ученой зависти», когда узнал, что на этих выборах провели в членкоры по специальностям, по которым и он мог бы баллотироваться, достойные его коллеги и старые знакомые Борис Васильевич и Витя Рыжиков, ставленники пробивного академика Камиля Ахметовича, которому Иван Николаевич отказал в сотрудничестве. Был только легкий укол уязвленного ученого честолюбия: «Побеждать надо вовремя, иначе поражение не заставит себя ждать».

Но был и мощный оптимистический призыв изнутри мятежной «неподлеглой» души: «Не суетись по пустякам, старик, все впереди и все только начинается». В конце концов для независимого ученого мерина, то бишь независимого исследователя в его 41 год все на свете не кончается, не накрывается бездарно медным тазом, а все только начинается. Как тут не вспомнить фразу героини из фильма «Москва слезами не верит», сказанную по какому-то поводу: «В сорок лет все только начинается».

Иван Николаевич в конце декабря выехал вечерним поездом в Воронеж на «Электронику», только на один полный день, с одной ночевкой в заводской гостинице для решающего контакта с руководством отдела, занимающихся разработкой схем на основе поликремниевых технологий сверхсамосовмещения. Единственным соседом в четырехместном купе оказался бледный, нездорового вида инженер из Ростова. Предложил выпить «за компанию», Иван Николаевич вежливо отказался, объяснив, что с утра должен быть в форме для ответственного мозгового штурма трезвым, как стекло.

– Один пить не буду, плохая идея, – заключил инженер-тёзка, тоже Иван, но с другим отчеством Иванович. – Потерплю, увы…

– Почему, увы, Иван?

– Потому что, выпивши, я бы прогнал тревожащие душу, опасные мысли. А трезвым от этих дюже опасных мыслей не отделаешься… Бессонницей мучаюсь… В стране бардак, в душе бардак, в голове бардак… Какой там сон, Иван Николаевич…

– Называйте меня Иваном, так мне как-то веселее, вы же старше меня, поопытней…

– Кому нужен мой опыт?.. Школа, армия, институт, женитьба, развод и иллюзии счастья, разбитые перестройкой… Только, помяни меня добрым словом, если вспомнишь, эта чертова перестройка скоро закончится жуткой перестрелкой, когда свои будут пулять по своим на радость чужакам…

– А чего так мрачно, инженер Иван?

– Накипело, завлаб Иван.

«Может, надо было бы опрокинуть одну рюмашку с инженером, подумал Иван Николаевич. – Впрочем, его бледность и душевная тревога мне не понравились с первого взгляда. Он немного не в себе. Нет, он сильно не в себе. Успокаивать его или укладываться спать?.. Не знаю, только его мрачное состояние и мне передалось, не отогнать…»

– Не волнуйтесь, все пройдет, потому что все плохое, как, впрочем, все хорошее на земле проходит…

– Ничего себе, успокоили, все пройдет и все проходит.

– Да, так мир устроен, – Иван Николаевич посмотрел спутнику прямо в глаза и ужаснулся взгляду, в котором была потенциальная, нет, скорая погибель. И после взгляда кольнул мозг помрачающий рассудок феномен биоэффекта погибели. – Только не надо по пустякам волноваться и выдавать желаемое за действительное…

В воцарившееся тишине Иван Николаевич с ужасом подумал: «Какую же нравоучительную, никому не нужную чушь я несу».

Неожиданно инженер распрямился, потер виски на бледном лбу кулаками и предложил:

– Пойдем, Иван, перекурим.

– Я не курю.

– Тогда поговорим во время моего перекура. Я тебе на свою жизнь перестроечную пожалуюсь. Тебе будет интересно…

Они пошли от середины полупустого купейного вагона в тамбур. Инженер почему-то долго не закуривал и не заводил обещанной беседы. Иван Николаевич вдруг с ужасом подумал: «А вдруг прямо сейчас случится самоубийство соседа по купе?» Мозг был словно парализован догадкой: «А вдруг?»

И было мгновенное действо в тамбуре, когда инженер порывистым движением попытался открыть дверь. Пожаловался:

– Душно мне, Иван, душно… До того душно, что и курить не хочется… До того душно, что нет никаких сил излить тебе мою страждущую душу… Не будет перекура… Разговора по душам тоже не будет, потому что было и будет душно… А сейчас невмоготу, как душно…

Он предпринял последнюю попытку раскрыть дверь. И дверь вдруг поддалась. Пахнуло декабрьским холодом и зимней свежестью. Инженер прыгнул под встречный поезд на полном ходу… У самого Ивана Николаевича, стоявшего на ватных безжизненных ногах тут же отключилось сознание от понимания случившегося на его глазах «биоэффекта погибели». Он хотел тут же сорвать стоп-кран. Но остановился, пронзенный трезвой пошлой мыслью: «Уже не поможешь… ничего уже не спасет… потому что поздно».

А дальше было все, как в тумане: проводник, начальник поезда, вызванный милиционер, составление протокола в поезде, в отделение милиции Воронежа нового протокола со свидетельскими показаниями Ивана Николаевича. Наличие паспорта, пропуск в академический институт, даже командировочное удостоверение на «Электронику» – все пригодилось. Только для чего пригодилось – для констатации нелепой смерти и такой же нелепой, если задуматься, человеческой жизни в задуманную сверху вождями перестройку… Ночь без сна. Потом два-три дня бессонницы от ужаса краткости, никчемности короткой и бренной человеческой жизни, когда мозгу, душе душно…

Глава 10

Есть такая расхожая фраза: «Такова спортивная жизнь». И всем, кто знаком с большим спортом хотя бы по телевизору, становится все ясно, ибо спортивная жизнь такова, какова она есть в большом спорте, и больше никакова. А какова научная жизнь – без кавычек или заключенная в кавычки – для ясности и определенности?.. Ведь реперные знаковые точки бурной и не бурной научной жизни, а именно публичных защит кандидатских и докторских диссертаций по телевизору не показывают…

А ведь есть на что посмотреть и чему подивиться… Иван Николаевич многажды писал отзывы на диссертации коллег, был официальным оппонентом. Мог бы быть и оппонентом на удивительной защите той кандидатской диссертации в институте электронной техники. Научный руководитель одного тамошнего аспиранта был давним добрым знакомцем-коллегой Ивана Николаевича, и вентилировал вопрос о потенциальном оппонировании в качестве признанного и широко известного в узких кругах доктора наук.

Только после душевного потрясения, от самоубийства инженера, случившегося в воронежском поезде, он какое-то время ходил, как примороженный или прибитый пыльным мешком. Но каждодневные дела, насущная необходимость заниматься исследованиями спасает от затяжных фрустраций и простраций: нечего прозябать в трагедийном плаще созерцателя самоубийственной погибели, пора делом заниматься. Врубившись в свои дела, уйдя с головой в свои машинные численные расчеты перспективных интегральных структур наноэлектроники, работающих при нормальных и низких температурах, он вспомнил о защите аспиранта своего зеленоградского коллеги-приятеля. Напечатал положительный отзыв, заверил свою подпись печатью в канцелярии. Отправлять отзыв по почте не было смысла – опоздает – с отзывом в файле приехал на защиту Александра