Террорист из «Гринго» - Александр Мокроусов Страница 27

Дюжина очень низких и глубоких ступенек, покрытых очень приятным даже через подошву кроссовок пружинящим материалом, и я на верхней, открытой палубе.

В задней части, над кормой, стоит пара мягких лежаков с десятком маленьких подушек на каждом. Сейчас лежаки сдвинуты к правому борту, потому что по левому стоит небольшой круглый угольный мангал, на котором длинноносый, низенький, чернявый мужчина в шортах, поло и белом берете с красным помпоном жарит, судя по запаху, какую-то рыбу. Повар поворачивается ко мне и салютует двумя пальцами, приложенными ко лбу.

За лежаками, под черной крышей, находится открытая по бокам терраса, по обоим бортам стоят узкие бежевые, как и на средней палубе, кожаные диваны, а посередине расположен большой, человек на восемь, прямоугольный стол. Сейчас к нему приставлено лишь шесть металлических стульев с обивкой в тон диванов. Затем идет не высокий, ниже пояса, белый, в цвете корпуса, барьер шириной в пару десятков сантиметров, и за ним внешняя, открытая рубка. Три глубоких бежевых кресла привинчены к полу перед большим, черным рулевым колесом, со всех сторон светятся ЖК мониторы, панель топорщится рычагами, ручками, кнопками и тумблерами.

Наверное, носовую и боковые стенки можно закрыть какими-то приспособлениями, мобильными окнами из стекла, пластика или пленки, но задняя, кормовая часть этой палубы в любом случае будет открытой. Вероятно, не очень приятно тут бывать зимой в удаленных от экватора водах.

Снова, будто прочтя мои мысли, Патель произносит:

– До середины октября, еще буквально десяток дней, синоптики обещают по всему черноморскому побережью отличную погоду, индийское лето, у вас, у русских, оно почему-то называется женским.

– Бабье лето, – по-русски произношу я и поясняю на английском, – раньше в полях работали в основном женщины, к первым холодным осенним дням они оканчивали уже эти работы, и вот когда наступало осеннее тепло им уже не нужно было трудиться, они могли отдохнуть, это и было их отпускным, летним временем. Потому эту неделю и называли бабьей.

– Интересно, возможно индейцев тоже к этому времени от работы на плантациях освобождали? – Задумчиво произносит Патель, я же тем временем рассматриваю палубу и начинаю нервничать.

– Мы успеем по хорошей погоде и вас доставить, и в Одессе я дела завершу. Ну а оттуда уже яхту кэп на зимовку в Красное море отгонит, если погода позволит я с ним вернусь, а нет, так на самолете. Я не совсем правильный моряк. Я люблю только теплое и приятное мору, бури меня не вдохновляют.

Я слушаю в пол уха, а сам рассматриваю большой деревянный стол и шесть стульев, приставленных к нему. Стол сервирован на двоих.

Как только я увидел размеры яхты, я понял две вещи. Одна из них заставила меня обрадоваться, вторая задуматься.

Я обрадовался тому, что мне не придется делить кубрик, или как там называется комната на судне, с кем-либо. Эти удовольствия проживания в одном пространстве с кем-то, кроме любимой женщины, вызывают у меня стойкое отторжение еще со времен уже упомянутого мною плавания на яхте в мальтийской Валетте.

А вот нервничать меня заставил стол, накрытый на двоих. Потому, что это плохо, это значит, что решение уже принято.

Стол мог бы быть сервирован на троих. Это было бы самым лучшим вариантом. Он означал бы, что в путешествии я буду общаться с мистером Пателем и его сыном, имени которого я все еще не знаю. Это был бы наилучший вариант, потому что молодой Патель сто процентов подтверждал бы мой рассказ о предыдущем вечере. Сидел у стойки, пил, ни с кем не общался. Контакта с молодым арабом не искал, более того, пресекал возможное знакомство. Вышел на воздух, хотел познакомиться с симпатичной женщиной. Потерпел сокрушительное поражение от Пателя номер два, ретировался зализывать, вернее запивать, раны за соседний столик. Разочаровался в жизни и решил покинуть заведение через ближайший выход. В коем и обнаружил молодого джентльмена практически в руках у злобной фурии. Почему решил, что женщина – плохая? Ну так, тут бы последовал смущенный взгляд на сына и доверительный на отца, она наверняка не по любви его увозила, наверняка ради денег, а это, как никак, травма для юношеской психики. И снова доверительный взгляд на отца, мол, нам ли не понимать…

Стол на три персоны был бы идеалом. Но идеал в жизни встречается, даже такому везучему человеку как я, очень редко. Поэтому я рассчитывал, что стол будет накрыт на четыре персоны. Это был самый вероятный вариант, исходя из того, что мне позвонили на номер, который я накануне дал Елене. При этом варианте мою моссадовскую знакомую должны были схватить, каким-то образом ограничить ее свободу и вообще, привезти на яхту. И в течении всего путешествия хозяин лодки должен был решать, кто же такая эта женщина, и почему у похитительницы его сына в телефоне записан номер Макса Романа.

Вариант со столом на двоих был самым худшим. Поднимаясь по трапу на яхту я не хотел его рассматривать и, как мог, гнал от себя. Этот вариант означал, что за прошедшую ночь Патель Сингх выслушал аргументы всех сторон, провел анализ первичных данных и сделал окончательные выводы. В том числе выводы о моей роли в событиях. Стол на двоих означал, что в плавание отправимся только я и он. А значит, никаких свидетельских показаний или апелляции к ним. Только я и он. Значит решение принято. А я не люблю работать с зафиксированными решениями. Они очень часто отличаются от тех, которые нужны мне. Проще подтолкнуть человека к нужному мне выводу, нежели менять уже сделанный. Ну что же, это всего лишь означает, что мне придется не только наслаждаться видами, кухней и алкоголем, но еще и пободаться за то, чтобы на побережье Крыма я смог спуститься на берег. На противоположной чаше весов было мое тело, выловленное рыбаками какой-либо причерноморской страны. Всего лишь очередные самые важные в моей жизни переговоры.

Тем временем хозяин приглашает меня к столу. Не к большому столу, с тарелками, крахмальными салфетками и искристым стеклом бокалов, а к низенькому кофейному столику, на котором стоит бутылка, напоминающая по форме фляжку. Даже без газетной этикетки я бы не смог не опознать детище Джим Бина, бурбон Knob Creek. Крохотное ведерко со льдом, белая тарелочка с дюжиной маслин, горкой каперсов и арахиса. Вероятно, для того, чтобы не замочить орехи, соления некоторое время держали на воздухе, они уже покрылись белесоватым налетом соли. На то, в чьих водах мы находимся, намекала вторая тарелка,