Александра Маринина - Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток Страница 28

Руслан внимательно читал уже третье заключение эксперта, на этот раз по следам крови, и внутренне холодел. Вот она, истина! Он до нее добрался. Он сделал то, что хотел. Никто не обратил на это внимания, да и зачем, если есть виновный, который все признает и даже сам рассказывает, как дело было. И все в эту картину укладывается. Так зачем копья ломать и лишние ниточки в узелки завязывать, если можно просто ножницами их отрезать?

На ноже обнаружены следы крови двух разных групп. Есть кровь четвертой группы, принадлежащая потерпевшему Михаилу Нильскому. И еще чья-то, совсем другой группы, второй. Картина происшедшего развернулась перед Русланом мгновенно и ярко, словно в темном кинозале вспыхнул широкоформатный экран. Это нож Бахтина. Он совершил убийство, а Мишка либо оказался случайным свидетелем, либо еще как-то об этом узнал. Бахтин коварно втерся к Мишке в доверие, напоил его и убил. Тогда все сходится. Или не напоил, а просто подкрался и ударил ножом, а дружки Бахтина уговорили судебного медика, запугали или подкупили, чтобы он сфальсифицировал заключение. И сам Бахтин, скорее всего, наврал насчет того, что был пьян. А может, и был, черт его знает. В любом случае убийство в пьяной драке — это одна статья и один срок, а убийство двух человек, при этом первое — неизвестно по каким мотивам, а второе — с целью сокрытия другого преступления, — это уже совсем иной разговор, иная статья, умышленное убийство с отягчающими обстоятельствами и принципиально иной срок, вплоть до высшей меры наказания.

Вот так, честный товарищ бизнесмен Бахтин. Вы попались. Теперь Руслану понятно, что там произошло, не до конца, конечно, но он хотя бы понимает, в каком направлении искать информацию. Где-то есть труп, за который никто не ответил. Где-то пропал человек, которого, может быть, до сих пор не нашли. Ну что ж, торопиться и в самом деле некуда, человек все равно умер девять лет назад, а правосудие и справедливость не могут запоздать, они так или иначе настигнут виновного. Ждите, товарищ Бахтин, будет и на нашей улице праздник, а на вашей — новая скамья подсудимых.

Ирина

Костюмчик был прелестным, с коротким, в талию, пиджаком и длинной расклешенной шифоновой юбкой-«солнце». И цвет — как раз то, что надо, нежно-сиреневый, то есть, с одной стороны, не темный (свадьба как-никак), а с другой стороны, не белый (смешно! С ее характером да во второй брак вступать — и в белом!). Но вот размер… На кронштейне этот костюмчик висит в единственном экземпляре, и, если верить бирке, размерчика он сорок восьмого. Маловат.

— Вам помочь? Вас интересует этот костюм?

Белобрысая продавщица ловко сдернула шедевр канадских портных с кронштейна и приподняла вешалку-«плечики», чтобы Ира могла обозреть наряд в полный рост.

— А побольше размера нет? — безнадежно спросила Ира.

— Это для вас? — поинтересовалась продавщица.

— Да. Мне нужен пятидесятый размер.

— Да бог с вами! Вам и этот-то будет велик. Примерьте.

— Не влезу, — категорически отказалась Ира.

— Примерьте, — повторила продавщица настойчиво. — Я же вижу, что влезете.

Ира покорно поплелась в примерочную. К ее удивлению, пиджак сидел превосходно, в груди не тянул и не собирался в складки-морщины, а юбка была даже чуть-чуть великовата в талии.

«Я же похудела! — с облегчением вспомнила она. — Никак не могу привыкнуть к тому, что я уже не такая корова, какой была раньше».

Она повертелась перед зеркалом, разглядывая себя в свадебном наряде, и, вполне удовлетворенная результатом, переоделась.

— Беру! — радостно сообщила она продавщице и направилась к кассе. Расплатившись и подхватив пакет с аккуратно сложенным костюмом, Ира помчалась по магазинам в поисках подходящих туфель. Тоже проблема, надо заметить, не из легких, ножка у нее немаленькая, сорокового размера, при ее росте в метр восемьдесят, конечно, это нормально, но почему-то основная масса изготовителей обуви так не считает. Изящную нарядную обувь делают в основном для тех, кто пониже ростом и имеет ножку поменьше, как будто рослым женщинам не нужно элегантно выглядеть! Больше всего Иру бесило, что красивые туфли большого размера почти всегда были в продаже, но при этом имели невероятной высоты и тонкости каблук. И о чем только эти обувщики думают? Ведь ребенку понятно, что если у женщины такая нога, то у нее и рост высокий, и вес соответствующий, зачем ей такой высоченный каблук? В баскетбол на нем играть? А та обувь на умеренном или низком каблуке, в которую Ира могла влезть, обычно имела совершенно непристойный вид и была катастрофически неудобной, как будто ее специально делали для того, чтобы изуродовать рослую крупную женщину и создать ей невыносимые муки при ходьбе, дабы жизнь медом не казалась. Нынешняя же задача осложнялась еще и выбором цвета, к купленному костюму подойдут только сиреневые или белые туфельки.

Она пробегала по магазинам до самого вечера, но так ничего и не нашла. Правда, дважды она видела более или менее пристойную модель нужного размера, но в первый раз туфли оказались ярко-красными, во второй — ядовито-зелеными. Когда Ира около девяти вечера приехала к Игорю, на лице ее были написаны отчаяние и усталость.

— Костюм купила, а с обувью полный облом, — расстроенным голосом сообщила она будущей свекрови. — Весь город объездила, ничего нет на мою ногу. Вот не повезло мне с размером!

Елизавета Петровна попросила примерить костюм, долго разглядывала Ирину, потом одобрительно кивнула:

— У тебя хороший вкус. Я, признаться, побаивалась, что ты купишь что-нибудь плебейское. А с обувью я постараюсь тебе помочь. Моя знакомая на днях улетает в Мюнхен к дочери, я попрошу ее подобрать для тебя туфли.

— В Мюнхен? — удивилась Ира. — Думаете, там что-то можно найти?

— Если где и можно найти, так только в Баварии, — с видом знатока объявила мать Игоря. — Там делают превосходную обувь на большую ногу. Если хочешь знать, там в любом магазине есть чудесные модные женские туфли вплоть до сорок третьего размера.

До сорок третьего! Вот это да! Ира ушам своим не поверила.

— А ваша знакомая успеет вернуться до свадьбы? — забеспокоилась она.

— Успеет, успеет. До одиннадцатого декабря еще уйма времени.

— А сколько это будет стоить? Я куплю доллары и вам принесу, завтра же.

Елизавета Петровна засмеялась и поцеловала Иру в щеку.

— Не беспокойся о деньгах. Я сама с ней рассчитаюсь. Это будет мой подарок. Только точно укажи размер.

Ира попросила у Елизаветы Петровны сантиметр, тщательно вымерила длину своих туфель от пятки до носка и записала результат на вырванный из записной книжки листок. Там же и цвет указала — сиреневый или белый. И желательную высоту каблука пометила. Все-таки опасно приобретать обувь без примерки, за глаза, но что поделать, выхода другого нет.

Она еще около получаса поболтала с родителями Игоря и засобиралась домой.

— Не будешь ждать Игоря? — удивился Виктор Федорович. — Я думал, ты захочешь ему наряд показать.

— Поздно уже, Виктор Федорович, возвращаться страшно. Да и вставать завтра рано.

— Почему ты не переезжаешь к нам? — спросила Елизавета Петровна. — Ведь у вас с Игорем все решено, свадьба в данном случае просто формальность. Тебе и в институт отсюда удобнее добираться, без пересадок, и возвращаться домой по ночному городу не придется.

— Это неудобно, — улыбнулась Ира. — Вот поженимся — тогда перееду. Вы еще успеете от меня устать.

Была бы ее воля, она переехала бы еще год назад, когда в первый раз пришла в этот дом. И каждый вечер вела бы тихие неспешные разговоры с родителями Игоря. И мылась бы в этой роскошной просторной ванной комнате, оборудованной итальянской сантехникой, а не в полутемной каморке с обшарпанной и покрытой ржавыми пятнами ванной. И спала бы на мягком широком диване, а не на давно рассохшейся узкой кушетке. И по утрам вставала бы на полчаса позже, потому что отсюда дорога в институт действительно короче. Но так могла бы поступить та Ира, другая, настоящая. А Ирина, образ которой тщательно лепился и подделывался под вкусы и нравы всех членов семьи Мащенко, так никогда не сделала бы. Она должна быть интеллигентной, спокойной, ненавязчивой и независимой и, уж конечно, ни в коем случае не должна демонстрировать особой заинтересованности в том, чтобы войти в эту семью, втереться в нее. И потом, Ира уставала. Очень уставала. Играть роль — это труд, который не каждому под силу. Ей требовалось значительное усилие, чтобы войти в образ на пороге квартиры Мащенко и потом, на протяжении всего пребывания у них, следить за собой, за своей речью, за тем, что и как она говорит, как сидит, как смотрит, как двигается, что и как ест. Кроме того, Ира начала систематически читать газеты, слушать новости и периодически требовала, чтобы Вадим или Наташа устраивали ей что-то вроде политинформации, ведь она должна быть достаточно подкована, чтобы поддерживать разговор с заместителем главного редактора журнала «Депутат». Даже сейчас, после целого года знакомства и фактически накануне свадьбы, Ира старалась бывать здесь не каждый день. Каждый вечер притворяться — это слишком утомительно. Иногда ее посещало опасение, что после переезда к Игорю, когда притворство будет требоваться постоянно, жизнь станет совсем невыносимой. Она или попадет в психушку, или постепенно устанет притворяться, превратится в прежнюю Ирку, и всем станет ясно, что они приняли в своем доме лживую малообразованную плебейку с дурными манерами, низким вкусом и неизвестно какими намерениями. И с позором выгонят ее. То есть не в прямом смысле, конечно, не буквально, а начнут капать Игорю на мозги, чтобы он с ней развелся. Он и разведется. Он вообще ничего поперек папиного и маминого слова не делает, это Ира уже поняла. Из рассказов о прежней жизни Игоря следовало, что он иногда бывает способным на неожиданные поступки, но, убедившись в том, что эти поступки не встречают одобрения, надолго «уходит в тину», затихает и делает все по родительской указке или подсказке. Потом снова разовый всплеск — и снова полная покорность. Правда, нельзя сказать, чтобы рассказы о жизни ее будущего мужа были подробными и исходили от самого Игоря. Он предпочитал эту тему не затрагивать, а то, о чем говорили его родители, было довольно скудным и вертелось в основном вокруг того, каким Игорек был в школьные годы. Ира в общем-то понимала, что ничего другого они рассказывать и не могли, ведь после школы Игорь уехал учиться в Томский университет, и об этих пяти годах его жизни они могли иметь самое приблизительное представление, да и то не факт, что верное, а вернулся он оттуда уже с молодой женой. Виктор Федорович и Елизавета Петровна — люди старой закалки и застойно-партийного мышления, для них совершенно невозможно говорить в присутствии Иры о жизни своего сына с первой женой. Как будто ее это может обидеть или она начнет, господи прости, ревновать и думать, что об этой женщине, Вере, здесь вспоминают с теплотой и сожалением. Сама-то Ира, начитавшись переводных романов и насмотревшись зарубежных фильмов, имела теперь представление о том, как строится семейная жизнь в Европе и Америке, относилась к факту прежней женитьбы Игоря совсем иначе и вовсе не возражала бы познакомиться с Верой, а может быть, и подружиться. Во всех цивилизованных странах бывшие супруги нормально общаются и друг с другом, и с их новыми мужьями и женами, а у нас прямо в непримиримых врагов превращаются! Делают целую трагедию на пустом месте. А Вера, кроме всего прочего, могла бы оказаться и полезной, например, рассказать что-нибудь интересное про Виктора Федоровича, про его знакомых и круг его интересов или про Игоря, чтобы Ира могла лучше его узнать и не допускать ошибок в своем поведении.