Евгений Сухов - Бросок на выстрел Страница 28

– Помалкивай покуда, Иван Николаевич, – одернул его капитан. – И до тебя еще очередь дойдет.

– Какая еще очередь? – возмущенно спросил Семенов.

– Такая, – буркнул полицейский и перевел взор на меня: – Я вам задал вопрос, помните?

– Помню, – кивнул я и, в свою очередь, спросил: – Вас устроит, если я скажу, что это место рядом с дуплистой сосной подсказала мне интуиция?

– Такой ответ меня не устроит, – пытливо посмотрел на меня полицейский.

– Вот видите? – выдержал я его взгляд. – А больше мне нечего сказать…

– Ну, может, в отделении вам будет что сказать? – как бы между прочим заметил полицейский.

– И в отделении я скажу то же самое: труп был найден совершенно случайно. Наверное, все-таки сработала интуиция. Что такое интуиция? Это непосредственное постижение истины без логического анализа, основанное на воображении, чутье, проницательности. Вот это самое у меня и произошло. Дело в том, что я веду журналистское расследование одного убийства. Там, у нас, в Москве. И оно непосредственно связано с тем, что случилось в вашем охотхозяйстве, вот здесь, – указал я на захоронение.

– Вот как? – Капитан посмотрел на меня уже несколько иначе. – А что за убийство вы расследуете?

– Понимаете, сюда на охоту приезжали трое… нет, четверо мужчин, – решил я раскрыть свои карты. – Трое руководителей одной большой московской компании и их водитель. Охотились трое. Они случайно убили еще одного охотника, сидящего в засаде, приняв его за кабана, и, вместо того чтобы сообщить об этом, решили этот факт скрыть. И закопали его вот здесь, – кивнул я на могилу. – А потом узнали, что их водитель все же хочет сообщить о случившемся в полицию. Совесть его заела или еще что… Эти трое убили и его, поскольку водитель стал для них опасен. И еще одну девушку убили, которую отправили в другой город. До нахождения трупа этого охотника я не был уверен в том, о чем только что вам сказал. Теперь у меня есть и мотив убийства, и сам факт сокрытия одного преступления, которое повлекло совершение этими лицами еще двух самых тяжких преступлений, – завершил я свое признание и добавил: – Вот почему у меня и сработала интуиция на это место, ведь я был настроен его найти…

– Да, так бывает, – согласился со мной полицейский. – А вы что, раньше о своем расследовании не могли мне сообщить? У вас что, тоже имеется тайна следствия?

– Я не предполагал, что это важно для вас, – примирительно произнес я. – Ведь два последующих после первого убийства произошли не на вашей земле.

– Но первое-то произошло на моей земле, – заметил капитан, кивнув на могилу охотника Вострикова.

– Да, на вашей, – охотно признал я, поскольку париться в полицейском отделении нас со Степой отнюдь не прельщало.

Протокол допроса составили там же, возле могилы Вострикова. Капитан поговорил с кем-то по рации, пришли еще люди, стали фотографировать могилу, осматривать труп, после чего его унесли на носилках.

А мы пошли с Иваном Николаевичем назад. Пришли домой, пообедали и велели Степанычу закладывать, то есть везти нас обратно в Москву…

С егерем Семеновым попрощались тепло.

– Приезжайте, – сказал нам на прощанье Иван Николаевич.

– Уж лучше вы к нам, – неожиданно подал реплику Степа.

– А‑а, понял, – улыбнулся Семенов. – Ну, может, в следующий раз обстоятельства будут иными.

Мы пожали егерю руку и сели в машину.

– Что будем делать дальше? – спросил Степа.

– Да рождается у меня кое-какая мысль, – ответил я, – но я ее еще не совсем додумал.

– А‑а, – протянул Степа и стал смотреть в окно.

А я стал додумывать мысль.

Глава 13

Посиделки в «Мечте», или Мое предложение майору Коробову

Кафе «Мечта» больше походило на приличный ресторан. В его уютном помещении, за столиками близ окон, находилось место наших с Коробовым посиделок. Здесь мы встречались, когда хотелось откушать домашней еды, которой не существовало в наших холодильниках, испить водочки, которую можно купить далеко не во всяком магазине, поделиться друг с другом полезной информацией. Или добыть ее у другого. Чаще всего, конечно, я испытываю нужду в Володьке. Ведь у него, как у старшего следователя Главного следственного управления по городу Москве, возможностей несравненно больше. И я получаю от него то, что меня особенно интересует (естественно, в пределах дозволенного).

Случается, и Володька иногда испытывает нужду во мне. Вернее, в том, что я раскопал по тому или иному делу. Это когда наши расследования: мое, как репортера московской телекомпании «Авокадо», и его, как майора юстиции Следственного комитета Владимира Ивановича Коробова, идут параллельно. То есть когда мы занимаемся одним и тем же делом. Вот в этих случаях мы и назначаем встречу в этом кафе. Чтобы пообщаться по делу и расставить все точки над i, ну и просто поболтать…

Сегодня Володька сам вызвал меня в кафе, что случается крайне редко. Выглядел он задумчивым и мрачноватым, хотя обычно бывает просто усталым или откровенно злым. Увы, то, чем он занимается, сталкиваясь почти ежедневно с человеческой низостью, мерзостью и грязью, к бодрости и веселью не располагает…

Мы заказали ужин, а когда принесли сок и водку, для разогрева хлопнули по рюмахе, не закусывая и не запивая.

Потрескивали дрова в камине; из невидимых динамиков негромко доносилась музыка. Это был умопомрачительный блюз. Офигенные ребята Би Би Кинг и Эрик Клэптон, одни из самых что ни на есть крутых блюзменов, бацали свою нескончаемую вещь «Три часа блюза»…

Well now it’s three o’clock in the morningAnd I can’t even close my eyesThree o’clock in the morning babyAnd I can’t even close my eyesCan’t find my babyAnd I can’t be satisfied…[12]

– Ты знаешь, я перестаю верить, – негромко произнес Володька.

– Во что? – спросил я.

– А во все, – просто объявил он. – Какой-то сплошной бесполезняк.

– Я так не думаю.

– Не думаешь? – Коробов даже с каким-то удивлением взглянул на меня.

– Абсоютно. И то, что делаю, я не считаю бесполезным.

– Значит, ты счастливчик…

Володька налил себе в рюмку и, не дожидаясь меня, лихо хопнул, ничуть не поморщившись. Водка, конечно, была хорошая, но крепкая. Очевидно, он просто не чувствовал сейчас ни ее градуса, ни горечи…

I’ve looked around meAnd my baby she can’t be foundI’ve looked all around me, peopleAnd my baby she can’t be foundYou know if I don’t find my babyI’m going down to the Golden GroundThat’s where the men hang out…[13]

– Ты знаешь, я вот взял за правило отвечать только за себя, – немного помолчав, сказал я. – Я должен хорошо делать свою работу, чтобы мне не было стыдно за результат и чтобы было за что себя уважать. И то, что я делаю – а случается, что и я вывожу на чистую воду всяких гадов, – отнюдь не считаю бесполезным. Это нужно и мне, и людям…

– Значит, делай свое дело и познай себя? – спросил Володька.

– Получается, что так, – согласился я. – Вот смотри, ты доказываешь виновность какого-нибудь убивца. Его сажают, мир становится чище. Кроме того, пока он сидит, он никого не убьет. Ну, если там из сокамерников своих порешит кого… Так ему за это добавят срок, и будет он сидеть до скончания своего века. Это разве не результат?

Володька помолчал немного, а потом ответил:

– Только вот убивцев, как ты говоришь… и прочей дряни меньше что-то не становится, а совсем даже наоборот.

– Это не твоя вина. Возможно, общество у нас такое… Люди за последнее время стали злые. Но переделывать человека – это не твоя прерогатива, как следователя Следственного комитета. У тебя другие задачи. Твоя работа – сажать всяких гадов, и желательно побольше, – уже вовсю разошелся я. – Вот ты и сажай их как можно больше, а самокопанием занимайся как можно меньше. Ты себя уже нашел, выбрал свое дело, очень мужское, кстати, причем выбрал сам, а значит, обдуманно. Вот и делай его хорошо, а если возможно, так еще лучше. А вопросы, на которые ответов не существует, – ими лучше не задаваться, вот где настоящий бесполезняк. Такие вопросы ведь и ко мне приходят, только я гоню их от себя. Вот и все! Нужно просто жить и работать. Другого пути не существует.

А голос, с хрипотцой и надрывом, продолжал:

Goodbye, everybodyI believe this is the endOh goodbye everybodyI believe this is the endI want you to tell my babyTell her please please forgive meForgive me for my sins[14].

– Возможно, что ты и прав, – произнес Коробов. – Надо жить в ладу со своей душой и совестью, тогда и будешь чувствовать себя счастливым… Чего это я заметался, как неврастеничный закомплексованный юноша, без всякого повода? Забыли обо всем, о’кей?

– Уес, – удовлетворенно ответил я. – Забыли.

Когда принесли горячее, мы вовсю болтали о всяком разном, и Коробов уже не казался угрюмым, мрачным и пессимистичным. Действительно, дружеское слово, хорошая еда и три стопки водки буквально преображают человека. Ибо, несмотря на разные претензии к жизни, нормальному человеку от нее не так уж и много нужно. А Би Би Кинг уже с другим уважаемым мной блюзменом Джо Кокером играли блюз «Опасное настроение», и Кокер пел своим хриплым низким баритоном: