Анна Литвиновы - Наш маленький Грааль Страница 28

Но все-таки, когда ты в декрете и постоянно поешь ребенку глупейшие детские песенки, слегка тупеешь и сама. И начинаешь почти искренне верить в сказки и волшебные палочки.

«В конце концов, что я теряю? Ну, потрачу три часа времени. Выпью чашечку кофе в родной квартире, поваляюсь на своей бывшей кровати. И Никитку развлеку, а то он в своем манеже совсем зачах, даже обои уже не обдирает – видно, надоело…»

– Мы идем гу-лять, – сообщила она сыну.

Распихала по карманам дубленки соски, бутылочку с водой и, какие поместились, игрушки. Утеплила Никитку. Помазала ему под носом оксолиновой мазью – вряд ли, конечно, это поможет, но все-таки… Посадила малыша в сумку-кенгуру. И отправилась в путешествие.

Пока шла к метро, думала: как изменилась ее жизнь! Ведь раньше, до замужества и декрета, она постоянно куда-то ездила. В дома отдыха, на дачи к друзьям, на море, на экскурсии. И еще переживала, что никак не удается на заграничную поездку накопить. А что сейчас? Выйти в ближайшую аптеку – событие. Сходить в продуктовый магазин – развлечение. А выбраться в родительскую квартиру – и вовсе праздник. Тем более что Никитка в своей кенгуриной сумке ведет себя идеально: не вопит, ногами не дрыгает, только головой из стороны в сторону вертит, и в глазах столько любопытства! Какая-то проходящая мимо бабка остановилась, начала с ним сюсюкать – какой, мол, замечательный мальчик! – а Никитка ее за нос схватил, пришлось отцеплять и долго извиняться. Прав, видно, Мишка: плохо она сына воспитывает. Можно только догадываться, какой разгром он в родительской квартире устроит! А никого, кто мог бы помочь, ни родителей, ни Маши с Максом, дома нет, Ася специально такое время выбрала, когда никого не будет, а то стыдно при народе в хороводе волшебной палочке желания загадывать…

Но Никитка, на удивление, громить родительскую квартиру не стал – удалось откупиться папиным глобусом и маминым набором фломастеров. Пока сын, высунув кончик языка, упоенно украшал территорию Китая красными зигзагами, Ася заварила себе кофе и вытащила из серванта дедову чашу.

Ничего, если присмотреться, в ней волшебного нет – обычная железка, довольно пыльная, но с чьими-то отпечатками пальцев, Макса, наверно. Только умирающая от монотонности жизни молодая мама и может на полном серьезе верить, что подобная вещица способна исполнять желания. Тем более столь невыполнимые.

Но раз уж она приехала…

– Милая чаша, – серьезно сказала Ася. – Сделай, пожалуйста, так, чтобы Никитка перестал постоянно плакать ночами. Я понимаю, конечно, что все маленькие дети капризные, но у меня просто сил больше нет. Ведь ему уже девять месяцев, а я еще ни разу дольше двух часов подряд не спала. За что такое наказание?! Меня уже ничто не радует: ни муж, ни солнце за окном, ничего…

Она с удивлением почувствовала, как в ее голосе зазвенели слезы. Никитка, чуткий мальчик, тут же бросил глобус и, громко стуча ладонями и коленками по паркету, стремглав пополз к маме. Ткнулся, как щеночек, носом в ногу, заскулил…

Ася подхватила сына на руки, прижала к себе, поцеловала в макушку. От Никитки пахло молоком и морозцем, и такой он был трогательный, перемазанный фломастерами, лупоглазенький…

– Наказание ты мое! – расхохоталась Ася, прижимая к себе сына еще крепче.

Равнодушно, одной рукой, подняла с пола дедов подарок и засунула его в сервант. Хватит, развлеклась. Невозможно же думать всерьез, что чаша ей поможет.

 Маша

 На собеседование я приехала одной из последних, к пяти вечера. Перед дверью, ведущей в американскую мечту , все оказалось точно как в моем сне. Прохаживались запуганные, пропахшие табаком от бесконечных перекуров соискатели. И даже девица с англо-русским словарем имелась, перелистывала страницы, лихорадочно бормотала себе под нос: «Консолидация, консолидация… как это будет?…»

– Consolidation, – ехидно подсказала я.

И грешным делом подумала: «Эх, если б все мои конкуренты оказались такими простушками!»

Весь день накануне и половину дня сегодняшнего я старательно создавала себе имидж преуспевающей дамы и отрабатывала уверенный вид. Позвонила парочке однокурсниц из числа новоявленных бизнес-леди и арендовала у них дорогую, с золотым пером, ручку и даже еженедельник с изысканной монограммой – только странички в него свои вставила. Накрахмалила блузку, нагладила костюм, отполировала туфли – не в сапожищах же, они у меня из серии «Прощай, молодость!» – на собеседование являться!

Посетила дорогущий салон и с дрожью в сердце выложила изрядную сумму на прическу и маникюр (от педикюра, который мне навязывала администраторша, решительно отказалась: его американцы не увидят). Ну, а уверенный вид особо и тренировать не пришлось: я все-таки преподаватель. Умею, если нужно, прикинуться настоящей стервой.

И теперь с удовольствием ловила на себе завистливые взгляды. Что приятно, ими меня одаривали не только прочие соискатели, но и секретарша, из американок, которая то и дело выскакивала из аудитории и, ужасно коверкая фамилии, вызывала на ковер очередную жертву.

…Моя очередь подошла только к шести. Самоуверенности к этому времени у меня слегка поубавилось, потому как несколько девчонок после собеседования вышли в слезах, да и панические настроения коллег по очереди достигли своего пика.

Но когда я услышала свою фамилию, спину не ссутулила. И в аудиторию вплыла королевой: походка от бедра, кожаный портфель нежно ласкает юбку из чистой шерсти, десятисантиметровые каблуки лихо цокают по паркету…

С удовольствием увидела: во главе комиссии восседает не противная тетка, как в прошлом году, а вполне элегантный – совсем не по-американски! – мужчина. Лет сорок пять, ухоженная бородка, и даже, кажется, ногти покрыты бесцветным лаком. Мы бы шикарно, абсолютно в одном стиле, смотрелись рядом. Известный профессор и талантливая ассистентка. Ура, со своим имиджем я, кажется, угадала!

И вопрос мужчина – он представился Николасом Бейли – тоже задал абсолютно человеческий, совсем не чета тем помоям, что выливала на меня прошлогодняя комиссия:

– Скажите, Masha, каковы ваши научные интересы?

Сказка. Когда вчера я тренировалась перед зеркалом «в уверенном виде» – именно на этот вопрос и отвечала. Следила за мимикой, подбирала наиболее емкие и выигрышные фразы…

Сегодня оставалось только повторить.

Я рассказала про свою диссертацию, про спецсеминары, что веду на нашей кафедре, прорисовала пунктиром, чем собираюсь заниматься в Америке…

Мой вдохновенный, минут на десять, монолог американцев явно впечатлил. Профессор – или кто он там – Бейли ласково кивал головой, прочие члены комиссии тоже слушали с интересом. Только секретарша, особа моих лет, облаченная в бесформенные джинсы и вся в мелких прыщиках, поглядывала сердито. До чего же приятно, когда тебе жители преуспевающих стран завидуют!

– Что ж, исчерпывающе, – похвалил господин Бейли, когда я наконец выдохлась. – Ваши научные изыскания, безусловно, будут очень интересны самому широкому кругу людей.

Его подчиненные верноподданнически закивали головами, а профессор задал новый вопрос:

– Напомните, с какими результатами вы сдали экзамены…

– GRE – 710, [11]TOEFL – 270, [12]– отбарабанила я. И тонко улыбнулась: – Не максимальный, конечно, балл, но…

– В прошлом году ваши результаты были гораздо хуже, – вдруг подквакнула вредная секретарша.

И попала точно в молоко. Потому что профессор Бейли широко улыбнулся и похвалил:

– Большой прогресс, Маша. Проделали за этот год огромную работу. Вы молодец.

Я еле удержалась, чтоб не показать секретутке язык, и смущенно пролепетала, обращаясь к профессору:

– Спасибо.

– У меня все, – просиял ответной улыбкой он. И приказал подчиненным: – Спрашивайте вы.

В нашем институте на кафедре, если заведующий доволен, то и подчиненные молчат. Но американцы – не из таковских. Тут же зашевелились, зашуршали бумагами… И вопросы посыпались градом, особенно тетки старались:

– Вы живете в Москве?

– Да.

– С кем?

– С родителями и братом.

– Вы снимаете квартиру или это собственное жилье вашей семьи?

– Собственное.

– Сколько вам лет, Маша?

– Двадцать восемь.

– Скажите, вы собираетесь замуж?

– Собираюсь. Только не сейчас.

– А когда же?

– Лет в тридцать пять. Этот возраст мне кажется самым оптимальным.

– В таком случае вы вряд ли успеете родить детей. Вы их не хотите?

– Хочу. Но современная медицина позволяет рожать как минимум лет до пятидесяти.

– В Америке – да. Но не в России.

Ага. Пошли подколки.

Защищать Россию нельзя – я уже в прошлом году на этом погорела. А скажешь, что в Америке буду рожать, еще хуже. Подумают, что я к ним собираюсь не на учебу, а эмигрировать, они этого как огня боятся. Придется выкручиваться…