Елена Арсеньева - Письмо королевы Страница 28

Ну, на дачи и теперь переселяются, пусть и менее помпезно, и без кухарок (хотя не факт, между прочим!), а вот насчет того, чтобы рамы выставлять…

Вспомнилось вдруг из Аполлона Майкова:

Весна! выставляется первая рама —И в комнату шум ворвался,И благовест ближнего храма,И говор народа, и стук колеса.

Опять про то же! Про целый ушедший мир!

А вот это?!

«Древние римляне не зря обожествляли Януса. У Януса было два лица, не потому, что он был двуличным, как часто говорят, нет, он был мудрым: одно его лицо было обращено к прошлому, другое – к будущему».

Ну и ну! Вот тебе и двуликий Янус! Оказывается, он вполне мог быть богом историков, которые постоянно смотрят в прошлое – и оглядываются на настоящее, а впрочем, нет, лучше бы Янусу быть трехликим, ведь история смотрит и в будущее, поскольку прошлое и настоящее его формируют, и это не обязательно должны быть вселенские категории, а просто день, который, к примеру, изменит судьбу если не всего человечества, то небольшой группы людей, а то и одного.

От чрезмерно умных мыслей нашу героиню всегда клонило в сон, вот и сейчас дремота склеила ресницы. Ей снился бог Янус, причем одно лицо у него было Алёниного соседа по самолету, а другое – соседки, а тело одно, но какое-то бесполое, как у андрогина.

Разбудила ее стюардесса. Алёна сунула коммуникатор в карманчик стоявшего впереди кресла. Опустила столик и, облизываясь, поставила на него поднос с едой, стаканчик апельсинового сока и малехонькую бутылочку белого вина – из какого-то неведомого французского шато.

Девушка у окошка тоже проснулась и начала будить своего спутника, а он все спал. Алёна покосилась на его хищный профиль, и, черт знает почему, он представился ей в постели… Нет, не с нею, почему-то никакого соответственного волнения у нее ни в каких местах не возникло, – а просто в постели, в горизонтали, как любила говорить наша героиня, которая четко разграничивала удовольствие, получаемое в вертикальной позиции – например, в танго, – от сексуального. Представила, как этот поджарый (исключительно подходящее к нему слово!) молодой человек долго и неутомимо трахает свою даму, а потом, точно уловив момент, когда количество фрикций должно перейти в качество, кончает, и от этого кончает и дама – от самого зрелища его запрокинутого лица, напряженного горла, натянувшихся мышц на руках и ощущения мощной горячей струи, бьющей в дно ее лона.

Алёна с досадой качнула головой, заметив, что уже съела салат с креветками, а вкуса даже не почувствовала, думая невесть почему о сидящем рядом молодом человеке, вернее, о том, что таится в его штанах. Да не очень-то и таится, вон как взбугрились ладони, сонно сложенные внизу живота!

Конечно, это все двухнедельное воздержание виновато. Вот приедет домой – и отведет душу. С кем сначала, с Дракончегом или с Алексеем? А кого она больше хочет?

Почему-то в памяти вдруг мелькнул образ Диего с его жестоким взглядом, но Алёна, досадливо поморщившись, изгнала его. Между прочим, далеко не факт, что Диего нравятся взрослые красавицы-нимфоманки, скорее, нет… а впрочем, он ведь преследовал «эту русскую» с настойчивостью, в которой было что-то от неудовлетворенности…

Внезапно вспомнилось из любимой «Ребекки», как эта противная тетка, миссис ван Хоппер, сказала про кого-то: «Мужчины иногда так странно себя ведут. Я помню одного весьма известного писателя, у него была привычка удирать черным ходом, как только он замечал, что я поднимаюсь по парадной лестнице. Думаю, он был неравнодушен ко мне и не мог за себя поручиться».

Да, все при желании можно истолковать в свою пользу, и даже преследование Диего! Так выпьем же за то, что он своего не добился! И Жоэль не добился! Выпьем же за свободу, товарищи!

Алёна вылила вино в стаканчик и залпом осушила его. И опьянение словно ударило внезапной сонливостью! Она не стала доедать, не стала ждать чаю, выпила только сок – и уснула, как сурок.

И снова являлся ей двуликий Янус, и граф Альберт танцевал с виллисой-Жизелью, и звучала музыка из второго акта, такая прекрасная, что Алёна проснулась, когда самолет уже приземлился и все вокруг начали собирать вещи, с острым желанием как можно скорей оказаться в Нижнем Горьком и как можно скорей очутиться в Оперном. Это желание и голова, затуманенная смесью «Бейлиса» и эр-франсовского «Шато», заставили ее торопливо надеть сапоги, схватить куртку, сумку и ринуться к выходу, едва открыли двери. Сапоги почему-то немилосердно жали, ноги, что ли, от вина отекли?! Не сразу Алёна сообразила, что натянула сапоги на очень толстые носки, надо было срочно переобуться, но она просто не могла остановиться. Из-за этой клинической спешки она оказалась первой перед только что открывшимся окошечком пограничного контроля, и чемодан ее первым выплыл на ленту транспортера, и Алёна, чуть прихрамывая и морщась – сапоги жали-таки! – неровной рысью помчалась в новый корпус Шереметьева, откуда уходила электричка на Белорусский вокзал.

Ура-ура, да здравствует прогресс, не надо больше задыхаться в автолайне, унижаться в тесноте и грязище или тратить безумные деньги на такси! Все чисто, красиво, прелестный зал ожидания, кресла кругом такие удобные…

Алёна плюхнулась в одно из них, переобулась, сняв носки, потом пошла за билетом на поезд, который отходил через десять минут, и тут увидела киоск с прессой.

– Скажите пожалуйста, у вас есть такая газета – «Голос Москвы»?

– Она теперь называется «Московский вестник», – сказала хорошенькая девушка в сногсшибательной аэропортовской форме. – Они изменили название после очень неудачного пилотного номера. Кстати, второй, с новым названием и менее агрессивный, разошелся куда лучше. А первый практически весь заторчал, как говорится.

– Ой, мне как раз нужен первый! – обрадовалась Алёна. – Если он заторчал, наверное, у вас найдется экземплярчик?

– Что вы! – удивилась девушка. – Непроданные газеты практически сразу забирают, а то нас завалит макулатурой.

– Что такое не везет и как с ним бороться, – вздохнула Алёна и пошла было к выходу на перрон, но тут девушка воскликнула:

– Ой, знаете, у меня тут одна газетка случайно завалялась, только, извините, в ней весь кроссворд исчеркан. Я вам ее подарю, не надо денег!

Алёна улыбнулась, поблагодарила и поспешила к поезду. Она устроилась в вагоне, начала было разворачивать «Голос Москвы», но поняла, что желание ковыряться в пресловутой ране ее оставило. Сложила газетку, спрятала в боковой карман чемодана, откинулась на спинку и снова придремнула. Во сне явился какой-то странный человек в шляпе фасона «котелок» и в сером плаще. Он отчаянно бранил Алёну за то, что она не знает его, Великого Учителя и Мессию.

«Да кто вы такой? – изумилась во сне Алёна. – Почему я должна вас знать?» «Я Хулио Хуренито!» – гордо заявил он. «Ну, тогда мы знакомы, – усмехнулась Алёна. – Илья Эренбург написал про вас роман, но это жуткая скукотища, такая же, как «Падение Парижа», а вот «Люди, годы, жизнь» – это шедевр».

Хулио Хуренито сардонически захохотал и ушел из сна, а вошел в него мужской голос, любезно сообщивший, что поезд прибывает на Белорусский вокзал.

Москва была, как всегда, неприветлива и угрюма, серое, мутное небо сулило оттепель, но пока еще студеные вихри подловато вывертывались из-за углов, и Алёна с облегчением вскочила в душную преисподнюю, которая называется «московское метро». Ей нужно было на Курский вокзал. Через двадцать минут она уже была там и стояла в небольшой очереди в кассу. Поменяла свой сидячий дешевый билет на дорогой купейный и, ужасаясь тому, что может сделать с хорошим человеком смесь «Бейлиса» и французского белого вина, забралась на верхнюю полку, которая ей досталась, и накрепко уснула, почти физически ощущая напряжение, которое испытали при этом два молодых ражих мужика, ее соседи по купе. Ни один из них даже не подумал предложить ей устроиться на нижней полке, то есть она, конечно, и сама не согласилась бы, потому что хотелось выспаться, и все же…

К счастью, Хулио Хуренито, видимо, крепко на нее обиделся и более в сон не возвращался. Снилось что-то белесо-призрачное, может, образы виллис, а может, просто снег, который на всем протяжении от Москвы до Нижнего беспрестанно реял за окном.

Алёна наконец проснулась. В купе было темно – попутчики крепко спали. Она потянулась и решила почитать, надеясь, что зарядки в капэкашнике хватит еще часа на два. Но сначала – в туалет.

Едва Алёна вышла из места общего пользования, как на нее налетела высокая светловолосая девушка. Налетела – и отпрянула, глядя изумленно.

Лицо ее показалось Алёне знакомым, но кто это – не вспомнить.

– Ой, – воскликнула девушка радостно, – это вы!

Наша героиня сделала самую скромную физиономию. Сейчас девушка скажет: «Это вы – Алёна Дмитриева? Я обожаю ваши детективы!»

– Неужели это вы?! – продолжала девушка. – Какая удача! Нет, ну правда! А мы-то думали, где же будем вас в Нижнем искать? Там у вас в данных указано, что место жительства – Нижний Новгород, улица Ижорская, а ни номера дома, ни квартиры, ни фамилии своей вы не написали.