Александр Горохов - Приговоренный к власти Страница 28

Лешка понял, что это был зачаток взрослой мужской зависти. Мощной, беспощадной зависти, которую разбудил в нем сегодня окончательно и уже на всю жизнь такой же завистник в душе — генерал Топорков.

Если не карабкаться наверх, то и жить не стоит, пришел он к спокойному и убежденному выводу. Пусть сорвешься, пусть ничего не получится, но другого пути для настоящей жизни нет. Можно назвать это «дорогой карьеры», или, на воинский лад, «продвижением по службе» — один черт, только не барахтаться в сетях чужой воли, сетях чужих указаний и чужих интересов. Вот ведь что хотел сказать сегодня пьяный генерал, да не договорил.

Придется вступать в ряды партии коммунистов. Ну и что?! В ней и так восемнадцать миллионов! Кто-то подобный шаг не зауважает (Журавлев в первую очередь), кто-то даже будет презирать но у вас, ребята, свое понятие, у меня свое. Надо будет жениться на Алене? Женимся. Мне плевать, что скажете, будто у нее нога хромая — она мне нравится, и точка. Офицерское училище? До этого о военной судьбе Лешка не думал, но теперь, если судить по жизни в этом городке, под соснами, то вполне сойдет и военная карьера. Топорков достаточно молод, чтобы еще добрых лет пятнадцать держать Лешкину судьбу под своим контролем. И они — Лешка с Дмитрием Дмитриевичем — нравятся друг другу.

И вот ведь еще перст судьбы! Отчество у Лешки такое, будто он генеральский сын — Алексей Дмитриевич Ковригин! Мистика не мистика, а что-то в этом есть.

Он вдруг заметил, что стало темнее, хотя, по логике, должно было светать. Он взглянул на подаренные часы — около трех пополуночи, вскоре взойдет солнце. Но оказалось, что по небу скользили невысокие облака, которые и прикрыли лунный свет. Он обнаружил, что в мечтах своих не заметил, как просидел на дворе около двух часов. Надо пойти поспать, ведь завтра опять яркий день, быть может, первый день новой жизни. Он поднялся со своей бочки, бегло глянул на дом и неожиданно для себя увидел, что на втором этаже светилось занавешенное неплотной шторой окно. Ударила острая, радостная и счастливая мысль, что Алена тоже не спит и тоже думает о нем, тоже нетерпеливо ждет наступающего дня. На миг мелькнула мысль кинуть в окно камушек, вызвать ее наружу, но потом он тут же смекнул, что не знает, чутко ли спит ее мать и особенно Наталья Васильевна, и этот его романтический поступок может быть понят совершенно неправильно.

Он вошел в дом, заложил крепкий засов, в потемках нашел двери своей комнаты-библиотеки и присел на диван. Надо было все-таки хоть немного поспать. Он скинул китель и швырнул его на кресло.

В окошко тихо постучали. Даже не постучали, а словно поцарапали ногтями.

Лешка вскочил и метнулся к стеклу.

Невысокая фигура — вся в белом, на плечах темный платок — позвала Лешку взмахом руки и отодвинулась от окна в тень…

Алена! — ударило его в голову и сердце. Девочка, черт меня дери! Ждала его, ждала и не выдержала! А он — стеснялся, колебался! Какой стыд! Вместо того, чтоб как настоящий мужчина залезть в окно любимой, просидел полночи на бочке, мечтая о ничтожных и убогих мелочах будущей жизни!

А она мучилась и тосковала, глядела на него из окна и наконец переборола гордость, потихоньку спустилась вниз, чтобы вызвать его!

В голове у него зашумело, он сорвал с кресла китель и, не стараясь даже не шуметь, вновь метнулся к дверям.

Но в коридорчике одумался, засов отодвинул очень осторожно и выскользнул на крыльцо.

Алена должна была стоять где-то справа. Он сделал несколько быстрых шагов и почти сразу увидел ее — тонкая, неподвижная фигурка, вся в белом, в тени двух яблонь.

— Але… — позвал ее Лешка и… сильнейший удар сзади по голове опрокинул его на землю, какие-то мгновения он ничего не ощущал, ничего не видел, но это были лишь секунды. В следующий миг он почувствовал, что кто-то невероятной силы тащит его за ноги по земле в сторону, к забору. И этого он еще не успел осознать до конца, когда ноги его опустили, и они безвольно шмякнулись на землю, а на спину навалилась страшная тяжесть, от которой казалось, затрещали ребра и хребет. Он понял, что происходит, только тогда, когда почувствовал, что на голову ему быстро и ловко надели пластиковый пакет и края скрутили на горле.

«Душат! — тут же понял Лешка. — Душат гангстерским способом — в пакете задохнешься через минуту».

Он дернул ногами, руками и плечами, но это было совершенно напрасным делом — человек, сидевший на его спине, был невероятной тяжести и просто вдавливал Лешку в землю — ему и душить-то не надо было, он и так мог расплющить Лешку — слон сел на таракана!

«Еще минута — и конец! — мелькнуло в его голове. — Но ведь мы с Журавлевым придумали как-то прием, которым можно освободиться от нападения с пакетом! Был какой-то прием, тренировали его!»

Мозг уже туманился, и отработанный прием он не вспомнил, а просто выполнил его автоматически. Раскрыл как можно шире рот, из последних сил, на последнем дыхании втянул в себя оставшийся в пакете воздух, и пленка полностью закупорила гортань, зато оказалась у него между зубов! Он сжал зубы, закрыл глаза и подумал, что пленка застряла между челюстями, что сейчас ее надо перегрызть, но — надо ждать, надо затихнуть…

Он расслабил все тело. С трудом, уже теряя сознание, отметил, что нападающий увязал на его шее пакет поплотнее. Вопрос решался просто — кто кого перетерпит, как долго будет ждать невидимый противник результата своих усилий. Если больше минуты, то Лешке конец. Еще больше расслабить тело… Лежать трупом, впиться зубами в пленку и умирать…

До этого оставалось совсем немного, когда тяжесть со спины вдруг исчезла — нападающий встал.

Лешка медленно, изо всех сил впился в пленку зубами, перегрызая, перетирая ее клыками и резцами… Пленка оказалась нетолстой — поэтому перегрызть ее было не сложно, удалось почти сразу. Маленькие дырочки, сквозь которые в легкие мог поступать воздух, уже появились.

Лешка услышал удаляющиеся шаги. Он не шевелился. Лишь осторожно дунул в пакет, и тот слегка надулся. Потом так же осторожно вдохнул — удалось!

Ни руки, ни ноги ему не связали! Бандиты были настолько уверены в успехе, что бросили его, как труп, не связанного… Да нет же! Они сейчас вернутся, вот в чем дело! Для этого его и подтащили к забору, чтоб увезти!

Словно в ответ на эти мысли, он услышал негромкий звук автомобильного мотора, который приближался из-за забора.

Не стаскивая пакета с головы, Лешка, пополз в сторону. Потом встал на четвереньки и на коленках быстренько устремился за угол бани. Там разорвал пакет, вдохнул наконец по-настоящему и осторожно выглянул из-за угла.

Высокая мужская фигура появилась в проеме калитки. Мужчина уверенно шел к тому месту, где оставил Лешку. Дожидаться его реакции на свое исчезновение Лешка не стал — вновь нырнул за угол, короткой перебежкой обогнул бассейн и снова залег. Тактику атаки на себя он уже понял — кто-то выманил его из дому, напал, обезвредил и пошел за машиной, чтобы вывезти с места преступления его остывающий труп. И по логике этой технологии, не обнаружив означенного трупа, его начнут искать. Так что — бежать как можно дальше? Глупее маневра не придумаешь — это было совершенно ясно. Весь вопрос — сколько их? Один, маленький, в белом балахоне, играл под Алену. Второй, здоровенный, как мамонт, нападал. Действовали тихо и осторожно, чтобы не разбудить спящих в доме.

Быть может, домчаться до дверей и запереться?

Лешка по-пластунски пополз вокруг бани и снова очень осторожно выглянул.

Болванов было трое. И втроем они нелепо топтались на месте, где, как они предполагали, должен был лежать Лешка. Переговаривались они настолько тихо, что слов за мерным гулом сосен различить было нельзя. Нет, они не хотели шума, шум был для них опасен в пределах генеральской усадьбы.

Лешка лежал тихо, как мышь, самым громким звуком в ночи был набатный грохот его сердца. Но сознание, мозг уже успокоились. Он четко оценивал обстановку и с такой же четкостью понимал, что вопрос состоял в одном — будет ли противник, споткнувшись в начале атаки, предпринимать следующие шаги или же, отчаявшись, махнет рукой на сегодняшнюю неудачу и ретируется.

Он увидел, как у всех троих тускло блеснуло в руках оружие. У двоих бугаев по пистолету, насколько мог определить Лешка, а тот, что пониже (все еще с белой накидкой на плечах — видимо, простыня), держал в руках кое-что подлинней: винтовку или автомат. Хотелось встать и закричать: «Да что я вам такого сделал? За что?» Но это равнялось самоубийству. По той решительности, с которой они пошли на прочесывание, было ясно, что причин своих поступков они объяснять не будут, а будут выполнять поставленную задачу — убивать. Его, Лешку Ковригина, убивать.

«Дураки! — в душе своей засмеялся Лешка. — Бесшумно и результативно прочесать участок генерала с добрый гектар площади, нужно по меньше мере человек пятнадцать или десять, но при тренированной собаке».