Валерия Леман - Проклятие Стравинского Страница 28

Он усмехнулся, покачав головой.

– Да, мсье Муар, вам действительно повезло. Представьте себе, что было бы, если бы вы зашли на пару минут раньше этой женщины или!.. Полагаю, очень трудно объяснить бьющейся в истерике даме, что ты – честный обыватель и не имеешь к трупу ровно никакого отношения…

Глава 26. Обвиняется нотариус из Веве

У кого-то после восьми вечера рабочий день благополучно завершен, и человек вкушает блаженство домашнего уюта: плотно ужинает, устраивается на диванчик перед телевизором в гостиной, на полуавтомате просматривая передачи, фильмы или мультики либо отправляется на неторопливую прогулку со своей второй половинкой. У меня в этот день все было с точностью до наоборот.

Покончить с протоколами и показаниями в полицейском участке удалось меньше чем за сорок минут, после чего я, не делая передышек, со всех ног рванул на вокзал. Направление моего движения было просто и ясно: я отправлялся в Веве. Не предупреждая звонком Риту, я желал застать будущих молодоженов на месте, абсолютно не подготовленных к моему визиту.

«Подозревается нотариус из Веве» – таким был общий «заголовок» моей поездки. Полагаю, не так сложно объяснить мои подозрения против Саши. Сложите сами два и два: рисунки в его блокноте, откровенный шок при виде них у его невесты, ее отчаянные звонки любимому, на которые он и не думал отвечать, хотя должен был быть, по ее же собственным словам, совершенно свободным в этот час. Между тем в это самое время некто прикончил третьим уколом третью жертву, любезно вызвав к трупу меня. Интересно – кто?

Как еще вчера мелкие эпизоды и отдельные слова все больше укрепляли во мне подозрения против Жака Мюре и Риты Ошенко, и я прекрасно представлял себе возможную «картинку» их виновности, так теперь передо мной четко обрисовался новый подозреваемый – Саша Мерсье, скромный нотариус с невинными голубыми глазами.

Начнем с того, что минимальной человеческой жалости к первым двум жертвам у парня не было и, что самое любопытное, он даже не пытался эту жалость или элементарное сочувствие изобразить – так сказать, в рамках приличия, как и всякий благополучный гражданин страны, славящейся на весь цивилизованный мир масштабами оказания гуманитарной помощи.

«…Возможно, то, что я сейчас скажу, не слишком гуманно, но, если честно, обе жертвы не вызывают у меня особого сочувствия. Алекс Мону при жизни отличался редким высокомерием, а первая жертва, я слышал, и вовсе был гомосексуалистом?..»

Немаловажен и другой факт: Саша не любил своего племянника, в чем не единожды откровенно признавался по собственному почину. Согласитесь, в таком случае не очень сложно представить его в роли убийцы: один укол – и племянник больше никому не портит нервы.

«…Заранее прошу извинения за то, что, возможно, вас шокирую. Но если говорить честно, то я не слишком люблю своего племянника и мне откровенно плевать, станет он победителем или нет…»

«…Наверное, все дело в том, что Пьер – на редкость эгоистичный мальчишка, который всю жизнь думает только о себе. Он – центр целого мира!..»

Как попал в руки Саши флакон с пятью дозами «Волшебного сна» – пока вопрос без ответа, который может отыскаться достаточно легко, ведь в конце концов нотариус обитал не за тысячу верст от доктора Плиса и вполне мог иметь с ним какие-либо контакты. Главное, что у Саши Мерсье было то, что можно назвать внутренней мотивацией убийств: он ненавидел балет.

«…Сделаю вам еще одно признание: я просто ненавижу балет. Ненавижу с самого детства. Дело в том, что мама, яростная поклонница балета, очень хотела, чтобы я стал вторым Нижинским. В детстве я даже почти целый месяц посещал занятия в балетной школе…»

«…Признаю честно: я абсолютно бездарен по части танца, а потому для меня наказанием божьим были все эти позиции у станка, деми-плие и прочие ужасы. Больше всего я благодарен маме за то, что она это быстро поняла и отменила мое балетное образование…»

Безупречные перчатки на руках Саши в день второго убийства, рисунки ручкой зеленого цвета (как и следы на рукаве первой жертвы!) в его блокноте, личная неприязнь к балету и танцовщикам, а также к собственному племяннику вкупе с неотвечающим телефоном на момент убийства – что еще нужно для того, чтобы мысленно вынести свой собственный приговор как итог следствия: «Виновен»?..

Время работало на меня: я попал на вокзал точно к отходу очередного поезда в сторону Веве. Несколько минут – и я был на месте, тут же направившись в сторону центра Старого города. Как однажды прозвучало в реплике Саши, именно там, в одном из старинных двухэтажных домиков, размещалась его контора под вывеской «Городской нотариус Саша Мерсье».

Мой поход не продлился долго: немного покружив по Старому городу, в конце концов я очутился на улочке, где, казалось, застыло само время: розовые, голубые, белоснежные кубики домов времен Средневековья, фонари на чугунных ножках, герань в открытых окнах… Спустившись по этой тихой улочке почти до набережной, я наконец-то оказался перед той самой табличкой: «Городской нотариус Саша Мерсье. Часы работы: с 8.00 до 18.00…»

Я поднял голову, пару секунд понаблюдав за высокими, приглушенно освещенными окнами. Помнится, во время нашей последней с Сашей совместной поездки поездом в Монтре он меланхолически упомянул, что все в его жизни мило и комфортно, даже на работу нет нужды далеко идти: он проживает на втором этаже здания шестнадцатого века, в котором на первом расположена его контора.

Я усмехнулся, оправил свою куртку и дважды позвонил в соседнюю с дверью конторы дверь – ту, что вела в жилые апартаменты. Несколько секунд – и женский, слегка дрожащий, словно от волнения, голос произнес: «Кто там? А впрочем, заходите…» Одновременно раздался мелодичный сигнал, я толкнул тяжелую дверь и поднялся на второй этаж.

Постояв пару секунд перед дверью из матового стекла, я глубоко вздохнул, для порядка пару раз постучал и вошел.

Глава 27. Карточный домик

В небольшой уютной прихожей меня приветствовала седая миниатюрная дама с удивительно молодыми ярко-голубыми глазами – она стояла, крепко сжав на груди ладони и глядя на меня поначалу с легким испугом, который быстро перешел в живое любопытство.

– Добрый вечер, мсье! – и голос ее был словно у двадцатилетней девушки. – С кем имею честь?..

Что касается меня, то передо мной данный вопрос не стоял: без лишних подсказок было ясно, что передо мной была мама Саши – те же глаза, та же мягкая улыбка. На долю секунды я ощутил почти что тоску: ну как такой милой даме сообщить, что, вполне возможно, ее сын – убийца, виновный в смерти троих парней, в том числе родного племянника, и что он лишил их жизни только из-за того, что с детства ненавидит искусство балета?

– Добрый вечер, мадам Мерсье. Дело в том, что пару дней назад я познакомился с вашим сыном, а также с его невестой. Меня зовут Ален Муар-Петрухин, и я хотел бы побеседовать…

Я даже не успел договорить всю фразу до конца: как только прозвучало мое имя, мадам Мерсье радостно и с явным облегчением рассмеялась, громко хлопнув в ладоши.

– Слава богу! Словно груз – с плеч долой. Дело в том, дорогой Ален, что заочно я вас знаю: в конце каждого дня сын непременно рассказывает мне все замечательные события. А знакомство на фестивале с русской милой парой радовало его, как ребенка – Саша готов был петь от того, что новые друзья наперебой приглашали его к себе в гости, чуть ли не поругавшись из-за этого!

Тут мадам Мерсье, словно вдруг о чем-то вспомнив, развернулась к полуоткрытой двери за своей спиной, делая мне пригласительный жест:

– Пожалуйста, пройдемте в гостиную, Ален. Я с удовольствием с вами пообщаюсь… Дети, это свои!

Последнюю фразу она произнесла громко и по-русски – с милейшим легким акцентом, озорно мне подмигнув. И почти тут же одновременно с нами из соседней комнаты в гостиную вошли, по-детски держась за руки и немного смущенно улыбаясь, сами «дети»: слегка порозовевшая от волнения Рита в симпатичном домашнем платье и ее жених – непривычно взъерошенный Саша, под правым глазом у которого чернел огромный фингал.

Признаться, этот фингал сразу сбил меня с толку – я озадаченно уставился на заплывший глаз нотариуса. Первой мою реакцию оценила Рита: она задорно рассмеялась и взмахнула рукой.

– Сейчас я все объясню! Предлагаю для начала где-нибудь приземлиться – давайте все рассядемся и спокойно поговорим.

– Если никто не против, я организую горячий чай с вареньем, – вставила свое слово мадам Мерсье. – Все будут чай с выпечкой?

Услышав наше одобрительное мычание, она весело упорхнула. Пару секунд мы сидели друг против друга, молча улыбаясь, хмурясь и переглядываясь: Рита с Сашей в самом буквальном смысле таяли в улыбках, а я, хмурясь, соображал, каким образом мог появиться на лице нотариуса синяк. Неужели малыш Пьер столь энергично защищал свою молодую жизнь?