Лиза Марклунд - Пожизненный срок Страница 28

— Зачем мы сюда приехали? — поинтересовался Калле, когда она поставила машину между старым «вольво» и развесистой березой.

Анника тяжело вздохнула.

— Простите, что я вас сюда притащила, — сказала она. — Я постараюсь побыстрее покончить с этим делом.

Она читала об этом приюте в Интернете. Это бывший молодежный лагерь, который был куплен Свободной церковью и превращен в приют для молодых наркоманов. На склоне, спускающемся к морю, расположились несколько построек. Слева стоял большой дом, и Анника решила, что это главный корпус. Впереди виднелись крошечные домики с крылечками. Видимо, здесь жили клиенты — или их называют пациентами?

— Я хочу домой, — сказала Эллен.

— Знаешь, прямо сейчас мы уже не можем уехать, — сурово и, пожалуй, слишком громко ответила Анника. — Я обещала одному человеку, что приеду и поговорю с ним. А теперь выходим!

Она выскочила из машины, прикрывая голову старым номером «Квельспрессен», открыла заднюю дверцу, выволокла из машины детей и, схватив их за руки, со всех ног бросилась к главному корпусу.

Добежав до крыльца, все трое промокли до нитки. Дверь разбухла от сырости, и им пришлось втроем на нее налечь, чтобы открыть. Когда дверь, наконец, распахнулась, они ввалились в старый кафетерий. Анника помогла упавшим детям встать. Они потопали ногами, отчего на полу образовалась изрядная лужа.

— Как же мы промокли, — сказала Эллен. Капли с челки стекали ей в глаза.

В большой комнате сидели семь человек. Калле прижался к матери и ухватился за рукав ее куртки.

— Здравствуйте, — сказала Анника и приветственно подняла руку.

За столом у окна сидели четверо молодых людей и играли в покер. Все неприязненно уставились на вошедших, а сдающий застыл на месте с занесенной рукой.

Анника неуверенно огляделась.

Помещение было обставлено очень просто, стулья и столы покрыты ламинатом. Пол выстлан желтым линолеумом, стены выкрашены масляной краской.

Впереди стоял прилавок с пирожными и плита с кофейником. За прилавком расположился человек средних лет, а за его спиной еще двое мужчин помоложе.

— Они наркоманы? — прошептал Калле.

— Да, — шепотом же ответила Анника. — Они все наркоманы.

— Они опасные?

— Нет, не думаю, они исправляются.

Человек средних лет подошел к гостям.

— Ужасная сегодня погода, — сказал он. — Здравствуйте, я — Тиммо.

Мужчина говорил с сильным финским акцентом. Он был, судя по всему, очень добр, немного сутулил плечи. На голове вокруг лысины виднелся венчик светлых волос.

Анника попыталась улыбнуться.

— Очень мило с твоей стороны, что ты так быстро откликнулся.

— Не стоит благодарности, — сказал Тиммо. — Мы всегда рады гостям. Это наша столовая. Здесь мы едим и занимаемся разными совместными делами. Может быть, пройдем в кабинет? Смотрите не отрежьте себе пальцы!

Последняя фраза была обращена к двум парням, осваивавшим кухонный комбайн.

— Это место было куплено ассоциацией всего четыре года назад, — пояснил Тиммо Койвисто, протискиваясь сквозь узкий коридор, уставленный ящиками с газированной водой и мешками с жасминовым рисом. — Среди наших больных (он произнес польных) процент рецидива очень низок… Нам сюда.

Он открыл дверь и придержал ее, чтобы пропустить Аннику.

Дети вошли в кабинет вслед за матерью.

— Мама, — сказал Калле, дернув Аннику за рукав, — я оставил игру в машине. Как ты думаешь, наркоманы ее не украдут?

— Никогда нельзя ни в чем быть уверенным, — заметил Тиммо Койвисто, наклонившись к Калле. — Старайся не оставлять ничего ценного в машине. Соблазн порождает воровство.

Мальчик был готов расплакаться.

— Сегодня воров не будет, — быстро проговорила Анника. — Идет слишком сильный дождь. Воры не любят мокнуть.

Тиммо Койвисто согласно кивнул.

— Это действительно так, — усмехнулся он. — Преступность падает в плохую погоду. Зимой мало изнасилований, так как насильники боятся простудить зад.

«Господи, куда я привезла детей?»

Она постаралась выдавить улыбку.

— Может быть, перейдем к делу? Я не хочу отнимать у вас лишнее время.

— О, — сказал Тиммо, — у нас впереди целый вечер.

В комнате был только один свободный стул. Анника села на него и посадила каждого ребенка на колено. Управляющий приютом примостился на противоположной стороне стола.

— Я хочу попросить кое о чем, — сказал он. — Не называй в своих статьях имена наших клиентов. Они были не очень рады, когда я сказал, что к нам приедут гости из «Квельспрессен». Но будет очень здорово, если ты напишешь о том, что мы делаем.

Анника чувствовала нарастающее отчаяние. Ноги стали неметь от недостатка кровообращения.

— Прости, — сказала она, — но я думаю, что ты не совсем правильно меня понял. Я уверена, что вы все занимаетесь здесь очень важным и интересным делом, но я спрашивала, можешь ли ты сказать мне что-нибудь о Давиде Линдхольме. Я пишу статью о нем…

Тиммо Койвисто поднял руку и кивнул.

— Я знаю, — сказал он. — Я просто хочу объяснить, что дом «Вортуна» — это самое важное, что есть в моей жизни. Служение Господу и помощь таким же, как мы, несчастным придает смысл моей жизни, и именно Давид Линдхольм наставил меня на истинный путь.

Анника поставила детей на пол рядом с собой и достала из сумки ручку и блокнот.

— Я не знала, что Давид Линдхольм был религиозен, — удивленно заметила она.

— Ну, — сказал Тиммо, — я вовсе не уверен, был ли он религиозен. Я вовсе не знаком с Давидом Линдхольмом, но после встречи с ним у меня полностью изменилось сознание. У меня появился выбор, и я выбрал Христа.

Она записала «выбрал Христа», чувствуя, как по спине бегут струйки дождевой воды.

«Может, попросить детей подождать в зале? Они не должны всего этого слышать. Но могу ли я положиться на этих молодых людей?»

— Значит, после того случая на Центральном вокзале ты решил… поменять свой путь?

Тиммо Койвисто кивнул.

— Я был грешником, — сказал он. — Я погубил множество людей, я погубил мою мать. Матери этого мира всегда остаются в небрежении.

Он задумчиво кивнул.

— Я был всего лишь мелким дилером, продавал зелье другим мелким дилерам, для того только, чтобы следовать своим дурным привычкам. Это моя вина, что и другие молодые люди стали наркоманами, но моего дохода не хватало на самое насущное. Я начал воровать, разбавлять наркотики сахарной пудрой, но они узнали об этом и предупредили, предупредили так, что я никогда этого не забуду.

Он повернул голову и показал слуховой аппарат в левом ухе.

— У меня двоится в глазах, — сказал он. — У меня есть специальные очки, но я не ношу их, потому что от них у меня сильно кружится голова.

«Зачем я только притащила сюда детей? Я страшный человек! Если Томас узнает об этом, он отберет у меня детей».

Она судорожно сглотнула.

— Зачем он это сделал? Зачем Давид так жестоко тебя избил?

Взгляд Тиммо Койвисто остался ясным и безмятежным.

— Они хотели показать мне, что я никогда не смогу вырваться. Они бы нашли меня, куда бы я ни убежал. Даже если вмешается полиция, я все равно никуда от них не скроюсь.

— Кто эти «они»? — спросила Анника. — Наркомафия?

— Можно назвать их и так.

— Мама, — сказал Калле, — я хочу пи-пи.

Тиммо Койвисто отреагировал сразу:

— Я сейчас его отведу.

Анника вскочила со стула.

— Нет! — сказала она. — В этом… нет нужды. Я сама его отведу…

Они вышли из кабинета. Эллен тоже увязалась за ними. Прошли несколько метров до туалета.

— Вы можете подождать здесь, пока я закончу говорить с этим человеком? — прошептала она, когда они вошли в крошечный туалет.

— Но я хочу быть с тобой, мамочка, — сказала Эллен.

— Я скоро вернусь, — сказала она, закрыла дверь и поспешила назад в кабинет.

— Итак, ты говорил, что Давид Линдхольм выполнял поручения какого-то наркотического синдиката? Зачем?

Она села на стул.

— Не знаю, но я был не единственным, к кому он подходил.

— Тони Берглунд был еще одним, — уверенно сказала Анника.

Тиммо Койвисто кивнул:

— Да, среди многих других. Не все обращались за помощью. Я встречался с Тони. Его дела идут плохо. Он теперь бездомный. Ему пришлось продать квартиру в Стокгольме, на Медборгарплатсен.

— Почему он напал на Тони?

— По той же причине, что и на меня.

— Но ты все же благодарен ему? — спросила Анника. — Ты сказал, что он спас тебе жизнь.

Тиммо Койвисто улыбнулся:

— Это правда. Очнувшись в больнице, я понял, что нахожусь в долине смерти. Давид Линдхольм показал мне единственный выход, и я им воспользовался.