Эдриан Мэтьюс - Дом аптекаря Страница 28

— Вы разве не присутствовали на собрании?

Она покачала головой и изобразила полное неведение.

— И вам никто ничего не сказал? Вы разве и афиши не видели?

Рут посмотрела на плакаты.

— А в чем дело, Томас? Неужели что-то ускользнуло от моего внимательного взгляда?

— Да… Мы в Бийлмере, так? — начал он, переключаясь в режим объяснения. — Что он собой представляет? Мерзкие, вонючие трущобы. Однако за пределами Амстердама о нем никто ничего никогда не слышал. По крайней мере до октября 1992 года.

— Точно! Вот оно что! — воскликнула Рут, увидев наконец свет. — Крушение! Грузовой самолет. Но какое отношение это имеет к тому, что здесь происходит?

— Они тогда жили здесь. Между прочим, и я тоже, возле Круитберга. Самолет разбился там. И они до сих пор здесь живут.

— Но они все-таки выжили, — возразила Рут.

Он разлил по пластиковым стаканам остававшееся в кувшине вино.

— Попробуйте сказать им это.

4 октября 1992 года. Худший день в современной истории города. «Боинг-747» авиакомпании «Эль Аль» упал на жилой квартал Бийлмера, убив сорок три человека. Продолжения история Рут не знала, хотя кое-какие обрывки информации долетали иногда и до нее через газеты или выпуски новостей.

Они подошли к плакатам, и Кид заполнил пробелы.

В результате аварии на месте крушения образовался маленький ад. Над всем районом повис приторный, сладковатый запах. Груз состоял из цветов и парфюмерии, по крайней мере так утверждали правительства Голландии и Израиля. Однако среди спасателей появились неизвестные люди в белых защитных костюмах, которые стали уносить с собой какие-то предметы. Только шесть лет спустя в газеты просочились данные о том, что в действительности было указано в грузовой декларации: сладковатый запах распространял диметилметилофосфонат — химическое вещество, используемое для производства нервно-паралитического газа «зарин». На борту потерпевшего крушение самолета находилось три из четырех необходимых компонентов. Получателем груза значился израильский Институт биологических исследований.

Но не это или не только это вызвало тревогу общественности, как не только это было причиной того, что сейчас ее окружали столько потерпевших.

Согласно неподтвержденным данным, все собаки-нюхачи, использовавшиеся при поисковых работах, умерли в течение шести месяцев. Потом проблемы начались у местного населения: головные боли, усталость, кожные раздражения, боли в сочленениях и мышцах, головокружение, трудности с дыханием, раковые и аутоиммунные заболевания. Выросло число выкидышей, увеличился процент врожденных дефектов, таких, как шестипалость и гидроцефалия.

В Бийлмере главным и единственным виновником всех коллективных несчастий назвали обедненный уран.

Выяснилось, что это химическое вещество, применявшееся в качестве противовеса в хвостовом руле и, как считали некоторые, крыльях самолета, быстро окислилось при возникшем на месте крушения пожаре и было разнесено сильным северо-западным ветром на большие расстояния. Каждый, кто находился поблизости, вдыхал микрочастицы окиси урана в большей или меньшей концентрации. В 1999-м правительственное расследование, проводимое комиссией Мейера, признало факт заражения, но пришло к выводу о малой вероятности того, что жертвами уранового отравления стали сколь-либо значительные группы граждан и спасатели.

— Дело закрыто, так, что ли? — спросила Рут, когда Кид перечислил факты.

— Пока еще нет. По крайней мере до тех пор, пока эти люди живы. Они требуют правосудия и ждут компенсаций. Первый шаг — признание масштаба проблемы. Дела закрывают, когда люди мертвы и похоронены, когда никого не осталось и бороться дальше некому.

Рут вспомнились Лидия и ее драгоценная картина. Да и Скиль, если подумать, не далеко от нее ушел.

— Пока живешь, надеешься.

— Это же и я хотел сказать. — Кид вздохнул и засунул руки в карманы брюк, от чего плечи его приподнялись. — Итак, кто же или что привело вас сюда?

— Меня пригласила подруга. Причем, заметьте, сама, Иуда, так и не появилась. Даже не сказала, что за вечеринка намечается. Если бы я знала, захватила бы с собой счетчик Гейгера.

— Они же не виноваты. Им-то праздновать особенно нечего.

— Ну не счетчик, так колокол. — Выплеснув раздражение, Рут смягчилась. — Или по крайней мере двойной компакт-диск «Диско инферно». Гарантированно пробуждает мертвых.

Не зная, как реагировать на такой юмор, Кид взял ее руку и тепло пожал.

— Мне нужно идти. — Глаза ушли в сторону, как будто часть его уже покинула комнату, а остальному приходилось догонять.

— Я что-то не так сказала?

— Извините, у меня дела. Опаздывать никак нельзя. Знаете, что такое кошельковый невод?

— Что?

— Кошельковый невод. Вентерь. Нет, конечно, не знаете… откуда? — как бы про себя пробормотал он. — А угорь? Угри вам нравятся?

— Угри?

— Могу принести, если хотите.

— Угря?

В сумке запищал мобильный. Сообщение пришло от Майлса.

Понедельник в 10. Пленарное бюро с Соломоном Кабролем. На повестке ван дер Хейден. Будь.

Рут сделала пометку в записной книжке, которую всегда носила в заднем кармане, и догнала своего нового знакомого, когда он уже снимал куртку с вешалки.

— Послушайте, я тоже собираюсь смыться. Это не вас, случайно, ждет внизу длинный черный «линкольн-континенталь»?

— Вам куда?

— В Йордаан. А вам?

— Мне по пути.

Вместо лимузина ехать пришлось на забрызганном грязью «фольксвагене»-фургоне. Когда разворачивались, Рут оглянулась и увидела сзади кровать, теплую одежду, болотные сапоги, рыбацкие принадлежности, масляную плиту, множество всевозможных мешков, пакетов и ящиков с неизвестным оборудованием. На задней двери красовался плакат с людьми в белых скафандрах, напоминавший о МОССАДе.

— Вы не против? — Рут закурила, сделала пару-тройку затяжек и раздавила косячок в пепельнице. — Одни обретают себя через страдание, другие обретают себя через радость, — философски заметила она. — Что касается меня, то я пока попробовала только это. Зачем, сама не знаю. Никакого эффекта уже не дает.

Кид с иронией взглянул на нее. Машину он вел по-голливудски, держа левую руку на верхней части руля.

— Вы наркоманка пятой степени. Вас не берет. Иммунитет выработался. Удовольствия никакого. Остается только жест, ритуал, когда вы сворачиваете самокрутку.

— А сколько всего стадий?

— Пять.

— Любопытно. Я так и думала, что вы это скажете.

Он широко улыбнулся:

— Чем еще вы занимаетесь в свободное время, кроме того, что крутите косячок?

— Я? О, вы знаете… надуваю пакетики через соломинки для коктейля, пускаю мыльные пузыри, бью баклуши, практикуюсь в составлении цветочных композиций. А если серьезно, то я немного бунтарь. Если продавщица в цветочном говорит, что стебли роз следует резать диагонально, то я, придя домой, всегда режу их прямо. Не спрашивайте почему.

Над дорогой то и дело поднимался залегший в низинах туман, и тогда желтоватый свет фар как будто выхватывал из темноты конусообразные бобины хлопка. В такие моменты Рут казалось, что она на турбовинтовом самолете, который заходит на посадку. Проезжая через туман, Кид сначала сбрасывал скорость, потом снова добавлял газу.

— А вы? — спросила Рут.

— Что?

— Вы чем занимаетесь?

— Я? Общаюсь с Лидией и другими старичками. Рыбачу в неразрешенных местах. Коллекционирую старые открытки с видами. И гоняю на велосипеде.

— С кем соревнуетесь?

— С самим собой. И конечно, с его величеством Временем. Вот… — Он открыл бардачок и протянул ей книгу. Тим Краббе. — Знаете такого?

Рут покачала головой.

— Возьмите. Почитайте.

Было темно, но она все же полистала страницы, давая понять, что ценит его жест.

— У меня есть теория, — продолжил после паузы Кид. — Восемьдесят процентов людей — придурки со сдвигом.

— Я, наверное, в их числе.

— Я еще не закончил. Восемьдесят процентов — придурки со сдвигом, но есть еще двадцать процентов, которые со сдвигом, но не придурки. Понимаете, что я имею в виду? Самое главное в жизни — отличить одних от других, потому что есть хорошие тронутые и плохие тронутые. Такая вот у меня теория. Кстати, вы из первой категории. — Он подумал и добавил: — Возможно.

Рут промолчала.

К барже подъехали уже в час ночи.

— Простите за любопытство, — сказала она, когда он открыл дверь, — но кто-то обещал угостить угрем.

— Заеду в субботу.

— Тогда уж лучше в понедельник. На выходные меня не будет. Собираюсь съездить к родителям в Дриеберген. Жожо согласилась покараулить баржу.

— Жожо?

— Да, это моя подруга. Между прочим, та самая, которая вытащила меня на эту вечеринку, а сама не пришла. Вообще-то вы можете привезти угря в любое время. Жожо будет здесь, так что ей и отдадите.