Оксана Обухова - Смерть – плохая примета Страница 28

– А ринг с решеткой в лагере есть? – помогая Маше перебраться на берег, в том же темпе спрашивал Савельев.

– Есть! Нашим обычно марш-бросок на сутки устраивали, но мы не дураки – когда возвращались, видели – были в лагере гости!

– То есть бои они устраивают без свидетелей?

– Да! Судя по отпечаткам шин, машин возле ринга много стояло, гости толпами валят! Я пару раз окурки от сигар в траве видел – солидные дяди курили. Лес потом еще часов двенадцать духами пахнет.

– Понятно, спасибо, Игнат. Когда выберешься, знаешь, что делать?

– Знаю. В ментовку не сунусь.

– Ищи Ваху… или Карима. Расскажешь все – помогут.

– Спасибо, Роман Владимирович, втянул я вас…

– Еще неизвестно, кто кого втянул, – буркнул тренер и налег грудью на нос лодки: – Греби, Гнат. Надеюсь – до свидания, – и мощно оттолкнул лодку от берега.

Только когда Роман и Марья, огибая по траве разглаженные дождями песчаные пятна, поднялись наверх берега, им в спину раздалось тарахтение мотора.

– Не догадаются, что Игнат нас здесь высадил? – забеспокоилась Маша.

– Нет. То, что мотор заработал после того, как в лагере объявили тревогу, – логично. Они ведь знают, что мы взяли рацию.

Вдалеке тихим комариным писком запел мотор хорошей лодки: видимо, Вова, получив приказ, мчался от острова. Мария, стиснув руку боксера, смотрела, как страшно, до жути медленно приближается лодка с единственным седоком к противоположному берегу.

– Не переживай, подумают, что мы на дно легли, чтоб выстрелами не зацепило…

– Я не о том. У Вовы лодка хорошая. Может догнать.

– Он сначала в лагерь поедет. Один нас ловить не сунется, вначале охранников с собаками подхватит.

– Найдут! – обреченно, с надрывом и испугом за Игната, воскликнула Марья. – С собаками – найдут!

– Игнат еще в доме у Тихона его кроссовки надел.

– След свежий. Собаки могут верхом пойти.

– Все-то ты знаешь, – буркнул Роман Владимирович и повернул застывшую Марью за плечо лицом к лесу. – Пошли, премудрая моя…

– У меня папа рыбак и охотник, – объясняя, вздохнула девушка, в последний раз оглянулась на одинокого седока в моторке и повернулась к нему спиной. – Пошли.

Лодка с Игнатом уже почти дошла до лесистого противоположного берега.

Глава 3

Если бы не дышащий в спины страх, идти по пружинящему мху вдоль двухполосной, почти заросшей колеи было бы даже вполне приятно. Но страх мешал умерить темп, безостановочно подталкивал и заставлял оглядываться. За первый час пути Роман и Марья не сказали друг другу ни слова. Молчали и слушали – когда от озера раздастся собачий лай? Или выстрелы. Уже с той стороны озера.

– Овчарки на «лисиц» натасканы, – пробурчал, наконец, Савельев, понимая, что Мария тоже думает об остромордых псах. – Игнат, правда, догадался свои кроссовки за обувную тумбу запрятать, сегодня не найдут… Но вообще, Маш, как они собираются овчарок по следу пускать?

– По коврикам из джипа, – не отрывая глаз от земли под ногами, ответила Марья. – А с Игнатом вообще просто – собаки от лодки возьмут.

– Ну, ну. А что ты еще о собаках знаешь?

– Об охотничьих много. О натасканных на людей – ничего.

– Жаль.

Мария фыркнула:

– Что, в самом деле – жаль? – И вдруг, присмотревшись к походке спортсмена, повернула к нему лицо: – Ты что хромаешь?

– Да ерунда. Когда лодку от берега отталкивал, в воду свалился. Ноги промочил, теперь стер немного.

– А ну-ка, покажи! – остановилась Маша.

– Да ерунда, дотопаю.

– Не ерунда! Мы сейчас как волки, нас только ноги спасают. Снимай ботинки! Снимай, говорю, пока до костей не стер! Я сейчас подорожник найду, еще светло…

– Нам надо идти, – упорствовал Роман.

– Да мы уже на час оторвались! Пять минут привала ничего не меняют. – И соврала: – Мне тоже отдышаться надо…

Роман покорно подошел к пеньку, скинул мыском о пятку левый ботинок…

– Ничего себе ерунда?! – возмутилась присевшая перед ним на корточки Марья. – Да у тебя весь носок в крови!

– Это вода.

– Это – кровь! Сиди, я сейчас подорожника нарву, – поднялась и встала прямо. – И кстати, можешь попить. В пакете есть маленькая бутылочка с минералкой.

Пакет, который Марья отдала Савельеву еще в доме, тот положил за пазуху под рубашку и совсем, честно говоря, о нем забыл. Других проблем хватало.

Вытащив из-под одежды прилипшую к коже пластиковую торбу, Роман заглянул внутрь. Помимо бережно припрятанной в небольшой пакетик окровавленной кофточки, там лежали: обещанная полулитровая бутылка с питьевой водой, плитка горького шоколада, упаковка жареного арахиса и пачка бумажных платков.

«Кухню обшарила, – догадался Савельев. – Ну и девчонка! Голова варит, как у моей учительницы математики».

Воду Роман цедил маленькими глоточками, больше ополаскивая рот, – экономил. Марья быстро собирала в травяной полосе между протоптанных шинами полосок наиболее симпатичные ей листья подорожника…

Вернулась и облепила холодными листами горячие, болезненные пятки.

– Ка-а-айф… – простонал Савельев.

– Еще бы. Давай посидим немного, пусть как следует прилипнут, а потом вот, – достала из кармана чужой женской ветровки чистый носовой платок в кокетливых цветочках. – Разорви на две части, обвяжем пятки, чтоб крепче держалось…

Роман блаженно перебирал в воздухе сохнущими пальцами ног.

– Шоколадку съешь? – все еще стоя перед боксером на коленях, спросила Маша. – Ты у нас главная тягловая и боевая сила, тебя подпитывать надо.

– Да сядь ты, отдохни! Не суетись…

Мария отошла к лежащему невдалеке бревну, уселась, вытянула ноги… Подняла голову вверх: на фоне пыльно-серого, не собирающегося темнеть неба торчали пушистые сосновые барашки. Едва заметные точки звезд презрительно помаргивали свысока…

– Втянул я тебя, да, Маша? – тихо спросил Савельев.

– Ага, счас! – не опуская головы, фыркнула девчонка. – Это еще кто кого втянул!

Диалог Романа и Игната при прощании на берегу повторился практически в точности.

– А как ты догадалась, что с фазенды надо ноги делать? Почему начала меня утаскивать?

– А я не догадалась, – беспечно отозвалась Марья, не став навешивать на себя лишнего геройства. – Я на экране телевизора отражение увидела – Андрюша держит пистолет у спины Игната.

– А почему мне не сказала?!

– Как? – опустив голову, поглядела на «героя боевика» когда-то рыжая кошка.

– Ну-у-у… Нашла бы как! Намекнула!

– Я намекала.

– Конкретней надо было! – совсем разошелся могучий тренер. – Знак какой сделала бы! – и внезапно осекся под чуть насмешливым взглядом: – Прости. Что-то я с больной головы на здоровую…

– Да ладно, – отмахнулась Маша и вновь подняла голову: – Проехали.

– Зря я с предьявами завелся, – разглядывая свои стертые ноги, рассуждал боксер. – Зря. Надо было тебя послушать, уезжать… Вырвались бы сами, Игната вытащили…

– Ты что, Роман? – Марья села прямо и в полном смысле слова вытаращилась на приятеля: – Ты что – в самом деле думаешь, нас отпустили бы?!

– Ну…

– Да ты подумай! Тебя развели, как ребенка!

Редкий тридцатипятилетний мужчина может принять сравнение с ребенком за комплимент. Савельев нахмурился, потянулся за носком…

– Нет, Ром, постой! – Марья подскочила к боксеру, села перед ним на корточки, заглянула в глаза: – Ты в самом деле решил, что Тихон завелся после твоих слов о каком-то проигранном бое?!

– А ты что думаешь?! – резко, зло выбросил Роман.

– Ром, это был спектакль, – тихо проговорила Маша. – Игра. Только непонятно для кого – для нас или для его своры. Тихон всех развел не по-детски.

– О чем ты? – спросил Савельев.

– Ну вот смотри. – Марья поднялась и заходила перед пнем. – Когда мы только приехали, Тихон предложил тебе выпить. Помнишь?

– Ну, – припоминая, нахмурился боксер. – Я еще сказал, что мне за руль…

– Правильно. А он тебе что ответил?

– Сказал… Сказал – посадишь провожатого за руль!

– Правильно! Когда мы только приехали, Тихон собирался нас отпускать! Тем более что ты ему еще по телефону, в Москве, про Захряпина сказал. Напомнил. Но он нас – отпускал!

– Да! Но потом завелся, когда я ему предъяву кинул!

Марья посмотрела на боксера сверху вниз, закусила губу…

– Какую предъяву? Про меня или про какого-то своего Влада и проигранный бой?

– А я откуда знаю?!

В том, как Марья поглядела на сидящего на пеньке Романа, мелькнуло нечто чисто бабье, жалостливое, Савельев хотел было снова потянуться к носку, но остановился, услышав:

– Прости. Прости, Рома, я забыла, что ты ничего не видел.