Комната для трех девушек - Анна Васильевна Дубчак Страница 28

кто-то из киношников. Возможно, они кому-то там перешли дорогу. Может, им предложили роли, понимаете? Наверное, это сделала женщина. Их же не изнасиловали. Нет! Их просто угостили чем-то, куда сыпанули снотворного, потом, в чем они были, в костюмах, уложили в машину и отвезли на пустырь. Возможно, это сделали с тем расчетом, что девушки наши напугаются и не вернутся на съемку. Может, одна из них увела парня или переспала с продюсером. Да мало ли чего они могли сделать, чем раздраконили какую-нибудь амбициозную и нервную актрису! Главное, что они живы и сейчас в Переделкино.

– А что, очень даже похоже на правду, – согласился с ней Петр. – Боря, Женя, давайте я погрею вам борща?

– Я не буду, – отказалась Женя. – К тому же у меня полно дел. Надо постирать вашу одежду и полить сад.

– Какой сад? – вскричал Борис. – Ночь на дворе! Сад она пошла поливать. Не дурите, Евгения!

– Не хочу, чтобы у меня вычли из жалованья за сегодняшний прогул.

– Нет, Петя, ты только посмотри на нее! С ума сходит барышня! Поешьте и ложитесь спать! Вам за сегодняшний день не жалованье надо прибавить, а вообще памятник поставить! Петя, ты понимаешь, что произошло? Она нашла труп! Вот просто хорошенько подумала и отправилась по маршруту барак – лес в поисках укромного места, где бы она сама, случись с ней неприятность в виде убийства, спрятала труп.

– Ты позволишь мне взять в свою книгу этот шедевр: «Неприятность в виде убийства»?! – Петр вскочил и принялся искать на кухне, куда бы записать фразу.

– Во втором ящичке сверху есть блокнот и две ручки, – машинально подсказала ему Женя.

– Вот спасибо! Мне, писателю, постоянно нужно иметь под рукой бумагу и ручку. Мало ли что придет в голову!

– Писатель… – хмыкнул Борис. – Ты такой же писатель, как я балерина. И эту фразу разрешаю тебе записать и использовать в своем историческом романе!

– Какой же вы злой! – отмахнулась от него Женя. И обратилась к Петру: – Я согласна на борщ. Согреете? А то меня саму согревать нужно. Ужасно замерзла в этом лесу.

– Не вопрос! – Петр кинулся к холодильнику, достал кастрюлю с борщом. – Вам сколько половников?

– Половником по голове ей… – проворчал Борис, доставая из буфета бутылку. – Коньяк будете пить, барышня?

– Буду, – огрызнулась она.

Но даже после двух рюмок коньяка и тарелки борща ей не стало теплее. Господи, взмолилась она, хоть бы только не заболеть!

Понятное дело, поливать сад она не пошла, да и стирать тоже не стала, знала, что запустит стиральную машинку и уснет, а утром все джемпера и джинсы будут как жеваные.

Петр проводил ее в комнату, где она разделась и сразу же легла. Укрылась с головой одеялом. А ведь они и не поняли, что мучает ее, просто изводит! Стыд! Они, эти двое, даже не заметили, что она, прокладывая маршрут «барак – лес» (по выражению Бориса), представляла себя убийцей! Это что получается? Что она вполне могла бы стать убийцей? Значит, ее мозги просто заточены под убийцу? Иначе как еще объяснить, что она нашла труп? Вот ехала-ехала, искала подходящее место, и нашла именно то, что нужно? Расскажи кому – не поверят же!

Но помимо этого ее мучило и другое: а если этот труп вообще не имеет к сестрам Супониным никакого отношения? И тот погром в комнате в бараке тоже устроили совершенно другие люди? Но кто же, если в комнате должны были, следуя многолетней традиции, быть именно Вероника с Катей? Быть может, эти сомнения возникли у Жени исключительно из желания оградить Реброва от тяжких проблем, связанных с Вероникой? Но, с другой стороны, разве тот факт, что Супониных кто-то вывез на пустырь, не свидетельствует о том, что они попали в какую-то криминальную передрягу, что они, как это часто в последнее время звучало, неблагополучные? Спрашивается, зачем они каждый год арендовали комнату? И если для поминок кого-то их близких, может, матери или сестры (если вспомнить, что третьей участницей этого застолья была кукла), то что в этом такого постыдного, что Вероника не могла рассказать об этом жениху? Кругом одни тайны.

Конечно, не будь Ребров связан с сестрами почти что родственными узами, он попытался хотя бы узнать прошлое этой семьи. Причем по официальным каналам. Но его опасение, что своими действиями он может навредить невесте, сдерживает его. У него до того момента, пока он не поговорит с Вероникой, связаны руки. И что же теперь делать? Ждать? Но почему Вероника-то не идет на контакт? Почему он, дозвонившись до нее и услышав ее голос, не смог поговорить с ней и задать важные вопросы? Вернее, не так. Почему она, сославшись на занятость на съемках, прервала разговор? Могла бы хотя бы пару слов сказать, чтобы его успокоить. А то и перезвонить ему после окончания этих съемок. Они же, Супонины, задействованы просто в массовке! Не звезды какие-то.

Интересно, что сейчас делает Ребров? Борис сказал, что тот отправился в Переделкино. Но если так, то о результатах этой поездки он наверняка уже рассказал Борису. И ему было что рассказать, причем в обоих случаях – если он встретился с Вероникой и теперь владеет информацией или если он снова ее не нашел, если сестры исчезли.

Женя набросила на пижамную кофту свитер и вышла из комнаты. Из кухни раздавались голоса. Братья не спали.

– Ну что, он позвонил? – спросила она, возникнув на пороге и щурясь от яркого света.

– Да, позвонил, – нахмурив брови, отозвался Борис.

Петр вскочил, чтобы встретить Женю, как если бы она поднялась с кровати с температурой. Взял ее за руку и даже осторожно приобнял за талию.

– И чего это мы не спим?

– Петя, да оставь ты ее. Не видишь разве, барышня спать не может, ее кошмары мучают.

– Никакие кошмары меня не мучают! И прекратите разговаривать со мной в таком тоне!

– Борис, что тебе сделала Женечка? Смотри, она сейчас заплачет!

– Вот еще! Не заплачу! Просто у меня предчувствия нехорошие. Что-то не то с этими Супониными.

– Садитесь, милая. – Петр усадил ее за стол, уставленный бутылками с виски и коньяком и рюмками. – Может, выпьете?

– Алкоголики, – она развела руками. – Вот вы, мужчины, всегда так. Пьете при каждом удобном и неудобном случае.

– Как говорил мой папа, – Петр состроил уморительную мину и улыбнулся, – мы не пьем, а лечимся.

– Я действительно уснуть не могу. И постоянно задаю себе один и тот же вопрос…

– Мы, в отличие от вас, голубушка, задаем себе уже тысячу вопросов! – с презрением в голосе воскликнул Борис.

– Дай договорить