Черная метка в паспорте [сборник] - Алексей Макеев Страница 28

– Нет, да я не знаю, кто это! Да, он лежит, не шевелится. Я ударил его палкой, чтобы отстал. А что мне оставалось делать?! Он бежал за мной по всему лесу. Да, да, заключенный из машины для перевозки, он нес чушь про Хвалову и трупы, а потом кинулся за мной. Я не знаю, откуда мне знать?! Что, серьезно? А если он мертвый? Да я не умею, я не знаю, как щупать чертов пульс. Ладно, черт! Сейчас, не клади трубку!

Рядом раздались неуверенные медленные шаги, в бок больно ткнулось острие тяжелого сука. От тычка снова вспыхнули пятна в глазах, но Гуров сцепил зубы и затаил дыхание, чтобы Афанасьев не понял, что опер в сознании. Он должен вытерпеть, затаиться и выяснить, с кем разговаривает подозреваемый. У него есть сообщник. Это все меняет: тогда алиби мошенника может быть реальным, а похищением и задержанием женщин занимается отдельно нанятый преступник. Сильные пальцы торопливо коснулись шеи и тут же в ужасе отдернулись назад. В голосе мужчины прорезался визг:

– Он в крови, шея в крови. Я не буду его трогать! Я не могу!

Кто-то на другом конце провода упорно бубнил, отдавая приказы. Афанасьев почти со слезами в голосе отказывался:

– Я не буду, я не могу. Он же мертвый. Зачем мне проверять его карманы? Я не смогу, нет. Я пойду, просто оставлю его здесь. Его не скоро найдут, мне надо уходить как можно быстрее. Я же говорил, даже несколько часов не могу. Никаких больше изоляторов. Я заплатил за освобождение! Мне нужно быть на свободе, а не сидеть за решеткой. Срочно!

Голос в трубке стал громче, Лев даже смог различить грозный рокот собеседника. Сергей с глухим стоном наклонился и трясущимися руками принялся охлопывать карманы куртки. Дотронувшись до липкой крови, которая растекалась по воротнику из рассеченной ссадины на затылке, он заскулил еле слышно, и все же продолжил осмотр. Голос в телефоне пробурчал:

– Не вой, ноешь, как баба. Ищи, кто это такой?! Что за клоун?! Ты в машине должен был быть один, я точно знаю. Больше никого Сладкевич не отправлял, кроме тебя.

Голос был знаком Гурову, он крепко сжал челюсти, чтобы не выдать себя. Сердце, казалось, грохочет как трактор от волнения, а от огромной шишки на затылке пульсировала жгучая боль, заполняя все вокруг. Однако Лев не мог вздохнуть свободно или шевельнуться, чтобы не спугнуть Афанасьева и его сообщника.

Дрожащие пальцы нащупали твердый переплет служебного удостоверения. Сергей Афанасьев больно нажал коленом в плечо, приподнимая тело опера, чтобы добраться до находки. При виде разбитого лица, теперь залитого уже настоящей кровью, он ринулся в сторону, там не смог справиться с приступом. Мужчина согнулся за соседними кустами в рвотном спазме. Отдышавшись после тошноты, преступник с трудом прошептал в телефон:

– Нашел, у него удостоверение из органов, – мужчина шагнул в сторону от лежащего тела, подставил внутренности документа под тусклый свет луны. – Фамилия – Гуров. Не могу больше прочитать – темно. Мелко что-то еще написано.

Голос его собеседника в телефоне взорвался ругательствами, Афанасьев растерянно пытался возражать:

– Я не знал, не знал, что он из Москвы. Никогда не видел его! Я просто убегал и ударил палкой, чтобы остановить. Да как, убийство опера?! В смысле, убийство? Я… я… не знаю его даже, не хотел убивать. Зачем? Откуда он в машине? Ты должен был все контролировать и организовать! Я не буду платить оставшуюся часть, если ты не избавишься от этого Гурова. Он всех сдаст!

Мужчина нервно затоптался на крошечном пятачке, слушая, что говорит ему голос. Потом вдруг взвился в приступе ярости:

– Я не буду его закапывать. Слышал? Я один за это отвечать не буду. Или ты приезжаешь и помогаешь мне все исправить! Или я иду и сдаюсь, а потом рассказываю, кто помог мне развалить дело, кто меня отпустил под домашний арест, кто помог бежать. Ты говорил, что все будет в порядке. Ты обещал, что я буду на свободе и больше не вернусь ни в камеру, ни под домашний арест. Я жду уже несколько месяцев, вместо свободы только бесконечные допросы, новые обвинения. Приплели мне этих пропавших баб, да не видел я их и знать не хочу. Мне все надоело! Ты взял деньги, отрабатывай их! Я жду здесь. Полчаса, и если тебя не будет на месте в этом чертовом лесу, то мне будет плевать на все. Я не хочу брать на себя убийство мента, я тут ни при чем. Ты говорил, что в машине никого не будет, я просто обману охрану и свалю. Все! Заткнись! Замолчи! Да, мне надо было срочно свалить, я не мог ждать до утра. У меня важное дело. Я не буду слушать, ты получил от меня кучу денег, урод! Отрабатывай их! Или я тебя лишу денег, лишу твоей работы! Если я сяду, то ты вместе со мной!

В бешенстве Афанасьев швырнул телефон в кусты, потом с размаху стукнул кулаком по дереву и тут же вскрикнул от боли. Он затряс рукой, оступился и шлепнулся, потеряв равновесие, рядом с телом Гурова. Мошенник в ужасе отшатнулся, а потом вдруг горько расплакался, словно ребенок, шепча в пустоту:

– Прости, господи, я не хотел. Я не хотел его убивать, господи. Не надо меня наказывать, пожалуйста. Я просто хотел сбежать, мне надо было узнать, что с моим сыном, где он. Ты же знаешь, ты знаешь, что это все ради него. Я… я хотел все исправить.

Высокий статный мужчина обмяк, сжался в комок и уткнулся в рукав, сдерживая свои рыдания:

– Я не хотел, не хотел, чтобы так произошло. Мне просто хотелось помочь своей семье, чтобы мы жили хорошо. Просто немного денег. Купить себе дом, путешествовать. Это ведь всего лишь желания, господи, почему так все произошло? Как мне все исправить? Я запутался, я так запутался, мне страшно. Дай мне шанс все исправить, прошу тебя, господи. Больше никаких обманов, даже деньги не нужны. Буду работать, жить обычной жизнью, только дай мне его забрать. Ты же знаешь, я живу для него, все это делаю ради него.

Горькие