Татьяна Коган - Амнезия души Страница 29

– Ну, смотри, мы с отцом уже готовы нянчить внуков, – на прощание призналась мама.

Джек подумал, что через несколько месяцев в Мюнхене родится их первый внук, только они вряд ли его когда-то увидят.

Идти никуда не хотелось, даже на тренировку. Решил отсидеться дома, предаваясь тоскливым думам. К счастью, друзья позабыли о его дне рождения, иначе уже давно бы проявились. А значит, можно побыть наедине со своей грустью и не изображать лицемерное веселье.

Не то чтобы Джек серьезно грустил. Он отдавал себе отчет, что не имеет причин жаловаться на судьбу. Здоровый, молодой, трудоспособный – не это ли эпитеты счастья? Практика в клинике приносила ему удовлетворение и новые знания, а лучшим развлечением являлась способность видеть. Год назад психотерапевт Кравцов уже испытывал бы дискомфорт от нехватки адреналина и искал бы способы взбодриться. Но сейчас его занимали мысли иного рода. При желании он мог взять их под жесткий контроль, направив подсознание в безопасное русло. Но такое желание отсутствовало. Ему нравилось думать о Гретхен. Воспоминания о взбалмошной медсестре дарили ему утонченное, граничащее с болью удовольствие.

Джек достал диск с альбомом «Яблокитай» группы «Наутилус Помпилиус», вставил в проигрыватель и нажал на «play». Колонки стереосистемы тихо загудели, вкрадчивый голос нарушил тишину комнаты:

Мы лежим под одуванчиковым солнцем,И под нами крутится Земля.Она больше, чем моя голова,В ней хватит места для тебя и меня.

После выписки из офтальмологической клиники Джек задержался в Мюнхене на две недели – погостить у родителей. Мать не знала о неприятностях со здоровьем сына, так что пришлось разыграть спектакль о неожиданном приезде. Стоит ли говорить, что сюрпризом мама осталась довольна.

После ночи, проведенной с Гретхен, Джеку потребовались немалые усилия, чтобы заставить себя переключиться. Он наматывал километры по баварским автобанам, упиваясь бешеной скоростью, гулял по городу, изучая уютные дворики и узкие улочки, рассекал на моторной лодке по волнам озера Штарнбергзее, чьи воды холодны даже знойным летом, гонял на велосипеде по горным дорожкам, уставая так, что едва хватало сил на обратный путь, ходил в кинотеатры, выбирая фильм наугад – самое бездарное кино заставляло его трепетать от восторга, ибо он имел возможность видеть.

Отец с мягкой улыбкой наблюдал за сыном, изредка спрашивая его о самочувствии и держа при себе советы быть осторожней. Сергей Иванович понимал состояние Вани и не хотел портить его эйфорию излишней отцовской опекой.

Джек не вспоминал о Гретхен до последнего дня пребывания в Мюнхене. Система контроля отключилась, когда он ступил на центральную площадь аэропорта Франца-Йозефа Штрауса. Гигантский навес из стекла и металла, перекинутый между двумя терминалами, парил в высоте подобно раскинувшему плавники скату. Эта воздушная конструкция в шестидесяти метрах над головой неизменно встречала и провожала Джека, когда он прилетал и покидал Мюнхен. Он уже давно привык к прозрачной статичной красоте, но не упускал возможности поднять глаза к потолку и полюбоваться необычным архитектурным решением. В тот день Джеку показалось, что там, за пределами крыши, он оставляет нечто важное, нечто, содержащее в себе самые лучшие эмоции, на какие только способен человек.

Джек не отрицал существование любви, но при этом понимал, что любовь, как и остальные чувства, не столь бесконтрольна, как принято считать, и при желании легко управляется рассудком. Иван Кравцов умел корректировать эмоции и не раз прибегал к своим навыкам, если видел пользу. Он осознавал, что его заинтересованность медсестрой превзошла привычные пределы, и самое безопасное сейчас – остановить процесс, не позволив чувству развиться. Гретхен дала ему понять, что не настроена на повторные встречи. Она получила желаемое, и Джек пообещал, что не будет претендовать на большее. На несколько дней ему удалось стереть из памяти образ Гретхен, однако успех оказался временным. Воспоминания о страстной ночи нахлынули с новой силой, и в этом не было ничего удивительного. Удивительное крылось в нежелании Джека включать защитный самоконтроль.

– Ты меня тревожишь, сын.

Джек оторвал взгляд от стеклянной крыши и посмотрел на отца, стоявшего рядом. Обычно, уезжая от родителей, Иван отказывался от провожатых и брал такси, но на сей раз отец настоял, чтобы составить ему компанию.

– У тебя рассеянный вид. Я видел нечто подобное в зеркале спустя неделю после знакомства с твоей матерью, – Сергей Иванович выразительно посмотрел на сына. В уголках его глаз залегли веселые морщинки.

Застигнутый врасплох, Джек не сразу нашелся что ответить, чем вызвал у отца откровенную улыбку. Сергей Иванович похлопал сына по плечу и кивнул в сторону входа в терминал.

– Ладно, посчитаешь нужным рассказать – расскажешь. Пойдем на регистрацию, не то опоздаешь на рейс.

На протяжении полета Джек ощущал необъяснимую тоску, она медленно поднималась от живота к голове и соединялась с заунывным шумом турбин, закладывая уши. Никогда прежде улетать из Мюнхена не было так трудно. Этот тихий спокойный город, который Джек считал вторым домом, вернул ему зрение и способность радоваться жизни. Город убаюкивал его унылыми ночами в ожидании чуда, приветствовал ярчайшими красками, когда чудо произошло. Попользовавшись радушием Мюнхена, Джек неблагодарно сбегал в другой город – сверкающий и агрессивный, испытывающий на прочность, отбирающий энергию и ничего не дающий взамен. Джек любил Москву. Но отчего-то теперь Москва уже не манила его, а упрямо тащила за собой, как вспененная лошадь волочит по земле запутавшегося в стремени всадника.

В Москве его ждали любимая работа, друзья, привычный образ жизни. А в Мюнхене…

Настойчивый звонок в дверь заставил Джека поплестись в прихожую и повернуть замок. На пороге стояли Макс, Глеб и Лиза.

– Что, старик, надеялся, мы забудем? – подмигнул Макс и шагнул в квартиру, обнимая товарища. – Возраст Христа ты пережил, даже пострадать умудрился. С чем тебя и поздравляю! Тридцать четыре – это уже солидно!

– Не напоминай, – улыбнулся Джек, освобождаясь из объятий и пожимая руку Глеба.

– Мы тебе сегодня весь вечер напоминать будем, – ласково пообещала Лиза, целуя именинника в щеку и протягивая ему большой красочный конверт. – Но сперва открой подарок!

Джек подцепил ногтем уголок, надорвал конверт и достал плотный листок:

– Подарочный сертификат на десять прыжков с парашютом?

– Именно! – подтвердила довольная Лиза. – Ты у нас адреналиновый маньяк, хотя и не признаешься. Мы посовещались и решили придать тебе ускорения. Сам выберешь по своему усмотрению, как прыгать: в тандеме с инструктором с высоты четыре километра или самостоятельно, с километровой.

– Очень приятный подарок, спасибо, – искренне поблагодарил их Джек. – Прошу, проходите в комнату. Заранее приношу извинения, угощения не приготовил.

– На этот счет не парься, – уведомил Макс, потряхивая тяжелым пакетом. – Мы кое-чем запаслись.

– Как я мог усомниться в вашей предусмотрительности?

– Что у тебя за старье играет? Меланхолию нагоняет, – фыркнула Лиза, прислушиваясь к мелодии.

– Не попал в твое настроение?

– Не то чтобы совсем не попал, ты не попал в воздушный шарик. Не возражаешь, если я сменю пластинку?

– Чувствуй себя как дома, – разрешил Джек, подавляя вздох.

– Уже чувствую, – Лиза исчезла в комнате. Пока она искала подходящую радиостанцию, Глеб и Макс прошли на кухню и, достав из пакета бутылки с алкоголем, водрузили их на стол.

Иван с интересом наблюдал за Глебом. Они не виделись с лета, товарищ с головой погрузился в семейные проблемы и не торопился выходить на связь. Тем неожиданней было его появление. Глеб выглядел подавленным, и Джек поймал себя на мысли, что уже не помнит его другим. Образ юного задиры, готового ввязаться в любую авантюру, лишь бы избежать скуки, поблек со временем. Глеб никогда не отличался беспечностью и веселостью – слишком рано повзрослел, взяв на себя обязанности по воспитанию младшего брата. Начал подрабатывать, будучи школьником, чтобы помогать матери содержать семью, и это накладывало отпечаток на его характер. Хоть самого Глеба было сложно заставить смеяться, он обладал прекрасным чувством юмора и с легкостью веселил окружающих. Отвлечься и расслабиться помогал спорт. Накопившийся стресс выплескивал на тренировках, а если нагрузки не хватало – инициировал разборки, чтобы вдоволь помахать кулаками. Вызвать смуту и переполох он умел.

Мало кто узнал бы на школьных фотографиях нынешнего Глеба – угрюмого, утратившего былую энергичность нелюдима. Джек едва не спросил приятеля, каким ветром его сюда занесло, но сдержался, не желая накалять обстановку.

Из динамиков полилась ритмичная бразильская музыка. Лиза появилась в дверях, окинула присутствующих критическим взглядом и решительно подошла к имениннику: