Хокан Нессер - Человек без собаки Страница 29

Но это Кристофера не волновало, вернее, волновало, но не слишком. Он понял это, когда проанализировал ситуацию более тщательно. Он обязан защищать Хенрика — нового, промискуозного Хенрика. Они заключили соглашение. На этот раз провинился Хенрик, а не он, и этот невероятный факт сам по себе приносил Кристоферу глубокое моральное удовлетворение. Хенрик, а не он.

И когда Хенрик появится, он должен будет принять удар на себя. И никогда и никому не удастся узнать, что его младший брат утаил от следствия что-то важное. Кристоферу ничто не грозило. Это не ложь, наоборот: это его долг соблюдать заключенный с Хенриком договор.

Brothers in Arms[33].

Но, конечно, на редкость глупо, даже непонятно, как Хенрик мог так опростоволоситься. Ясное дело, удрал на свое тайное свидание где-то среди ночи, а потом… у Кристофера не было особого желание называть все своими именами. Но что бы там ни было, после того, о чем ему не хотелось думать… наверное, и Хенрик, и тот, другой… или другая, наверное, они решили подремать и просто-напросто проспали! Детский сад какой-то, решил Кристофер. Интересно, что за байку он сочинит, когда вернется?

Мобильник он, понятное дело, отключил. За последний час ему звонили раз десять — срабатывал автоответчик. Непохоже на Хенрика. Непонятно, что там напридумывали взрослые… папа, например, предположил, что Хенрик пошел покататься на лыжах! Когда выяснилось, что в доме нет не только лыжных костюмов и ботинок, но даже самих лыж, лыжная пробежка превратилась в просто пробежку: побежал размяться перед завтраком. Но потом и эту теорию отвергли: никому не придет в голову заниматься джоггингом в такой снегопад, и тем более Хенрику.

Никто пока особого волнения не выказывал, но, может быть, только при нем? Иначе зачем его отослали в эту СУКу, Самую Уродливую Комнату в мире? Хотят обсудить положение без него, значит, все не так просто. К тому же исчез не один человек, исчезли двое. Хотя взрослые как будто и не замечают этого совпадения. Или это только при нем? Дураки, они же не знают, а он знает…

Старый болван, мысленно обругал он Хенрика — и удивился: никогда раньше он даже в мыслях не решался унизить брата. Но ведь из-за него, из-за этого растяпы Хенрика, он теперь вынужден лгать матери в лицо! Всего два дня назад он и представить такое не мог.

Ну что ж, солгу на голубом глазу, буду держаться до последнего. Как договорились… а все же, куда мог подеваться Хенрик?

Он посмотрел на тоскливый рисунок обоев и почувствовал неприятный холодок в животе. Куда мог деваться Хенрик?

Странно… и, что там скрывать, страшновато. Что с тобой случилось, Хенрик?

Он словно ждал, что на обоях появится ответ, скажем, проступят белые буквы «сейчас приду». Но обои оставались такими же зелеными, а светлые полоски выглядели еще гаже, чем обычно.

— Кристофер, нам надо все выяснить досконально. Ты согласен?

— Конечно, — сказал Кристофер.

— Хенрика нет, и мы не знаем, где он.

Кристофер попытался одновременно кивнуть и покачать головой, чтобы таким образом выразить абсолютную готовность правдиво ответить на все вопросы.

— Похоже, что он ушел очень рано утром или?..

Кристофер не стал заполнять возникшую паузу.

— …или ночью, — закончила Эбба.

— Не знаю. Я ничего не заметил ни ночью, ни утром. Очень крепко спал сегодня.

Мама Эбба посмотрела на него пронизывающим стальным взглядом, но он, как ему показалось, выдержал этот взгляд. Сейчас он, по крайней мере, не чувствовал себя на скамье подсудимых, и это облегчало задачу. Намного облегчало.

— Он ничего тебе не рассказывал?

— О чем?

— Не знаю, Кристофер. Может быть, собирался уйти куда-то на пару часов.

— Нет… ничего такого он не говорил.

— Ты уверен?

— Конечно.

— Но у меня такое впечатление, что ты…

— Что — я?

— Что ты не особенно удивлен его отсутствием.

— Как это?

— Мне кажется, ты не удивлен его отсутствием, и это странно… и я пытаюсь понять, почему ты не удивлен.

Это был опасный выпад, и он парировал его единственным возможным способом:

— Не удивлен? Не понимаю, о чем ты говоришь. Я понятия не имею, куда делся Хенрик, и удивлен точно так же, как и все.

Она помедлила секунду и отступила. Прямая атака не удалась.

— Хорошо, Кристофер. Я тебе верю. И все же… попробуй вспомнить, может быть, он что-то сказал? Или намекнул? Любая деталь важна. Вы же наверняка болтали о всяких мелочах.

Кристофер прикусил нижнюю губу, изображая напряженную работу мысли.

— Нет… нет, мама, ничего такого не припомню.

— Как тебе показалось, Хенрик… не показался ли он тебе немного странным в эти дни? Вы же не виделись всю осень. Тебе не приходило в голову, что он изменился?

Прямое попадание, мамочка. Если бы ты только знала, насколько изменился твой любимчик, тебя бы удар хватил. И когда-нибудь… может, когда-нибудь и придет такой момент, когда я смогу все это высказать.

— М-м-м… да нет, — сказал он вслух. — Нет, странным он мне не показался. Скоро явится, и все выяснится. Может быть, он решил, что вы собираетесь ехать после ланча. Или пошел покупать рождественские подарки.

Эбба, казалось, некоторое время обдумывала предложенную Кристофером версию, но потом вновь пристально уставилась на сына. Но тот был непоколебим.

— О чем вы говорили вчера вечером?

А это уж не твое дело, госпожа прокурорша, сформулировал он и внутренне усмехнулся.

— Ни о чем особенном. Он сказал пару слов про Упсалу.

— Вот как? И что же он сказал про Упсалу?

— Что учиться интересно, но довольно трудно.

— Он упоминал Йенни?

Кристофер подумал.

— Разве что так, мальком.

— Мельком.

— Что?

— Мельком. Ты сказал — мальком. Малек — это малек, а мельком — значит, мимоходом.

— Извини.

— Неважно. И ничего другого?

— В смысле, о чем мы говорили?

— Да.

— Немного о дяде Роберте.

— В самом деле? И к какому же выводу пришли?

— Ни к какому. Разве что он ведет себя как-то странно.

— Еще бы, — буркнула Эбба. — Но это к делу не относится. На сегодняшний день меня мало интересует ваше мнение о моем брате. Но если вспомнишь что-то насчет Хенрика, то мы — и я, и папа, и дедушка, и бабушка — настоятельно просим, чтобы ты с нами немедленно поделился.

— Конечно. — Кристофер изобразил легкое возмущение, и, по-видимому, ему это удалось. — Ты что думаешь, мне не хочется поскорее отсюда уехать? Знал бы что-то, тут же сказал.

Она сделал короткую заключительную паузу.

— Хорошо, Кристофер. Я тебе верю.

И Эбба вышла из комнаты.

Болван, болван, старый болван, подумал Кристофер, когда за матерью закрылась дверь. Где тебя носит?

Он посмотрел на часы. Без одной минуты двенадцать.

В два часа снова пошел снег. В доме Германссонов только что закончился ланч — истербанд[34] с тушеной картошкой; Карл-Эрик очень любил это блюдо, но сегодня ел без аппетита. Впрочем, аппетита не было ни у кого. Ели едва ли не в полном молчании, потом перешли в гостиную пить кофе с пончиками, но и там продолжали молчать. Кристофер кофе не пил. Он прихлебывал рождественский муст и изучал выражение лиц взрослых. Что, интересно, у них в голове? Он угадывал раздражение, недоумение, тревогу. Фрустрация — вспомнил он ученое слово. Все вопросы, которые можно задать, уже заданы, и никому не хотелось начинать по второму кругу. Все догадки, все рассуждения были пережеваны раз десять. Машину уже загрузили, она стояла в полной готовности перед воротами гаража. Проблема была только в том, что один из пассажиров исчез.

Страх. Пока еще никто не упомянул это слово. Никто не хотел его произнести, держали под замком, но Кристофер ясно чувствовал, что его преимущество перед остальными, преимущество знания, постепенно исчезает — ему тоже становилось все страшней и страшней. Конечно, он знал больше, чем другие. Он знал, что Хенрик ночью ушел на тайную встречу с любовником по имени Йенс (хотя полной уверенности у него не было: откуда в Чимлинге взяться Йенсу?). Ушел и ушел, но почему он не вернулся утром или хотя бы к ланчу? Этот вопрос становился все более навязчивым с каждой минутой.

Хенрик исчез. Роберт исчез. Ничего более странного в жизни не видел, решил Кристофер Грундт.

— Пять минут третьего, — бесцветным голосом произнесла Розмари Вундерлих Германссон, словно это сообщение могло навести на какую-то мысль.

Единственным результатом ее слов было то, что на виске Карла-Эрика вздулась вена и начала сокращаться и извиваться, как дождевой червяк, — уже не в первый раз за утро, подумал про себя Кристофер. Значит, дед тоже не в своей тарелке. И еще у него что-то странное с веком, нависает над глазом, и вид, как у пьяного. Но в том, что дед за сегодня не выпил ни капли, он был совершенно уверен.