Виталий Гладкий - Архивных сведений не имеется Страница 29

Лощина почти под прямым углом поворачивала на северо-запад в сторону болота. Под высоким глинистым обрывом Алексей заприметил промоину в виде пещерки, над которой свисал козырек из густо переплетенных корней и сухой травы.

– Туда! – показал он Фасулаки и полез первым. Места хватило обоим с лихвой. Отдыхали, дожидаясь Никашкина. Алексей прислушался: автомат ефрейтора умолк, только отрывисто и сухо трещали немецкие "шмайсеры".

Неожиданно Фасулаки крепко сжал плечо лейтенанта и кивком указал вниз по течению речья. Но уже и Алексей услышал шлепки шагов. И тут над обрывом у самого края лощины, как раз напротив того места, где они затаились, показалась рогатая каска, к которой были прикреплены ветки для маскировки: немецкий солдат с совсем еще молодым бледным лицом, вытянув по-гусиному шею, смотрел вниз, настороженно прислушиваясь к неумолчному говору ручья. Алексею в какой-то миг показалось, что глаза эсэсовца различили две фигуры в пещерке – чересчур уж пристально и долго немец вглядывался в кусты возле их убежища, и он стал медленно поднимать пистолет; но в это время гитлеровец повернул голову и, взмахнув рукой, приглашая кого-то невидимого следовать за собой, исчез, зашуршав опавшей листвой.

Затихшие было шаги зазвучали вновь, и через минуту два эсэсовца, рослые, дюжие, подошли к пещерке. Одна мысль мелькнула у лейтенанта и Фасулаки: "Никашкин!" Вот-вот должен появиться и он – и наткнется на пули этих громил.

Алексей глазами указал Георгию на переднего, рыжевого и потного, как загнанная лошадь, и беззвучно шевельнул губами. Фасулаки прикрыл веки – понял: без лишнего шума…

Малахов прыгнул второму, длиннорукому и прыщавому на спину в тот момент, когда Георгий, коротко выдохнув, метнул нож. Захватив шею гитлеровца на изгиб руки, Алексей резким рывком швырнул его через бедро и попытался рукояткой пистолета нанести удар в висок. Но эсэсовец был обучен отменно: извернувшись, он быстрой подсечкой сбил лейтенанта с ног и, выхватив кинжал, ударил, целясь в горло. Перекатившись, Алексей ушел от смертоносного клинка, но немец опять взмахнул кинжалом…

И, застонав, медленно опустился в воду рядом с Малаховым: тяжело дыша, Никашкин с сожалением посмотрел на расщепленный приклад своего автомата, затем перевел взгляд на Фасулаки, который всем телом придавил рыжего эсэсовца, дрыгающего ногами, и засунул его голову в воду (нож только ранил немца), и без сил привалился к обрыву.

Они шли почти до полуночи, стараясь замести следы. Утром, наскоро перекусив, двинулись дальше на восток – из-за погони пришлось накинуть добрый крюк, и теперь нужно было торопиться, наверстывая упущенное. Осенний лес был тих и уныл, несмотря на свой красочный наряд. Солнце не показывалось – по небу ползли низкие серые тучи.

Следующую ночь они провели на лесной заимке: спали, зарывшись в прошлогодний стог сена, почерневший от дождей и весь в мышиных норах. К утру задождило, но ненадолго – холодный тусклый рассвет поднимался над лесом, кутая заимку в туманную морось.

Близкий гул моторов застал их врасплох: сырой плотный туман, словно губка, вбирал в себя звуки, и когда на узкой лесной дороге, которая вела к заимке, показался бронетранспортер в сопровождении мотоциклистов, Алексею почудилось, что немцы выросли из-под земли. Бежать было поздно – вокруг заимки открытое пространство и проскочить его незамеченным мог разве что человек-невидимка. Поэтому, едва успев захватить вещмешки, они поспешили зарыться поглубже в тот самый стог, который служил им ночью постелью.

Алексей с нервной дрожью прислушивался к голосам немцев: судя по всему, они расположились здесь ненадолго. Мысленно он поблагодарил осторожного Никашкина за его совет провести ночь не в заимке – добротно срубленной избушке с нарами, на которых лежали туго набитые сенники из рогожи, и где была печка с запасом дров, а в стогу, сложенном неподалеку и чуть сзади, – будь они там, их уже затравили бы, как зайцев. Хотя кто знает, что будет дальше.

Алексей слушал. Громче всех разговаривали трое, видимо, стояли почти возле стога – два немца и один русский.

– Отшень красиф, отшень… – немец сильно коверкал русские слова, но понять его речь можно было. – Ви знайт, господин Бобкофф, эта при-ро-да мне напоминаль Бавария.

– О да, герр полковник: места здесь отменные, – голос русского таял, как воск на сковородке. – Изволю-с заметить, сам царь Петр хвалил эти края, бывал тут не раз.

– Пиотр? Император… Вспоминаль, вспоминаль… Пи-тербурх… Вилли, – обратился он по-немецки, – ружья готовы?

– Яволь, герр оберет! – молодой крепкий баритон.

– Гут, – и снова на русском: – Господин Бобкофф, вы здесь зваль этот мужик…

– Слушаюсь, герр полковник! Кузьма! Кузьма-а! Ты что не слышишь, олух! Поди сюда.

– Иду… – бас чуть хрипловатый, прокуренный. – Чего надобно?

– Как стоишь перед господином офицером? Шапку сними, дубина.

– Ну, снял…

– Кусьма, ви нас проводить… как это… охот. Паф, паф! Понималь?

– А чего не понять. На охоту так на охоту…

– Господин полковник хочет поохотиться на диких кабанов. Вот ты ему и покажешь, где тут и что. Да смотри мне, чтобы все было в лучшем виде!

– Дикий кабан чай не заяц… – проворчал Кузьма вполголоса. – От него самому впору деру дать.

– Ты что-то сказал? Тебе не понятно?! – голос Бобкова, визгливый, бабий, захлебнулся от наигранного рвения.

Кузьма что-то буркнул невразумительное в ответ и умолк.

– Герр полковник, – опять залебезил Бобков. – Не имеете желания перед охотой откушать?

– Кушаль? Зер гут. Карашо. Только мальо…

– Конечно, конечно, мы скоренько. У меня тут колбаска домашняя, сало, разносольчики-с…

Бобков и немцы удалились. Алексей облегченно вздохнул и подумал о Бобкове: "Каков подлец!".

Но тут раздались шаги, тяжелые и неторопливые, зашуршало сено, и в нору, куда забился Алексей, хлынул свет. На него глянуло крупное бородатое лицо с припухшими веками, под которые глубоко запрятались острые буравчики глаз – у стога с охапкой сена в руках стоял широкоплечий, чуть сутоловатый Кузьма. На мгновение их взгляды столкнулись; затем Кузьма, ни единым движением или звуком не выдав своего удивления, положил охапку на место и теперь осторожно принялся дергать сено рядом.

– Давай, давай, рус! Шнель! Шнель! Бистро! – закричал кто-то из гитлеровцев, и добавил по-немецки: – Готлиб, Курт и ты, Вольфганг, помогите этому старому увальню. Иначе он там будет полчаса ковыряться, а в костер подбросить уже нечего.

"Вот не везет… – почему-то спокойно подумал Алексей, слыша гогот немецких солдат, которые направились к стогу. – Ну что же, попробуем прорваться. Сколько их там? Впрочем, какая разница…".

И он, не колеблясь, разрушил тонкую преграду из сенной трухи, которая отделяла его от немецких солдат, и нажал на спусковой крючок трофейного "шмайсера".

Стрельба ошеломила гитлеровцев, которые, расположившись вокруг костра, завтракали, нанизывая на длинные прутики кусочки сала и подрумянивая их на огне. Они бросились врассыпную, попрятались кто куда: за бронетранспортером, в рытвинах, за избушкой, под мотоциклами.

Мельком взглянув на Кузьму, который при первых выстрелах упал, обхватив голову руками, Алексей скомандовал:

– Прижимайте их к земле!

И в несколько прыжков перескочив открытое пространство между стогом и припаркованными с чисто немецкой любовью к порядку в ряд мотоциклами, вскочил в седло одного из них, на ходу пригвоздив очередью солдата, который попытался помешать ему.

Мотоцикл завелся с первой попытки. Дав полный газ, Алексей, круто вывернув руль, подъехал к стогу.

– Быстрее!

Никашкин и Фасулаки не заставили себя долго ждать, и, взревев мотором, мотоцикл помчал по дороге от заимки…

Обозленные гитлеровцы настигали – Алексей водил мотоцикл неважно, чего нельзя было сказать о немецких солдатах. Они стреляли вдогонку почти не переставая. Пытались если не попасть, что на ходу было довольно трудно, то по крайней мере пощекотать нервы беглецам, вывести их из равновесия.

Негромко охнул Никашкин, который отстреливался, сидя в коляске.

– Жора, что с ним? – крикнул Алексей, заметив, как ефрейтор поник головой, выронив автомат… – Ну что ты там копаешься?!

– Все, нету Никашкина… – Фасулаки вдруг обернулся и погрозил кулаком в сторону немцев. – Ну!.. И затеребил Малахова:

– Товарищ лейтенант! Чуток притормозите! Вдвоем нам не уйти. Я с ними тут потолкую… – скрипнул зубами.

– Сиди! Уйдем… – крепче сжал руль Алексей.

И почувствовал, как вдруг стало трудно дышать, будто грудь сдавило тисками: эх, Никашкин, Никашкин, товарищ верный… Как же так, Евграф Никашкин, как теперь… без тебя?!

Наконец выскочили на широкий, искромсанный танковыми гусеницами тракт. Неподалеку виднелся мост через реку, но Алексей не рискнул ехать в ту сторону – он охранялся, и привлеченные пальбой, которую устроили преследователи, солдаты охраны уже забегали, занимая оборону в окопах на обочине.