Александр Смирнов - Вавилонская башня Страница 29

Новоселье у Кузьмы не дошло ещё до третей, последней фазы. И гости, и хозяева находились во второй, самой откровенной стадии. Откровенной и глухой одновременно, ибо все хотят высказаться, но никто не хочет слушать пьяные откровения соседа.

Кузьма уже несколько раз пожалел, что не послушал совета жены. Маша, его боевой товарищ, сидела, забившись в угол, и испуганными глазами смотрела на так называемую элиту общества, которая если и отличалась от животных, так только винным перегаром. Кузьма подошёл к Маше и подсел рядом.

— Зря я пригласил тебя, — посетовал он.

— Ну, что ты Кузьма, я же понимаю, что ты обязан их пригласить.

— Я вспоминаю, как мы собирались в нашем полку: я, ты, командир, Николай и Василий. Пили спирт, а не водку, но всегда умудрялись оставаться людьми.

При имени Николай, Маша тяжело вздохнула.

— Ты не ходишь больше на Фонтанку?

— Ты же сам сказал, что надо подождать.

— Я тут кое-что пронюхал по своим каналам.

— Что? — испуганно спросила Маша.

— Ты что так испугалась? Я просто хотел сказать, что ты снова можешь ходить на Фонтанку.

— Правда!?

Маша от радости подпрыгнула на стуле, обняла Кузьму и поцеловала его.

Эта выходка не осталась незамеченной. Наташа прервала свою беседу с женой начальника Кузьмы и глазами тигрицы смотрела на мужа и его собеседницу. Начальник Кузьмы стоял сзади своей жены вместе со своим заместителем и тоже наблюдал эту сцену.

— Степан Егорович, — обратил внимание начальника заместитель, — Вон там видите даму, которая с виновником торжества целуется.

— Она явно не из наших, — ответил тот.

— Ну, это как сказать. Она проходила по делу увечья. Помните, её сын выколол глаз потерпевшему, за то, что он обозвал эту особу ППЖ?

— А я как раз дал это дело ему.

— Так точно, Степан Егорович.

— Значит и наш новый сотрудник не устоял перед этой проституткой?

— Все мы люди, конечно, но притаскивать её сюда, это уже слишком.

— А я то думал, почему он так рьяно защищал её?

Начальник стоял совсем близко от своей жены, а следовательно и от Наташи, поэтому весь разговор был отлично слышан двум женщинам.

Наташа в ярости сжала рюмку так, что она разбилась и разрезала руку. Женщина, не чувствуя боли, обмотала ладонь салфеткой схватила вилку и привстала со стула. Жена начальника остановила её.

— Перестаньте. Что вы делаете? Мы же интеллигентные люди. Разве так можно?

— А как в таком случае можно!?

— Мы просто посадим её.

— Посадим?

— Конечно. Или наши мужья не в правоохранительных органах служат?

Лицо Наташи прояснилось. Она обняла свою собеседницу и расцеловала.

— Давайте с вами на брудершафт выпьем, — предложила она.

— Тогда уж не с вами, а с тобой, — поправила жена начальника.

Женщины наполнили свои рюмки, выпили и троекратно поцеловались.

— Так, за что это без нас тут пьют!? — раздался громкий голос начальника.

— За правоохранительные органы.

— А почему в одиночку? Так не годиться. Товарищи, прошу наполнить свои бокалы доверху. Мы пьём за правоохранительные органы, поэтому приказываю выпить до дна.

Так как за исключением Маши все собравшиеся имели отношение к прокуратуре и тем более по службе были зависимы от начальника, приказ был выполнен незамедлительно. Рюмки опустошили, поставили на стол, и уже без всякого тоста снова наполнили. Застолье вступило в свою третью и последнюю фазу.

Те, кого судьба хотя бы однажды заставила ждать, и не просто ждать, а ждать годы, и не просто годы, а годы послевоенные, и не просто послевоенные, а с маленьким ребёнком на руках, без родственников и поддержки, в полной нищете, когда ни сил, ни надежд уже не осталось, наверное, знают, как это мучительно. Но если и в этом случае, вопреки всякой логики, чудо происходит, человеческий разум не в состоянии поверить в это. Человек теряет самообладание, руки и ноги его начинают трястись, лицо бледнеет и он падает в обморок.

Когда Маша увидела на набережной Фонтанки мужской силуэт, она испытала тоже самое. И хотя разум понимал, что таких силуэтов она видела сотни, и что совсем не обязательно, что этот силуэт именно тот, которого она ждёт, чувства полностью отказывались подчиняться всякой логике.

Она остановилась, побледнела и схватилась за поручни набережной. Ноги перестали удерживать тело, и оно сползло на гранитные плиты.

— Мама, мама! — закричал Сашенька.

Мама сжала руку сына и сквозь слёзы посмотрела на него.

— Это твой отец, — промолвила мать и потеряла сознание.

Мальчик заметался, не зная, что делать, потом собрал все свои детские силы и закричал:

— Папа! Помоги маме!

Истошный крик мальчика прозвучал в тот момент, когда Николай, выкурив уже третью папиросу, смотрел на разрушенный дом и думал где ему теперь искать Машу и куда направиться ночевать.

Детский голос прервал эти мысли и Николай побежал на помощь, лежащей на набережной женщине и ребёнку, склонившемуся над ней. Когда Николай подбежал к месту происшествия, то обратил внимание, что кроме него никого рядом не было, и какого папу звал ребёнок было непонятно. Он взял руку женщины и стал нащупывать пульс.

— Папа, ну что ты смотришь, Помоги! — крикнул ребёнок, глядя прямо на Николая.

— Кто папа? — робко спросил Николай.

— Ты, конечно, — услышал он знакомый голос.

Маша уже пришла в себя и не спускала с Николая глаз. Тут уже впору мужчине от неожиданности потерять сознание. И если бы Николай не был закалён в партизанских лесах, полковой разведке и тюрьмах, так бы всё и случилось, но наш герой если и мог куда упасть, то только не в обморок.

Крики о помощи и детский вопль привлекли внимание не только Николая. Наташа скучала дома одна. Сын уже спал, а муж дежурил по городу. Женщина сидела и смотрела в окно. Она увидела Машу, которая шла по набережной, а потом упала, она видела и слышала ребёнка. Наташа подумала, что она ослышалась, когда услышала, что ребёнок звал папу, но когда мужчина подбежал к женщине и когда вся семья обнялась и расцеловалась, всё стало понятно. Женщина подбежала к телефону и позвонила своей новой подруге — жене начальника мужа.

— Шура! — кричала она в трубку, — ты представляешь, я сейчас своими глазами видела, как он к ней вернулся.

Она на секунду замолчала и продолжила.

— Ну, как кто? Сожитель этой шлюхи. Неужели ты не помнишь? Мы же с тобой о ней на новоселье говорили. Ну, слава богу, вспомнила. Приходи ко мне надо что-то придумать. Не прошло и получаса, как две подружки сидели у окна и смотрели на окна дворничихи, вынашивая свои коварные замыслы.

А Маша с Николаем даже и не думали, что есть на свете люди, которые могут пожелать им зла. Для них всё зло окончилось, и с этой минуты их жизнь должна была, нет, она была просто обязана покатиться по ровной дороге, усыпанной, как минимум розами.

Кто из нас хоть однажды в мечтах не видел себя в лавровом венце? Кого из нас в мыслях не засыпали цветами? И эти цветы непременно были розы. Что и говорить, мы все грешны этим, несмотря на то, что каждый из нас знает — на стебле дивного цветка, под зеленью листьев, прячутся острые и длинные шипы.

После воспоминаний и мечтаний под водочку да огурчики, внимание родителей наконец-то переключилось на ребёнка.

— Значит ты у меня уже школьник? — спросил Николай сына.

— Да, — гордо ответил тот.

— И что же ты в школе делаешь?

— Нас будут в октябрята принимать!

— Ух, ты! И когда это будет?

— Завтра. В зале партизанской славы.

— Какой, какой славы?

— Партизанской, — повторил Сашенька.

Далее мальчик рассказал отцу про зал партизанской славы. Вероятно, детей перед приёмом в октябрята заставили наизусть выучить всё, что касалось школьного музея.

— Обожди, обожди, — не понял сына Николай. — Это что за отряд? Уж не тот ли, что сформировался из четырёх человек?

— Да. Потом он вырос, освободил наших пленных и уничтожил завод, который добывал руду, для производства брони для немецких танков.

— Сынок, ты всё перепутал, — оборвал сына Николай.

— Сашенька, ты перепутал партизанские отряды. В том, про который ты говоришь, воевал твой отец, а когда отряд был переформирован в отдельный полк, там служила и я.

— Ничего я не путаю, — возмутился ребёнок, — нас учительница заставила всех наизусть всё выучить.

— Ну, тогда продолжай, — тихо сказал отец.

— … так вот, после того, как партизаны освободили пленных, командир отряда узнал, что всё начальство немецкой армии соберется на водокачке. Он придумал, как взорвать эту водокачку.

— Да это не он придумал, а я! — перебил сына Николай.

— Нет, он, папа. Я точно помню — это придумал легендарный командир партизанского отряда Пётр Наливайко.