Синтия Хэррод-Иглз - Некрочип Страница 29

– Вы ему не сказали, что я... что я, ну вы знаете, гей?

– В любом случае, он и сам про это знал. Так получилось, что он первый заговорил на эту тему.

Слотер заплакал.

– О, Боже, он убьет меня, – проговорил он, всхлипывая.

Слайдер недоумевал, как донести до столь ранимого создания реальную перспективу вещей. Быть озабоченным в первую очередь неодобрительной реакцией своего шефа, в то время как нависла невымышленная угроза получить пожизненный срок за убийство, – это ли не свидетельство самого извращенного восприятия действительности, что, в свою очередь, объясняет то, с какой легкостью он убил и порезал на куски Питера Лемана по самому ничтожному поводу и теперь совершенно не сожалел о содеянном.

В тот вечер, после работы, у Слайдера возникла настоятельная необходимость увидеться с Джоанной – главным образом, потому что через нее он надеялся восстановить свою связь с реальным миром. Прошедший день отдавался каким-то неприятным привкусом у него во рту, и только упоительное, чувственное наслаждение, которое Слайдер получал от общения с ней, могло благотворно подействовать на его отягченный заботами ум и разбитое тело, чтобы наутро быть готовым к новой схватке. Но желанию Слайдера не суждено было осуществиться, потому что Джоанна уехала, как она любила выражаться, «вверх по стране» – в Лидс, где должна была участвовать в концерте, который был повторением одной из гастрольных программ. У нее достало благородства не сказать Слайдеру, что, если бы он, как было обещано, разобрался наконец в своей личной жизни, она не преминула бы возвратиться домой сразу же после выступления, как бы поздно это ни было. Джоанна не сказал, зато сказал сам себе Слайдер, когда ехал по автостраде А40 в сторону Рюислипа, где его ждала встреча с семьей. Дорога шла строго на запад, в направлении заходящего солнца, и перед глазами расстилалась монументальное полотно, полное кричащих красок: лиловые полосы на ярко-малиновом фоне, у самого горизонта золотое сияние, а над всем этим отдельные мазки цвета розовой пудры, как в лентах Уолта Диснея, и детская голубизна. Слайдер невольно почувствовал себя участником заключительных кадров художественного фильма. Ему даже послышалось, как откуда-то сверху до его слуха доносятся звуки струн и голоса небесного хора.

А что если отмотать пленку немного назад? «При первой же возможности», – обещал он ей. Может, такой случай и представится сегодня вечером? О, невыносимая мысль! Тогда лучше пропустить этот кусочек. Слайдер остановился на эпизоде, когда наконец происходит решительное объяснение. Он увидел перед собой Айрин, которой он сообщает, что покидает ее ради Джоанны. Самого Слайдера в кадре не было, но зато он мог наблюдать выражение лица своей супруги. Есть ли у него вообще право так поступать с ней? Но это ведь и было всегда главным вопросом, вопросом, на который у него до сих пор нет ответа.

Потом пошли эпизоды с участием детей. Правда, на сей раз они предстали не в их привычной роли, которая состояла в демонстративном игнорировании своего отца или в сердитых упреках по его адресу за то, что он не дотягивал до высоких стандартов родительской щедрости. Они выглядели на экране какими-то подавленными. Кейт подошла к отцу и, всхлипывая, сообщила ему о смерти Голди, ее любимой морской свинки, а Мэтью предстал в кадре с насупленными бровями из-за тяготившей его ответственности: он оказался в числе отобранных в школьную команду, но сам был недоволен тем, как владеет битой.

И с какими словами он к ним обратится? Вот что, мои дорогие, ваш папа решил покинуть вас. Ваш папа вас по-прежнему очень любит, но он не хочет жить больше с вами и вашей мамой. Конечно, он будет навещать вас по воскресеньям – если не будет на дежурстве – и будет брать вас куда-нибудь с собой – это потому, что он не сможет видеться с вами каждый день, – а также в дни рождения и на Рождество. Слайдер уже имел возможность наблюдать подобные вещи, потому что среди работников полиции особенно высокий процент разводов.

Достанет ли ему сил спокойно взирать на их слезы, если таковые прольются? А как он перенесет то, что слез не будет? Ведь он и так почти что не бывал дома, месяцами – а может, годами? – никуда с ними не выбирался. Вполне допустимо, что они вообще не обратят внимания на его уход. Он живо представил себе, как Мэтью отводит в сторону свою сестренку: «Знаешь, Кейт, у нас в школе есть мальчик, отец которого с ними больше не живет. Но зато какие подарки он ему приносит, когда приходит в гости! У него уже есть велик с пятнадцатью скоростями, электронная игра „Геймбой“ и даже собственный видик...» – «Ах!»

Но, разумеется, была и альтернатива: сказать прощай Джоанне и продолжать отбывать свой срок в качестве не оправдавшего надежд мужа и едва терпимого родителя; без любви, без привязанности к домашнему очагу, без уважения и возможности поговорить по душам, – но что хуже всего, зная, что Джоанна также лишена всего этого, оставшись вне досягаемости, на другом конце телефонного провода. Что это, как не глупость и жизнь, пошедшая насмарку, при том, что оба могли быть вполне счастливы вместе? А супруга и дети как-нибудь переживут, тем более, что им он не особенно-то и нужен, никогда не был нужен...

Но он все же давал обещания, принимал на себя определенные обязательства. Как же он может так запросто от всего этого отказаться?

Да, но их можно выполнить и другим путем, и гораздо лучше – при условии, что будут удовлетворены его личные запросы. У него ведь и по отношению к себе есть определенные требования. Как он будет справляться с ответственной ролью отца семейства, если изначально обречен чувствовать себя несчастным, обделенным судьбой, – или просто попавшим в западню?

Или все это не более, чем слабое оправдание поступкам, которые он и сам считал предосудительными? Но был ли он так уж неправ на самом деле? Ведь вполне возможно, что его нынешние шаги приведут в конце концов к общему благу.

Все эти мысли и рассуждения отнюдь не были новыми для Слайдера; каждый аргумент, даже каждое слово прокручивались у него в голове сотню, а то и тысячу раз с того самого момента, когда он впервые увидел Джоанну и, как принято называть это у полицейских, перешел черту, немало удивив при этом всех своих знакомых, да и себя самого тоже. Он как бы бросился с высокого берега в реку и поднял такие брызги, которые не только ошеломили окружающих, но и затуманили его собственный мозг, лишив Слайдера в третий раз решимости твердо следовать своим моральным принципам. Это не значит, конечно, что с ним уже случалось нечто подобное. Слайдер никогда не был донжуаном, да и не представлялось случая, когда бы его супружеская верность подверглась серьезному испытанию.

В этом-то как раз и заключалась вся разница. Ведь не то, чтобы Слайдер захотел порвать с Айрин и обратил свой взор на первую попавшуюся женщину – он встретил Джоанну, и этим все сказано. Он нуждался в Джоанне, потому что без нее жизнь теряла всякий смысл. Но чтобы получить ее, нужно было оставить Айрин.

Ох, опять все то же движение по кругу! Он снова видел впереди себя свой собственный хвост, пушистый кончик которого, все время оставаясь на неизменном расстоянии, манил его за собой. «При первой же возможности». Представится ли такой случай сегодня вечером?..

Когда Слайдер приехал домой, жену он там не застал, хотя дети были дома. Кейт, устроившись прямо на полу в девяти дюймах от телеэкрана, смотрела «Молодых докторов». Она питала такое неодолимое пристрастие ко всякому «мылу», что все без исключения переживания действующих лиц, какими бы банальными и нелепыми они ни были, впитывались ею с одинаковой жадностью, подобно тому, как звездные лучи поглощаются «черной дырой». Видеомагнитофон был включен на автоматическую запись всех сериалов, которые транслировались по телевидению, чтобы Кейт могла их потом прокручивать бесконечное число раз, пока ее кто-нибудь не останавливал.

Мэтью и его друг Саймон, чей голос свидетельствовал о давно назревшей необходимости удаления аденоидов, затеяли игру, которая состояла в том, чтобы носиться сломя голову вверх и вниз по лестнице, хлопать дверьми и перекликаться так громко, как будто они находились на противоположных концах вселенной. Дом, построенный в печально известные 70-ые годы, был сделан по существу из картона, и при каждом ударе подростковой ноги содрогался, подобно испуганной антилопе.

Слайдеру удалось на секунду приостановить движение Мэтью, когда тот проносился мимо.

– Вы давно тут одни?

– Бернис только что ушла, – ответил Мэтью, выскальзывая из родительских рук. У него до сих пор сохранялась чисто детская способность избавляться от любых захватов, оставляя в руке взрослого не более, чем край своей одежды. – Мама вот-вот должна была придти, а Бернис не могла больше ждать.

– Вы уже поели?