Фридрих Незнанский - У каждого свое зло Страница 29

Алла достала тонометр, спросила строго, как спросил бы врач:

— В аптеку есть кому сходить? Мне кажется, это криз, может быть, срочно придется бежать в аптеку, пока «скорой» нет…

— А я и сбегаю, — засуетилась соседка. — Только рецептик бы…

— Рецептик — не в моей власти. Я напишу на бумажке, что надо, а вы купите, хорошо?

Давление было необычайно высоким — похоже, у старика действительно на почве кражи случился мощнейший криз. Алла повернулась к соседке.

— Мария Олеговна, дорогая, — сказала она, тут же составив для нее списочек, — вот это все отпустят без рецепта. Да, еще возьмете магнезии для инъекций… Запомните?

Женщина тут же собралась и, уже уходя, крикнула ей от двери:

— Никого не пускайте, Алла! Разве только вот придет молодой человек, скажет, что он от Петра Николаевича Шишкина — этого впустите. Это мастер, Антон Григорьевич его вызвал замки починить, а то у него тут замки — одно название, совсем ничего не запирают. А больше никого не впускайте, пусть ждут, когда я приду.

Оставшись одна, Алла кинула быстрый взгляд по сторонам, по тому самому книжному шкафу, из которого Димон умыкнул нужные им книги. Дырка там между томами была, и довольно большая — похоже, книги уже перебрали, чтобы провести ревизию и установить, что именно пропало. Ну, это теперь сколько угодно, подумала она и тут же, спохватившись, как бы старик чего не заподозрил, снова перевела глаза на его лицо. Нет, Краснов пребывал в полной отключке — видно, ему сейчас было очень худо. Вот когда, подумалось ей, шуровать-то в его богатствах… Взгляд против ее воли опять прошелся по стенам, задержался на картинке с офицером в бурке — правда, что ли, Лермонтов? Небось ужасно дорогая… Или это Лермонтов сам рисовал? Ну да, он же еще и рисовал… Все равно дорогущая картинка, хоть и маленькая. Вынести запросто можно… Надо будет у деда спросить, кто рисовал, а то потом и знать никогда не будешь… Если, конечно, не прихватить ее с собой. Ну-ну, не воровка же она, в самом-то деле! Алла заметила краем глаза, что старик слегка шевельнулся, и тут же снова перевела взгляд на его страдальческое лицо.

— Худо мне, Аллочка, — сказал тот, открывая глаз. — После того, что случилось, мне не то что жить не хочется — верить никому не могу… Всех подозреваю. И это самое ужасное. Всю жизнь, знаете, из себя это вытравливал… и на тебе…

Какая-никакая совесть в Аллиной душе еще теплилась, поэтому она, чтобы Краснов не видел ее лица, сделала вид, что напряженно ищет что-то в своей безразмерной сумочке.

…А потом заявился человек от Шишкина, вернее, не один человек, а целых два, да не молодых, как обещала подзадержавшаяся что-то Мария Олеговна, а ребятки в настоящем мужском возрасте — один рыжий, лет под тридцать, другой — моложавый крепыш… Рыжий поздоровался с Антоном Григорьевичем, не входя в комнату, и тот ему явно обрадовался.

— Вот видите, — сообщил рыжий, — пообещал и зашел. И мастера с собой привел насчет замков!

— Здравствуйте, здравствуйте, Денис! — оживился старик. — А это вот, прошу любить и жаловать, мой ангел-хранитель, медсестра Аллочка. Пришла мне от одной болезни уколы делать, а у меня уже совсем другая хвороба. Так что вот она и сидит в раздумье — то ли лечить меня, то ли вколоть чего, чтобы отмучился.

— Ну зачем вы так! — засмущалась Алла. Надо сказать, под взглядами «мастеров» она почувствовала себя как-то не совсем уютно — очень уж цепкие были у обоих взгляды. «Небось такие же мастера, как я Плисецкая», подумала вдруг Алла.

Впрочем, пришедшие больше их с Антоном Григорьевичем не тревожили они занялись дверью, Алла поняла это сначала по тому, что стали слышны звуки подъезда: поднимался лифт, хлопала где-то входная дверь. А потом, уже собираясь уходить, увидела: тот, что постарше, долбил дверной стояк, готовил паз под язычок нового большого замка, уже врезанного в дверь. Работал он аккуратно, уверенно, и все же совсем не был похож на рабочего. Второй шуровал неподалеку в прихожей, и по тому, как он раз и другой снял трубку и сказал кому-то: «Алло, алло, слышно меня?» — она поняла, что он чинит (ой, чинит ли!) телефон. Вообще-то телефон — во всяком случае, в прошлые разы — был совершенно исправен. Она осторожно спросила у Антона Григорьевича:

— Это что, молодой человек с телефонной станции?

— Да нет! — ответил Антон Григорьевич, как у них с Денисом было условлено. — Это он просто устанавливает у меня новый аппарат, с определителем номера. Нужная, знаете, вещь — определитель номера.

— Да-да, я знаю, — охотно подтвердила Алла. — Конечно, нужная вещь.

И все равно, хотя все вроде бы разъяснилось, она почувствовала облегчение, увидев наконец Марию Олеговну. Приняв у нее лекарства, она с ходу вкатила старику укол магнезии и, дав Марии Олеговне необходимые инструкции, побыстрее покинула этот на глазах становившийся опасным дом. Покинула, предупредив со своей обычной участливой улыбкой, что позвонит ближе к вечеру, чтобы узнать, чем закончился визит «скорой». Но, даже и уходя, затылком она чувствовала на себе взгляд того мужичка, который возился с дверью.

Она вдруг с необычайной ясностью вспомнила все о том, как чуть не загремела на большой срок. И оказалось вдруг, что страх перед камерой заключения, перед зоной, перед опустившимися жуткими бабами в простых чулках, был так силен в ней, что ей уже больше не верилось в избавление от всей той уголовщины, в которую пытался ее втянуть Игорь.

Он был по-своему хорош для нее, особенно для нее — находившейся в том положении, в каком он ее подобрал, но вряд ли он сгодился бы ей как партнер в нормальной жизни нормального врача, какую она вела до того, как подпала под искушение легкими деньгами…

Он встречал ее сегодня нежнее, чем обычно, а она, все еще не в силах отделаться от мыслей о цепкоглазых «мастерах», оккупировавших квартиру старого коллекционера, была раздражена и не хотела даже скрывать этого.

— Что с тобой, милая? — спросил Решетников в своей приторно-слащавой манере. — Ты что-то не в духе. У тебя неприятности?

— Не у меня, а у нас неприятности… милый, — передразнила она Игоря Альфредовича. — Я сегодня видела у Краснова сыщиков, выдают себя за мастеров из жэка, а сами так глазами и цепляют…

Она замолчала, растирая пальцами виски.

— Ну и что? — удивился Решетников, обнимая ее за плечи. — Ну и что из того, что они пришли? Ты-то тут при чем? На тебе ничего нет, милая. А если не будешь показывать, что ты их боишься, они тебя вообще не тронут… Давай-ка выпей лучше, и все пройдет! Ну, Лялюся! Ты просто устала сегодня, вот и все! Потерпи еще чуть-чуть. Вот встречусь я с этим самым Петерсеном, разбогатеем, и сразу маханем с тобой куда-нибудь на юга…

Он выплясывал вокруг нее битый час, и в конце концов ей это даже стало приятно. А может, сказался коньяк. Как бы то ни было, она успокоилась. Что ей действительно волноваться? Книги воровала не она, к старику ходила по направлению поликлиники. Что колола деду? Ну это фиг вам, это теперь уже никто не сможет проверить… Колола по назначению то, что доктор прописал. И весь разговор, господа сыщики!

Она успокаивала себя, но страх, дохнувший на нее сегодня в доме Краснова, похоже, и не думал выпускать ее из своих лап, потому что едва она, сославшись на усталость, ушла, чтобы полежать, оставив при этом Игоря наедине с рюмкой и телефоном, как он сам ворвался в возбуждении.

— Там, — сказал он, задыхаясь, будто его легкие не в силах были заглотнуть побольше воздуха, — там… Передали сейчас в «Дежурной части» сводку происшествий — Завьялова нашли убитым…

— Какого Завьялова? — Она еще даже не поняла, о чем он, а страх уже снова пронзал все ее существо.

— «Какого Завьялова»! — грубо передразнил ее Игорь Альфредович. Племянника твоего старого хрена. Пациента твоего — вот какого Завьялова!.. Это не Димон, — упавшим голосом проговорил он. — Тогда кто? Что за чертовщина, а? Совпадение? — Игорь Альфредович несколько раз прошелся по комнате, поглаживая подбородок. — А-а… черт с ним с самим, узнать бы только, какая сволочь его загасила, черт подери! Не приведи господь, узнают про книги, выйдут на меня. Настоящего убийцу, разумеется, не найдут навесят всех собак на нас… Раз книжки сперли — значит, и замочить могли… У этих ментов логика, детка, железная. — Внезапно он грозно вперился в подельщицу: — Лялюся, я тебя без всяких шуток спрашиваю: ты никому не рассказывала о нашем… о нашем деле?

Алла молча поднялась с дивана, прошлась по комнате. Словно не слыша его раздраженных вопросов, напряженно думала. Да, похоже, это действительно не Игорь сделал. Но тогда кто?

— Да, — сказала она вслух, — плохо дело… — Подумала, добавила неожиданно: — Хотя как посмотреть…

— «Плохо дело», — снова передразнил он. — Ты поразительно сегодня догадлива, Лялюся! Это все, это конец, а ты еще имеешь соображение говорить — как, мол, посмотреть. Да как ни смотри!