Нина Васина - Падчерица Синей Бороды Страница 29

Лотаров забрался на чердак. Отряхнувшись, они осмотрелись.

– Что мы ищем здесь? – спросила Пенелопа, осторожно переступая по лагам, между которыми насыпаны сухие дубовые листья.

– Давайте подойдем к окну, из которого видна дорога.

Окно осталось открытым. Свесившись, Лотаров разглядел двор и собирающихся уезжать милиционеров.

– А зачем он убивал своих жен? – тихо спросила Пенелопа. – Чем это они провинились?

– Если вы о сказке, то Синяя Борода, по моим наблюдениям, самым страшным грехом считал любопытство и особенно ненавидел эту черту у женщин. Опять и опять, как водится, искал идеал, не находил, злился и убивал. А если вы о корейце Гадамере, так он убил всего одну из своих жен, да и то, я думаю, нечаянно. Все, Пенелопа Львовна, мы можем уходить.

Пенелопа с изумлением смотрит, как Лотаров берет с пола какую-то клетку и нюхает ее.

– Голуби, – говорит он, улыбаясь. – Точно, голуби!

– Зачем это? У вас уже есть клетка для кошки.

– А в этой была говорящая сойка, как разговаривает сойка, знаете? Га! Га! Га! – закричал Лотаров.

– Это гуси так разговаривают, перестаньте кричать, что с вами происходит?

– Это у нас гуси, а у французов в сказках га-га-га говорят сойки.

– Я ничего не понимаю! – занервничала Пенелопа.

– А вам и не надо. Давайте спустимся вниз и спросим у девочки.

Во дворе суматоха – прибыл отряд поисковиков-подводников, они шумно переговариваются.

– Алиса Геннадьевна, разрешите один вопрос, – Лотаров подошел к девочке, сидящей на лавочке и наблюдающей за тяжелыми серыми облаками. – Голубь был почтовый?

Алиса переводит на следователя заблудившиеся в небе глаза, потом смотрит на Пенелопу. С узнаванием взгляд теряет свою отстраненную непорочность, Алиса опускает ресницы и тихо говорит: «Да».

Она отказалась есть рагу, потом отказалась уехать с Лотаровым и Пенелопой за чудной кошкой-андалузкой, сидела на лавочке, пока совсем не стемнело и с озера вернулась бригада подводников.

Бригада доела рагу, потом шестеро веселых подводников жгли костер и орали песни, и так поразили своей энергией, подвижностью и весельем оставшихся невредимыми лесников и рыжую женщину, приготовившую ужин, что к полуночи, когда полуторалитровая бутылка самогона была почти прикончена (причем мастера подводного розыска сразу отказались – «при ныре» они в рот не берут ни капли), лесники решили сменить профессию охранников на подводников, а женщина обещала отдать своего сына служить во флот.

С утра подводники опять отправились «на ныр», рыжая женщина не дождалась помощи Алисы и сама кое-как прибрала в доме, старуха ушла еще затемно – кормить скотинку, детей увезли в школу, на хутор приехал судебный медик, вынул из мертвых собак пули, и лесники закопали тела пепельных догов на поляне в лесу.

Алиса сидела у окна и ждала.

К часу дня подводники, шумно переговариваясь, пришли во двор и бросили у крыльца замызганный бак с отломанной ручкой.

– Этот? – спросили они у женщины.

– Этот? – спросили они у Алисы.

– Этот, точно – этот! – узнал бак старый лесник, которого срочно привезли с хутора для опознания выловленного бака.

Розыски были прекращены, тело раненого корейца не нашли, и молоденький офицер милиции попросил расписаться в протоколе лесника, рыжую женщину и… «а где девчонка, только что была тут?».

Алиса бросилась в дом, как только рассмотрела бак, который выловили в озере подводники. Первым делом она веником закатила на совок дохлую крысу и вынесла ее в бочку для сжигания мусора. Постояла несколько минут, прижавшись лицом к белому платью – оно сильнее других пахло мамиными духами, – потом закрыла потайную комнату, опустила фанеру, забросала свои вещи в дорожную сумку, отключила воду и свет, перекрыла газ. Связку московских ключей забрала себе, а шесть больших – тутошних – отдала леснику. И бросилась бегом к дороге.

В полном молчании вслед ей смотрели милиционер, рыжая женщина, старый лесник и шесть энергичных подводников. Не успели они перевести дух и переглянуться, как увидели девчонку, бегущую обратно.

– Вот… – она протянула леснику разводной газовый ключ, – унесла нечаянно, извините, я посмотрела с дороги, а на чердаке окно открытым осталось. Закроете?

– Сей момент и закрою, да что ты такая шебутная? Погоди полчасика, уедешь с подводниками.

– Нет, я побегу, а вы закройте окно сразу, ладно?

– Уже иду!

Алиса постояла во дворе, дождалась, пока стукнет чердачное окно, помахала рукой и убежала.

На повороте дороги она споткнулась, дыхание сбилось, и стукнуло невпопад сердце. Остановившись, Алиса обернулась и посмотрела на крышу далекого уже дома.

В крошечной прорези опять открытого чердачного окна стоял кто-то в красном.

– Поверить не могу, что вы едете за кошкой! – удивлялась в машине Пенелопа. – А просто выпустить своего во двор не пробовали?

– Своего? – не понял Лотаров.

– Своего кота. Вы же для него привезете кошку?

– Ну что вы, кошку я везу исключительно для своих гурманских потребностей, мой кот тут ни при чем, – доверительно сообщил Лотаров, и Пенелопа застыла лицом.

– Гурманских?..

– Да. Я гурман. Удивлены? Я вам обещал, что вы попробуете нечто исключительное, я это выполню. Через два-три дня продукт как раз созреет… Я надеюсь, – задумчиво заметил Лотаров и разъяснил: – У кошек не так, как у людей. У них процесс калообразования проходит немного по-другому, а мы с вами сможем предаться греху чревоугодия только после полного опорожнения у кошки прямой кишки. Иногда, сами понимаете, с этим бывают некоторые проблемы…

Резко затормозив, Пенелопа перегнулась через колени Лотарова и открыла возле него дверцу. Молча.

Посидев некоторое время и не дождавшись ни слова, Лотаров кашлянул и поинтересовался, не значит ли все это, что он должен теперь добираться до Балашихи своим ходом?

Рассмотрев застывший профиль Пенелопы, следователь взял с заднего сиденья пластмассовый короб для кошки, а клетку с чердака дома корейца попросил довезти до Управления и оставить в его кабинете. Выбрался, сопя, из автомобиля, наклонился и еще раз всмотрелся в стиснувшую зубы Пенелопу. Она резко рванула с места, потом – резко – затормозила и вышвырнула в окно голубиную клетку.

Клетка катилась по подмерзшей земле к Лотарову, стуча распахнувшейся дверцей, дул сильный ветер, кошачий короб заносило этим ветром за спину, у следователя сразу же замерзли уши, а он стоял, смотрел вслед машине Пенелопы и загадочно улыбался.

Игорь Анатольевич Мазарин в этот вечер долго уговаривал брата-близнеца не искать девчонку, а по-тихому завалиться в подпольное казино. Брат в совершенно невменяемом от волнения состоянии на уговоры не поддавался и так нервничал, что выпалил из пистолета в машине и превратил стекло передней дверцы джипа в полную заморозку – пуленепробиваемое, оно покрылось сеткой трещинок.

Резко затормозив, Игорь Анатольевич Мазарин стал выяснять, что это такое случилось с Григорием Анатольевичем, при этом он не удержался от излишней жестикуляции и некоторых нецензурных выражений. Григорий Анатольевич сразу же признал, что подвергал выстрелом жизнь своего брата смертельной опасности, но полностью вины своей не осознал и стал доказывать, что он перепутал зажигалку в виде пистолета (из левого кармана пиджака) с настоящим боевым оружием (из правого кармана пиджака) исключительно из-за непреодолимого желания видеть немедленно предмет своей страсти.

После перестрелки в поселке Сюсюки, изготовления цемента (Игорь Анатольевич предпочитал это делать сам, строго следуя инструкции на мешке с надписью «Смесь сухая, универсальная, быстросхватывающаяся» – такой мешок всегда имелся у него в багажнике) и поспешного утопления корейца с зацементированными в баке ногами братьям пришлось срочно уехать. И если впавшую в полную истерику сестрицу они хотя и с некоторыми трудностями, но затолкали-таки в машину, то девчонку найти не удалось. Игорь Анатольевич лично обошел весь дом, уговаривая себя не свернуть ей шею, если обнаружит. А Григорий Анатольевич как впал тогда от бесполезных поисков и криков в нервное состояние, так и не выходил из него, пока не «прикурил» в джипе из «вальтера».

– Ты когда-нибудь хотел женщину до полной обморочки? – спросил Игоря Анатольевича брат.

– Во-первых, – начал объяснять Игорь Анатольевич, уговаривая себя не злиться и говорить медленно, чтобы брат успевал повторить каждое его слово про себя, шевеля губами. – Во-первых, она не женщина и ее нельзя просто так затащить в машину и оттрахать. На Мазариных еще статьи за изнасилование малолеток не висело и висеть не будет!

– Не собираюсь я ее трахать! – пожал плечами Григорий Анатольевич. – Я хочу ее посадить на колени и спрятать вот так, под пальто, чтобы никто ее больше никогда не трогал.

Внимательно всмотревшись в лицо брата, Игорь Анатольевич не стал перечислять, что он хотел сказать во-вторых и в-третьих (он обычно приводил для разъяснений три довода, а если на третий не хватало логики или доказательной базы, то говорил просто: «а в-третьих, я так хочу!» – или, по обстоятельствам: «…не хочу!»). Он просто достал бумажку с адресом корейца и отвез туда брата.