Александр Ольбик - Балтийский вектор Бориса Ельцина Страница 29

Вечером, подключив к телефону магнитофон, я позвонил в Одессу и имел разговор с Малышевым. Вот часть беседы, снятая с магнитофона : Малышев: "Там (?) сейчас председатель комитета по законодательству Аслаханов... Значит, этот человек...Мы знаем, кто такой Аслаханов по моей истории и дело в том, что я знаю от человека, который присутствовал при разговоре, когда речь шла о Борисе Николаевиче. Этот человек способен на все. Вплоть до устранения. (Я: да вы что там такое говорите!) Я не боюсь этого слова, человек этот органически Его (то есть Ельцина) ненавидит, но, может быть, вошел в доверие, учитывая, что он чеченец. Он человек Власова и вполне возможно, что он нашел контакты через Хасбулатова...И, если этот человек от вас еще не уехал (Ельцин), его надо предупредить, чтобы он был осторожен. Ну этот человек Бакатина. Полковник, этот человек прямой, то есть выполняющий определенную миссию. Как он туда попал, как проник, я не знаю. Человек (Ельцин), если не в курсе, должен знать, что рядом с ним находится такой вот враг..."

Прослушав кассету, и не все в ней поняв, я вспомнил истории покушений на глав правительств и президентов, и решил рассказать обо всем Коржакову, а если удастся и самому Ельцину. На следующий день я позвонил Коржакову и сказал, что надо встретиться по весьма необычному делу. И что я владею информацией, которая непосредственно касается БНЕ, но о достоверности которой не мне судить. К чести Коржакова, он принял мои слова всерьез и мы условились с ним встретиться в санатории "Рижское взморье". В спортивном зале, где Ельцин играл в теннис.

Я вошел как раз в тот момент, когда Борис Николаевич кого-то благодарил за игру. Мать честная, насколько мир тесен: я увидел сатирика Михаила Задорнова, взмыленного, в спортивной форме. Тут же находился Тарпищев, и я с ними поздоровался. Задорнов божился, что он накануне здорово нарушил режим и до самой полночи пил и потому так вымотался... Мне, конечно, не терпелось побыстрее поговорить с Коржаковым. Наконец, мы с ним уединились на балкончике, и я дал ему наушники и включил диктофончик. И он стал слушать. И по мере того, как он вникал в текст, глаза его начали меняться, лицо тоже посерьезничало. Прослушав запись Малышева, он сказал, что насчет Аслаханова уже были сигналы, и что он, Коржаков, обязательно передаст все БНЕ. Я еще раз попытался склонить его к тому, чтобы БНЕ сам прослушал пленку. Но страж был неумолим и я невольно вспомнил нежелание Бориса Николаевича, чтобы Коржаков не записывал нашу (на квартире Коржакова) беседу. Однако Коржаков был непреклонен и мне ничего не оставалось другого как положиться на него. Я до сих пор не знаю, ознакомил ли он БНЕ о моем сообщении.

Я вкратце рассказал Коржакову, кто такой Малышев и добавил, что у Малышева есть все основания "точить зуб" на Аслаханова. Но с другой стороны, Малышев профессионал и прекрасно знает, как мало значат слова без вещественных доказательств. История темная и, кто знает, может, по какому-то сумасшедшему сценарию, действительно что-то замышлялось против Ельцина...А может, это простая месть обиженного майора ОБХСС, рассчитанная на то, что после его "подачи" Ельцин к Аслаханову будет относиться с определенной долей опаски и недоверия, и не даст ему дороги к дальнейшему продвижению...Интрига в общем-то нехитрая, но вполне могла сыграть определенную роль в дискредитации отдельно взятого человека...

27 июля 1990 года, в Юрмале, на так называемой даче Беньямина (сам хозяин перед войной уехал в Германию), состоялась четырехстороння встреча руководителей России, Литвы, Латвии и Эстонии. Из журналистов были только телевизионщики и фотокоры. Я же попал туда как бы "по блату", но пришел не один, а с писательницей Викторией Токаревой. Она отдыхала в Доме композиторов в Меллужи и через мою книгу "Что за поворотом?" узнала обо мне и у кого-то раздобыла мой домашний телефон. Спросила - буду ли я встречаться с Борисом Николаевичем, которого она очень уважает и которого хотела бы увидеть? Я как раз собирался идти на встречу глав Прибалтийских государств. И на свой страх и риск взял с собой эту симпатичную женщину, что, конечно же, было чистой авантюрой, рассчитанной на снисходительность охраны Ельцина. Но за высоким, ажурным металлическим забором были не только охранники БНЕ, но и латвийский спецназ, однако, как потом мы убедились, распоряжался всем Коржаков. К нему я и обратился по поводу "проникновения" за ограду своей спутницы. Токарева даже взяла с собой письмо, которое она хотела передать Борису Николаевичу, что потом и было сделано через Коржакова. Ее мечта сбылась: она увидела Ельцина и более того, "подержалась" с ним за руку.

А дело было так: все, кто не входил в правительственные делегации, стояли у главного входа, огражденного балюстрадой, внутри находилась охрана и какие-то серьезные люди в цивильных одеждах. Среди них я видел Горбунова и Ландсбергиса. Через правую открытую дверь виднелся накрытый стол...Все постоянно перемещались и создавалось впечатление некоего хаотического движения. Ко мне подошел довольно молодой человек среднего роста, и спросил - не Ольбик ли я? Мы познакомились: это был редактор московской газеты "Позиция" (демократического направления) Сергей Трубе. Он попросил у меня мою книгу "Что за поворотом?", и потом мы все стали ждать появления Бориса Николаевича. Я видел как в сторону его корпуса прошел Горбунов и вскоре они появились вместе с БНЕ. Это было еще то зрелище! Более элегантного и авантажного "главы" я не встречал в своей жизни. На нем был темно-синий великолепный костюм (Коржаков потом сказал, что костюм еще с 9-го управления остался), новые изящные туфли белоснежная рубашка....Однако шел Ельцин немного скованно, лицо было напряженное, что дало Токаревой повод разразится афористичной фразой: "лицо забальзамированного человека." Действительно, его лицо было с отливом легкой золотистой желтизны. Однако он был чертовски представителен и на голову выше Горбунова.

Мы с Токаревой и фотокором Тихоновым стояли справа входных дверей и БНЕ, подойдя к ожидавшим людям, стал пожимать руки. Потом очередь дошла до нас и первым он подал руку женщине - Токаревой. И та представилась. У нее горели глаза и, наверное, в тот момент она была просто счастлива...

Главы государств зашли во внутреннюю комнату и вскоре туда на две минуты впустили журналистов. "Четверка" уже сидела за круглым столом: лицом к входу - Борис Николаевич, напротив него - Горбунов, слева сидел эстонский "вождь" Рютель, а его визави - Ландсбергис. Я с магнитофоном подошел поближе к Ельцину, поскольку как раз в этот момент он начал что-то говорить. Речь шла о теннисе. Прогулках по пляжу - светский разговор...Затем БНЕ перешел к политическим вопросам - о совместном фронте государств Прибалтики и России, который может противостоять Центру. Все, что он говорил, я записывал на пленку. Когда отведенные две минуты для прессы кончались, я задал БНЕ вопрос: не считает ли он этот день историческим в плане отношений Латвии и России? Вопрос, конечно, примитивный, но для меня, живущего в Латвии, принципиальный... Борис Николаевич, дипломатично ответил, что, мол, переговоры только начались, а потому говорить о чем-то конкретном еще рано...

Две минуты кончились и пресса потянулась на выход. Потом Токарева объяснялась с Коржаковым насчет своего письма, и он обещал передать его Ельцину. Тут же находился второй охранник Юрий Одинец, которому Токарева и дала сначала прочитать свое послание Ельцину. Читал письмо и Сергей Трубе...И, конечно, ознакомился с ним и Коржаков. Взамен охранник попросил у Токаревой журнал "Огонек", в котором был напечатан ее рассказ, о чем она упоминала в своем письме... Потом она долго мучилась (по-прежнему со сверкающими черными глазками) - правильно ли она сделала, передав такое письмо БНЕ?

Спустя девять лет, Латвийский Сейм примет решение наградить Ельцина высшей наградой Латвийской республики Орденом Трех Звезд. Престижное отличие и он его, безусловно, заслужил. Однако Борис Николаевич от столь высокой чести вежливо отказался. А отказался Ельцин потому, что, как считал он, произошла историческая несправедливость: его соотечественники, живущие в Латвии, терпят притеснения и, конечно же, не во имя этого он в 1990-91 годах призывал их поддержать устремления латышского народа к независимости. Рисковал, когда вылетев в Таллинн, обратился оттуда к военнослужащим проявить выдержку и спокойствие в накаленной до красна ситуации, сложившейся в то время в Латвии. И вообще в Прибалтике. Ельцин с большим удовлетворением принял бы от латвийского государства другую награду: уважение и безоговорочное признание прав проживающего там русскоязычного населения. Вот это было бы убедительным доказательством признания Латвией роли Ельцина в завоевании независимости, и в его лице роли той части русскоязычного населения, которое в большинстве своем искренне приняла Декларацию о независимости.