Светлана Алешина - Неотразимое чудовище (сборник) Страница 29

— Помоги…

Это только плод моей фантазии. Я открываю глаза, коридор пуст.

Никто не просил меня о помощи. Лариков сейчас не преминул бы рассмеяться и произнести сакраментальную фразу о «крыльях безудержной Сашиной Фэнтэзи»…

Но я возвращаюсь, открываю дверь и оглоушиваю несчастного, застывшего с бутербродом в руках Ванцова вопросом:

— А что говорит сам убийца? Как Воронцов объясняет свои действия?

Ванцов героическим усилием воли удержался от искушения запустить недоеденный бутерброд в мою нахальную физиономию и процедил сквозь зубы:

— Я предполагал, что ты не уймешься…

— Что он говорил сам? — пропустила я его ворчание мимо ушей.

— Ничего он не говорил и не говорит, — взревел Ванцов. — И не собирается говорить. Сидит себе, молчит и кивает, как китайский болван! А если ты не отстанешь от меня, я не смогу сдержаться, и эта ветчина окажется на твоей прелестной мордашке!

— Не надо, — попросила я его. — Ветчину жалко… Почему он все-таки молчит?

— А вот и не знаю, — развел руками Ванцов. — Наверное, понимает, что мне нельзя доверять. Наверное, ему стало стыдно за содеянное. Или он онемел! Какая мне разница, если все улики против него? Даже топор он держал в руках, между прочим… Тогда к чему мне его откровения? Настанет миг — заговорит, как миленький!

Я не стала уточнять, как говорят «миленькие».

Топор…

Маша Тумановская была зарублена топором.

— Невозможно представить его с топором, — покачала я головой.

— Сашка, еще одно слово, и я «запущу в вас графином»!

— Все, Ванцов, исчезаю! — сказала я. — И все-таки ты бы еще кого-нибудь поискал, а? Не вяжется Воронцов с топором, понимаешь?

— Сейчас с топором буду вязаться я, — угрожающе сдвинул брови Ванцов. — Вас наняли, детектив Данич?

— Нет, — честно призналась я.

— Тогда уматывайте с глаз моих, — мрачно изрек Ванцов.

— А если меня наймут? — поинтересовалась я. — Ты поделишься со мной материалами дела?

— Если тебя наймут, я намекну, что у тебя нет лицензии. И отстраню тебя от дела.

— Даже как помощницу Ларикова, у которого лицензия есть?

— Вот с Лариковым-то я и буду разговаривать! — рявкнул он.

— Ты просто какой-то злобный женоненавистник, — сокрушенно вздохнула я. — А с виду такой приятный малый!

— Как и ваш прекрасный Воронцов, — проворчал он.

— Так, все-таки, как ты сам-то считаешь? Тебе верится, что это он убил Машу?

Он долго молчал, сосредоточенно разглядывая трещины на потолке.

— Ремонт надо делать, — выдохнул он спустя несколько минут.

— Я, кажется, задала тебе вопрос. Не можешь набраться мужества ответить честно?

Он сверкнул на меня глазами.

— Знаешь, Данич, на тебе плохо отражается общение с Лариковым! Когда мы познакомились, ты была такой милой и вежливой девочкой, а теперь… Теперь, прости уж, хамство стало твоей неотъемлемой чертой!

— Ну, это появилось во мне после знакомства с тобой, — парировала я. — И Лариков тут ни при чем. Так как с простым ответом на простой вопрос?

— Ну, хорошо, — наконец решительно изрек он. — Я в недоумении. Ты удовлетворена?

— Вполне, — кивнула я, закрывая дверь.

На улице пахло весной.

Снег под солнечными лучами превращался в лужи, и, хотя весны, как таковой, еще не было, в груди уже поселилось щенячье чувство радости.

«То, что с кем-то сейчас происходят несчастья, дико и несправедливо, — рассудила я, наблюдая за стайкой девиц школьного возраста, всем своим видом демонстрирующих беззаботное счастье. — Но, в принципе, Ванцов прав. Мне это дело никто не поручал и поручать не собирается. Поэтому надо забыть этого человека. Просто выкинуть из головы. Тем более что он все-таки…»

«А если он не виновен?»

Я не могла отделаться от этой мысли.

Если он не виновен…

— В конце концов, Лешка ведь неплохой оперативник, — пыталась успокоиться я. — Ну, не станет он вешать на человека вину только для отчетности! И совсем он не дурак. Так что не бери в голову чужие проблемы, Данич! Своих тебе, что ли, не хватает?

И все-таки, все-таки, все-таки…

Я понял, как был легок шаг, шаг жертвы.И каким гнетущим страхом он гоним,какой тоской томим:Ведь он любимую убил, и казнь вершат над ним…

Строчки вылетели, как птицы, и я застыла на месте, задумчиво разглядывая трамвай с надписью «Чай «Липтон».

Мне не было дела ни до этого желтого трамвая, ни до чая «Липтон». Мой взгляд вряд ли можно было назвать спокойным и осмысленным, тем более что женщина, идущая мне навстречу, посмотрела на меня с явным беспокойством.

Может, ей не понравились строчки стихотворения? Или то, что я вдруг вздумала заняться мелодекламацией прямо на улице?

Впрочем, мне и до этой женщины не было дела…

Моя голова была занята Игорем Воронцовым и Машей Тумановской. Поэтому я быстрыми шагами направилась к дому Андрея Ларикова, где располагался наш офис.

Глава 2

— Андрей!

Я еще стягивала ботинки, черт, как иногда мешает шнуровка!

— Андрюшенька!

Он вышел и с недоумением наблюдал мои попытки скинуть с себя эти «накрепко зашнурованные кандалы».

— Тебе помочь? — поинтересовался он. — Вообще-то умные люди сначала расшнуровывают ботинки…

— Я никак не могу причислить себя к разряду умных людей, — проворчала я. — Напротив, вся моя жизнь заставляет меня убедиться в обратном… Уф, наконец-то!

Освободившись от ботинок, я почувствовала себя ужасно усталой.

— Так вот, мне нужна твоя помощь! Понимаешь, Андрюшенька, мне очень нужно, чтобы нас с тобой наняли на работу!

— Не скрою, мне бы тоже этого хотелось, — сердито кивнул он. — Но я не знаю, как этого добиться от людей, которые либо не нуждаются в наших услугах, либо не спешат в этом признаться! Ты хочешь, чтобы я начал приставать к прохожим?

— Нет, — я затрясла головой с такой интенсивностью, что сама испугалась. Вдруг да оторвется? — Мне надо узнать адрес. Только адрес! Там нуждаются в нашей помощи! Очень-очень нуждаются, Андрей!

— Позвони в справочную, — посоветовал мой босс, иронически посмеиваясь.

— Не пойдет, — отмахнулась я. — Мне позарез нужна Людмила!

— Какая Людмила? — удивленно приподнял брови Лариков.

— Следователь у Ванцова.

— Так, — протянул Лариков. — Я понял. Ты же была у рыжего. Как я сразу не сообразил! И твердо решила отбить у него кусочек хлеба, да, моя радость? Нет уж, милочка, не дождешься! Я не встану на пути у Ванцова, потому что он, как танк — не отпрыгнешь вовремя, раздавит! Найди себе другое развлечение!

— Андрей! — взмолилась я. — Они же его засудят! А он не виновен!

— О боже! Ужель господь наконец-то внял моим молитвам и решил избавить нас от Ванцова? — воскликнул Лариков. — Не буду я ему помогать! Пусть судят себе на здоровье, давно пора! По крайней мере, моя жизнь станет чуть спокойнее. Одним нахальным типом среди знакомых меньше…

— Да не Ванцова, — поморщилась я. — Совсем другого человека! Андрюша, позвони этой Людмиле. Она мне очень нужна! Договорись с ней о встрече — и все. Больше от тебя ничего не потребуется! Я все беру на себя.

— Нет, — строго сказал Ларчик. — Сначала скажи, кто так ранил твое жалостливое сердце, что ты растаяла, как сосулька на весеннем солнце, и готова сразиться с этим драконообразным Ванцовым? Признавайся!

Я не спешила с признаниями. Опыт всей моей жизни показывал, что признания не всегда полезны. Иногда куда правильнее затаить истинные чувства.

— Ну-с? — грозно сдвинул он брови. — Колись. Все равно придется. Кто разбудил в твоем сердце чувство пламенной справедливости, доселе мирно дремавшее?

— Воронцов, — тихо сказала я. — Игорь Воронцов.

Он очень долго смотрел на меня, жалостливо так, как на смертельно больного человека. Потом открыл было рот, но ничего не сказал, только махнул рукой.

— Что, ты тоже считаешь, что Воронцов убил Тумановскую, да? — спросила я.

— Улики есть улики, — пробормотал он. — Против лома нет приема. Если человек сидит на полу перед трупом своей жены и сжимает в руках топор, которым только что раскроил ей череп, и при этом никто из него не может вытянуть ни слова, что ты еще будешь думать?

— От противного, — ответила я.

— То есть?

— То есть я подумаю, что, например, он пришел и застал эту ужасную картину. Топор лежал рядом. Дальше потрясение. Шок. Он не хочет говорить. Есть еще чувство подсознательной вины, — предположим, он считает, что, если бы он находился дома, его жена была бы жива. Поэтому он взял это преступление на себя. Мало ли, почему человек молчит?

— Он не производит впечатление человека, который находится в шоковом состоянии.