Тело с историей - Николай Иванович Леонов Страница 29

руки карьера Личмана пошла в гору, и недаром: он был отличный криминалист и талантливый защитник, хладнокровный, уравновешенный, не подлый, настроенный на взаимодействие, а не на эскалации мелочных конфликтов. И еще не было случая, чтобы он был занят тогда, когда был нужен полковнику. Как и теперь. (Хотя, понятно, заполучить в клиенты видную медиаперсону всегда выгодно, причем не только амбициозному следователю.)

В дверях появился сержант, махнул приглашающе рукой:

– Порядок!

– Привет, Сергей, – подойдя, Гуров протянул руку, – знакомьтесь.

– Приветствую, тезка. Личман, и тоже Сергей, – представился его спутник, – адвокат.

– Ничего себе, – восхитился Зубков. – Выгодное дельце?

– Ответственное, – внушительно отозвался Личман, улыбаясь.

Правоведы последовали внутрь, далее по коридору в комнату, отведенную под КПЗ. По дороге Сергей-адвокат быстро и по-деловому выудил из Сергея-мента ряд вроде бы не важных сведений, которые при правильном приложении рычага обязательно станут золотыми, вручил на всякий случай визитку, в общем, наладил полный контакт, не снижая темпа. Было заметно, что в глазах сержанта реноме адвокатской братии не просто исправлено, но взлетело на небывалую ранее высоту.

«Отлично, – одобрил Гуров, – потому что плеваться ядом из-за баррикад – последнее дело. Вот научатся все работать сообща, для единого блага, – глядишь, и баррикады не понадобятся».

Задержанный почивал в неудобной позе, распространяя вкруг себя густую атмосферу отчаяния и перегара.

– Свободен, сержант, – разрешил Гуров, – и если у тебя тут микрофоны-жучки, советую отключить.

Зубков бодро козырнул:

– Не занимаемся. – И отправился на рабочее место.

Личман в это время начал реанимацию: извлек пузырек с нашатырем, пластиковую бутылку с водой и одноразовый стакан, приготовил бодрящий раствор «по-питерски» и деликатно потряс спящего. Тот вскинулся:

– А? Что, уже…

– Нет еще, – успокоил адвокат, – Ким Сергеевич, прошу вас, примите от головы – и приступим.

Жога безропотно принял предложенный стаканчик и испил. По мере того как противно-обжигающая жидкость проникала в пищевод, а вызываемая ею струя выхолаживала ядовитые пары вчерашнего, становилось осмысленным его лицо – по-питерски бледное, с длинным носом, глубоко и близко посаженными глазами – серыми, в синих кругах, на которые то и дело падали богемно нестриженые, волнистые светлые волосы.

– Который час? – хлюпнув носом, хрипло спросил он.

– Поздно, – сообщил Гуров.

– Ким Сергеевич, автограф ваш попрошу, – сказал заботливо Личман, извлекши бланк соглашения и протягивая ручку, – здесь и здесь.

Жога автоматически расписался.

– А вы… кто?

Гуров молча предъявил удостоверение, его спутник без лишнего формалитета представился:

– Личман, Сергей Николаевич, адвокат Московской адвокатской палаты.

– Не нужно, – буркнул тот, отвернулся и попытался снова завалиться на топчан.

Гуров удержал его за плечо:

– Тебе не нужно – мне нужно.

– Был следователь…

– А это уже не твое дело.

– Мне не нужен адвокат, – повторил Жога угрюмо, – уходите отсюда.

– Уважаемый Ким Сергеевич, ваш отказ от защитника не обязателен ни для дознавателя, ни для следователя, ни тем более для суда, – подал голос Личман, – и, знаете, время-то идет.

– И что?

– Из сорока восьми часов предварительного задержания потеряно уже четыре с половиной, и за это время вы сделали все, чтобы погубить себя.

– Это мое дело.

– Дурак, и уши холодные, – не выдержал Гуров.

Жога моментально проснулся, сел, выкатив на полковника глаза:

– Чего?

– Того. Хочешь маяться дурью – на здоровье, а вот то, что ты своими метаниями настоящего убийцу покрываешь, – это, прости, наше дело. Мое.

– Кого я покрываю? Я же сказал…

Сыщик поднял руку, призывая к тишине, обратился к адвокату:

– Сергей Николаевич, с вашего позволения мы сейчас все-таки переговорим с вашим доверителем…

– Я не его!

– Уже мой, – возразил адвокат, демонстрируя соглашение, – да, господин полковник, я не возражаю, чтобы вы как частное лицо поговорили с господином Жогой.

И достал диктофон.

– Не возражаете, Лев Иванович?

– Нисколько. Итак, Ким, сделаем так. Я буду излагать свое видение ситуации, а ты, если что-то диссонирует, вставляй остроумные ремарки, договорились? Итак. Ты прибыл к своему бывшему другу, Ситдикову Михаилу Юрьевичу, поговорить о неких вещах, надо полагать, неприятных вам обоим. Выяснить отношения, так сказать. Рискну предположить, что речь шла об использовании ваших общих творений, коих скопилось немало. Договориться, во всяком случае, по всем пунктам, опять-таки рискну предположить, не удалось.

Гуров сделал паузу. Комментариев не последовало, Жога сидел, опустив голову, уперев локти в колени и уронив кисти. Молчал.

– Он уже был пьян? – прямо спросил Лев Иванович.

– Он не пил, – ответил Жога глухо, – ему было нельзя.

– Там была посуда из-под пива, водки…

– Это Яшка все.

– Ладно, допустим. Дальше идут догадки, но один мой друг, тоже полковник и тоже разыскник, советовал изредка фантазировать.

Гуров встал, заложил руки на спину, прошелся по камере взад-вперед:

– Итак, вы не договорились. Или договорились, но осадочек остался. Ты решил, что время уже позднее, или же бывший друг намекнул, что сейчас приедут серьезные люди, не тебе чета… в общем, ты ушел. Кстати, на чем ты приехал?

– На электричке.

– Так, допустим. Спустя некоторое время вернулся… Сколько было времени?

– Я не помню. Наверное, ближе к восьми. Я успел почти до Москвы доехать…

– И что, поехал обратно?

– Да.

– Зачем?

Молчание.

– Хорошо, валяй дурака далее. Итак, ты пришел, в доме уже никого не было, ты спустился ниже и обнаружил его на дороге.

Жога молчал.

– Ким?

– Что?

– Сдристнул зачем?

Жига дернулся как от удара, вскинул красные глаза.

– Именно сдристнул, – жестко повторил Гуров, – извини, если ранил нежную душу поэта. Должен был вызвать «Скорую», его можно было спасти. А вместо этого ты, как подлец и трус, скатился в овраг, прочапал по речке – следы заметал, что ли?

Жога закрыл руками лицо.

– …и, наконец, добрался до платформы. И что же, электрички еще ходили?

– Да, ночная рабочая… добрался до Поварова, там в Зеленоград