Сидни Шелдон - Узы крови Страница 3

В офисе снова вспыхнул свет. В дверях стоял Хаджиб Кафир. Кафир был коммерческим директором турецкого филиала «Роффа и сыновей». Небольшого роста, смуглолицый, он гордился своими бриллиантами и своим толстым животом, словно они были его послужными наградами. Сейчас у него был взъерошенный вид наспех одевшегося человека. Значит, все же Софи вытащила его из ночного клуба.

– Рис! – пустился в объяснения Кафир. – Дорогой мой, прости, пожалуйста. Откуда мне знать, что ты все еще в Стамбуле. Ты же должен уже лететь в самолете, а у меня тут подвернулось срочное дело…

– Сядь, Хаджиб. Слушай внимательно. Необходимо послать четыре шифрограммы по фирменному коду. В четыре разные страны. Доставлены они должны быть лично адресатам в руки нашими собственными посыльными. Я ясно излагаю?

– Да, – ответил Кафир, смешавшись, – даже очень ясно.

Рис быстро глянул на циферблат тонких золотых часов на руке.

– Почта в Нью-Сити уже закрыта. Их надо отправить из Йени Постхане Кад. Через тридцать минут они уже должны быть в пути.

Он протянул Кафиру текст шифрограммы.

– Кто станет обсуждать то, что тут написано, будет тотчас уволен с работы.

Кафир взглянул на текст, и глаза его расширились.

– Боже мой! – вздохнул он. – Боже мой!

Затем он перевел взгляд на потемневшее лицо Риса.

– Как, как это произошло?

– Несчастный случай, – сказал Рис.

Впервые за все это время Рис позволил своим мыслям обратиться к той, о ком сознательно не позволял себе думать: к Элизабет Рофф, дочери Сэма. Сейчас ей двадцать четыре. Когда Рис впервые увидел ее, она была пятнадцатилетней девушкой, с зубами, стянутыми пластинами, до безумия застенчива, одинока, безобразно толста, замкнута и воинственно-агрессивна. Шли годы, и на глазах Риса она преобразилась, унаследовала красоту своей матери и ум и стойкость духа своего отца. Она очень любила Сэма. Рис понимал, что смерть для нее – это трагедия. Он должен сам рассказать ей об этом.

Двумя часами позже Рис Уильямз уже находился над Средиземным морем на борту одного из реактивных самолетов фирмы, взявшего курс на Нью-Йорк.

2. БЕРЛИН. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 СЕНТЯБРЯ – 10.00

Анна Рофф-Гасснер знала, что не смеет крикнуть еще раз, так как Вальтер вернется и убьет ее. Она забилась в угол спальни, дрожа всем телом и ожидая неминуемой смерти. То, что начиналось, как красивая волшебная сказка, завершилось диким и невыразимым ужасом. Она слишком долго боялась взглянуть правде в глаза: человек, за которого она вышла замуж, был маниакальным убийцей.

До встречи с Вальтером Гасснером Анна Рофф никого никогда не любила, включая мать, отца и самое себя. Росла она хрупким, болезненным, склонным к обморокам, ребенком. Она не помнила себя вне больницы, без нянек, вне присмотра докторов, привозимых из различных, порой самых отдаленных стран света. А так как ее отцом был Антон Рофф из «Роффа и сыновей», к постели Анны допускались только специалисты с мировым именем. Но осмотрев ее, проверив анализы и после долгих диспутов разъехавшись по домам, они знали о ее болезни не больше, чем до своего приезда. Никто так и не смог правильно поставить диагноз.

Анна не могла посещать школу, как все другие нормальные дети, и со временем она замкнулась в себе, создав свой собственный мирок, полный фантазий и грез наяву. И никому туда не было доступа. Картины жизни она рисовала собственными красками, так как краски реальности были ей неведомы. Когда Анне исполнилось восемнадцать, головокружения и обмороки прекратились сами собой так же внезапно, как и начались. Но они успели оставить мрачный отпечаток в ее жизни. В возрасте, когда многим ее сверстницам уже надевают на пальчики обручальные кольца, а некоторые уже даже выходят замуж, она еще ни разу не целовалась. Она делала вид, что ей на это наплевать. Она убеждала себя, что счастлива в своем уединении от всех и вся. Как только ей, однако, перевалило за двадцать, появилось множество искателей ее руки, так как она была наследницей одной из самых престижных фамилий в мире, и многим хотелось бы прибрать к рукам ее состояние. К ней сватались шведский граф, итальянский поэт и с полдюжины обнищавших князьков из стран третьего мира. Анна им всем отказала. Поздравляя дочь с тридцатилетием, Антон Рофф мысленно заламывал руки: «Видно, умру, так и не увидев внуков».

Свое тридцатипятилетие Анна решила провести в Австрии, в горном поселке Китцубель, где и познакомилась с Вальтером Гасснером, который был на тринадцать лет моложе ее.

Когда Анна впервые увидела Вальтера, у нее буквально дух захватило. Он летел на лыжах вниз по склону Ханненкама, трассы скоростного спуска, и это было самое прекрасное зрелище, которое Анна когда-либо видела. Она стояла у конца спуска и во все глаза смотрела на него, словно он был воплощением юного бога. Вальтер заметил на себе ее восторженный взгляд.

– А вы почему не на лыжах, милая Fraulein?

Не доверяя своему голосу, она только отрицательно покачала головой, показывая, что не умеет кататься, а он улыбнулся в ответ и сказал:

– Тогда позвольте пригласить вас на ленч.

В панике, словно юная школьница, она бросилась бежать прочь от трассы. С этого момента Вальтер Гасснер стал преследовать ее. Анна Рофф была неглупа. Она знала, что некрасива, что ничего, кроме своего имени, она как женщина не в состоянии предложить мужчине. Но знала Анна и то, что за ее невзрачной внешностью скрывается красивая, нежная, юная душа, полная любви, поэзии и музыки.

Именно потому, что сама Анна не была красивой, она благоговела перед красотой. Она часто посещала самые известные музеи мира и часами простаивала у знаменитых картин и статуй. И когда впервые увидела Вальтера Гасснера, ей показалось, что на землю сошел живой бог.

На второй день после их мимолетной встречи Анна завтракала на террасе гостиницы «Теннергоф», когда к ее столику подсел Вальтер. Он и впрямь был похож на юного бога. Правильный, резко очерченный профиль, тонкие черты лица, нежная кожа, ощущение огромной силы, ровные белые зубы на смуглом от загара лице, белокурые волосы, голубые со стальным отливом глаза. Под тонкой тканью лыжного костюма Анна видела, как играют налитые мускулы его тела. Внутри у нее все похолодело, и от этого ощущения онемела вся нижняя часть тела. Покрытые кератозом ладони она сунула между крепко стиснутыми коленями.

– А я искал вас вчера вечером на трассе, – сказал Вальтер.

У Анны перехватило дыхание и отнялся язык.

– Если вы не умеете кататься на лыжах, я могу вас научить, – он улыбнулся, – бесплатно.

Для первых занятий он избрал Хаузберг, склон для начинающих лыжников. Обоим сразу стало ясно, что лыжница из Анны не получится. Она все время теряла равновесие и падала, но упорно старалась научиться стоять на лыжах, так как ей казалось, что, если она этого не добьется, Вальтер станет презирать ее. Однако вместо этого, подхватив ее уже после десятого падения, он мягко сказал:

– Вы предназначены для более значительного, чем это.

– Чего же именно? – спросила Анна, чувствуя себя жалкой и никчемной.

– Я скажу вам сегодня вечером за ужином.

Вечером они ужинали вместе и вместе на следующее утро завтракали, потом обедали и снова ужинали вместе. Вальтер забросил всех своих клиентов. Он пропускал занятия, чтобы лишний часок побыть с Анной. Они съездили в поселок, и он сводил ее в казино «Дер Гольден Гриф», они катались с гор на санках, бегали по магазинам, совершали длительные пешие экскурсии и часами сидели на террасе гостиницы и говорили, говорили. Это было волшебное время для Анны.

Пять дней спустя после их первой встречи Вальтер взял ее руки в свои и сказал:

– Анна, либхен, выходи за меня замуж.

И все испортил. Он вырвал ее из волшебной страны и вернул к жестокой действительности, напомнив ей, кем и чем она была. Уродливой, тридцатипятилетней старой девой, лакомым кусочком для охотников за приданым.

Она попыталась вырвать руки, но Вальтер ее удержал.

– Мы любим друг друга, Анна. От этого никуда не убежишь.

Она слушала эту ложь и, затаив дыхание, внимала его словам: «Я никого никогда не любил» – и сама потворствовала обману, так как отчаянно хотела ему верить. Она пригласила его к себе в комнату, и они долго там сидели и разговаривали, а когда Вальтер рассказал Анне историю своей жизни, она вдруг ему поверила, подумав: «Да ведь это история моей собственной жизни».

Как и ей, ему некого было любить. С самого рождения он, как и она, оказался отчужденным от общества – он, потому что родился внебрачным, она, потому что родилась хилой и болезненной. Как и она, Вальтер испытывал острую нужду кого-нибудь полюбить. Он воспитывался в сиротском приюте, и когда ему исполнилось тринадцать лет и стало очевидно, что он до безумия красив, женская половина населения приюта начала использовать его как инструмент для наслаждения, затаскивая его к себе в постель и обучая разным способам удовлетворять их похоть. В награду мальчик получал хорошую пищу, лучшие куски мяса и сладости. У него было все, кроме любви.