Галина Романова - Черт из тихого омута Страница 3

— Я хотел бы встретиться с тобой у себя дома и уже никогда, никогда не расставаться… — заговорил Гена быстро-быстро, словно боялся, что она сейчас перебьет его и тогда он непременно спутает все слова. — Хотел бы, чтобы ты была матерью моих детей. Чтобы мы вместе с тобой катали детскую коляску и говорили без умолку. Нет, чтобы говорила все время ты, а я бы слушал твою милую болтовню и был бы бесконечно счастлив от того, что ты рядом, Соня… Ты удивлена, я знаю. Но мне понадобилось слишком много времени для того, чтобы решиться сказать тебе об этом. И я также знаю, что никогда не повторю этого больше. И еще я знаю, что ты ответишь мне «нет»… Поэтому, я прошу тебя, молчи! Ради всего святого, молчи! Просто прими это к сведению… Знай, что есть на свете один чудак, которому небезразлично, почему ты грустишь и редко смеешься. И который все отдаст на свете, чтобы ты была счастлива. А сейчас уходи! И, пожалуйста, не смотри на меня так!

— Как? — только и могла выговорить Соня, потому что и сама не знала, как она сейчас на него смотрит.

— Как на сумасшедшего, — кивнул он, словно заранее соглашался с ее диагнозом, который же сам за нее себе и поставил. — Уходи, Соня, я сейчас противен даже самому себе, что уж говорить о тебе… Уходи!

Она покорно заспешила к двери своего кабинета, до которого было чуть больше пяти метров. Но потом все то же любопытство заставило ее остановиться и, вытягивая из непонятно каких глубин странное, не свойственное ей кокетство, проговорить:

— А… тебе даже неинтересно, что я обо всем этом думаю?

Гена не стал ей отвечать. Повернулся и, уже совершенно не заботясь о своей походке, пошел прочь. Он сильно припадал на левую ногу, но странное дело — Соне это не казалось неприятным. Как раз наоборот, когда он шел ей навстречу и выверял каждый шаг, осторожно ступая на правую и затем медленно вынося вперед левую ногу, он казался ей более неловким. Сейчас же все изменилось. И его походка, и ее отношение к нему.

Соня смотрела сейчас вслед высокому темноволосому парню с таким настойчивым горящим взглядом и размышляла.

Изменилось ли что-нибудь для нее после его признания? Пожалуй, что нет. Хотя… Хотя, если уж быть до конца откровенной с самой собой, ей было приятно. Гена был симпатичным, аккуратным, перспективным в плане профессионального роста молодым человеком, и если бы не его увечье, то отбоя от претенденток на место рядом с ним у парня, несомненно, не было бы. И опять же не само увечье было причиной, а то, из-за чего он его получил.

Муссировались четыре версии. Первой и самой достоверной называлась автомобильная авария. Потом следовало участие в боевых операциях в горячих точках. Некоторые склонялись к версии ревнивого мужа, заставшего свою жену в объятиях Геннадия. И пару раз обсуждалась какая-то давняя и страшная история об ограблении банка и захвате заложников. В какой роли в этой истории выступал пострадавший Гена, не говорилось. Но слухи периодически вспыхивали с новой силой и обрастали все новыми и новыми подробностями, заставлявшими благовоспитанных девиц, к коим себя причисляла и Софья Перова, держаться от Гены подальше.

И вот вдруг ни с того ни с сего он тискает ее локоть в коридоре и в самых неприемлемых формах делает ей… предложение!

По представлениям Сони, это должно происходить совсем иначе и в другом месте. Как именно, она пока не знала. Но что иначе — она не сомневалась.

Она дождалась, когда дверь материального отдела бухгалтерии с силой хлопнула о притолоку, и только потом пошла в свой кабинет. Пытаться сейчас работать и уж тем более делать вид, что ничего не произошло, она не могла. Быстро схватила с подноса чайник и чью-то чашку и выпорхнула в туалет. Там она долго полоскала эту чашку, недоумевая по поводу того, зачем она ее взяла, а не прошла еще два метра за своей. Потом еще дольше намывала чайник и полоскала фильтр. Налила воду до нужной отметки. Поставила чайник на подставку рядом с умывальником и лишь тогда осмелилась посмотреться в зеркало.

Почему она? Почему не кто-нибудь другой, не Ольга Ветрова, например? При репутации Гены роман с такой дивой пошел бы ему в плюс. А Ольга, по Сониным представлениям, только того и ждала. Пару раз Соня ловила напряженный взгляд Ольги, зафиксированный на Генкиной переносице. И все сплетни выходили только из их кабинета. Почему он предпочел любовь такой искушенной красивой дамы неумелым «бледно-розовым» чувствам Софьи Перовой? Нет ли тут подвоха?

Нет, эту мысль Соня отогнала сразу. Слишком взволнованным и подавленным выглядел Гена в момент своего спонтанного признания. Заподозрить его в сговоре с Ветровой было бы кощунством. Он и ответа от Сони никакого не потребовал. Просто выговорился и ушел. А она теперь стоит, пялится на свою физиономию в зеркале и пытается понять — каково это, быть кем-то любимой? Любимой до такой степени, чтобы желать оставаться вместе всю оставшуюся жизнь?..

Это было первое и самое необычное предложение руки и сердца! У Сони и раньше случались свидания и романы, но до подобного признания дело никогда не доходило. Да и чувств, подобных Генкиным, она не наблюдала ни в одном из своих воздыхателей.

Кто-то провожал ее из школы, кто-то — из института. Несколько раз случались ночевки у друзей на даче. Там много выпивали, курили, танцевали до потери сил и сознания. Ближе к утру разбредались по комнатам. И дачные домики оглашались скрипом кроватей и стонами подвыпившей молодежи. Соня Перова, так же как и все, уединялась с каким-нибудь Сашей или Вовой, в зависимости от того, с кем приезжала. Они без сил падали на кровать и до одурения и темноты в глазах целовались, но дальше поцелуев дело никогда не шло. Соня в этом вопросе была непреклонной.

— Ты просто садистка, Сонька! — стонали парни, измученные ее неприступностью. — Так же нельзя!

Можно! — считала Соня Перова, не позволявшая себе «ничего такого…». Еще как можно и нужно! Что может дать ей случайный секс, в случайном месте, со случайным партнером? Да ничего! Ничего из того, что она ждала и хотела получить от жизни. К тому же ни один из этих парней никогда и ни при каких обстоятельствах не намекнул ей о том, что хочет взять ее в жены. А секс и замужество для Софьи Перовой были вещами, неотделимыми друг от друга. Такое у нее было воспитание, и тут ничего поделать было нельзя.

К концу пятого курса почти все ее знакомые девчонки вышли замуж. Кто за сокурсников, кто за незнакомых Соне парней. Некоторые ухитрились выйти замуж именно за тех, с кем когда-то «зависали» ночами на дачах. А Соня — нет… Все как-то «не случилось» и «не пришлось». Ей со временем вообще стало казаться, что вокруг нее образовался некий круг, границы которого мужчины категорически не желают переступать.

— Надо было быть грешницей, — сетовала она на свою неприступность, всякий раз ставившую ей препоны. — Давно бы уже и замуж вышла, и детей бы имела.

— Нет, Сонька, — отвечали ей подруги, некоторые из которых успели развестись. — Дело тут не в грехе, а в твоем к нему отношении. Слишком ты какая-то…

— Правильная? — подсказывала Соня.

— Нет, не в этом дело. Мы тоже не распутницами рождены. Нет, тут дело в другом… На тебе большими буквами написано, чего именно ты ждешь от жизни.

— И что же это?

— Стабильности, уюта, благополучия, — подруги в этом месте обычно кривили губы в искушенных ухмылках. — А мужики этого страсть как боятся. Им подавай все, что угодно, но только не это. Романтики, вот! Вот чего тебе не хватает! Романтического блеска в глазах! Вот на тебя посмотришь — и сразу скажешь, что можно от тебя ждать. Сытный ужин, теплая постелька и нежный поцелуй в лобик на ночь. Приземленная ты какая-то, Сонька. Так нельзя…

Как можно, подруги не говорили. Они выходили замуж, рожали детей, разводились, страдали и вскоре снова были безмерно счастливы. А Соня по-прежнему оставалась одна. И не то чтобы от этого ей было хуже, просто она не уставала задаваться вопросом: почему все так…

И вот теперь Гена сделал ей предложение, даже не удостоив ее возможности дать ему ответ. Он был уверен в том, что она откажет? Или причина в том, что его предложение — все-таки розыгрыш? Разобраться в этом было сложно, а Соне отчего-то вдруг именно этого и захотелось — разобраться в причине, вынудившей Гену сделать ей предложение в полутемном коридоре их преуспевающей строительной фирмы.

Что для этого потребуется? Это был первый вопрос, который она задала самой себе, решив докопаться до сути.

Из зеркала в красивой хромированной оправе на нее взирало бледное лицо достаточно еще молодой и неискушенной в подобных делах девушки. Яркие блестящие глаза, цвет которых колебался от нежно-голубого до темно-серого, в зависимости от освещения и настроения. Широкая линия бровей, выщипывать которые было сущим мучением. Правильной формы нос. Губы бантиком, словно у ребенка, которые, крась не крась, все равно не становились сексуальными. И бледные щеки. Эта их бледность, которую папа называл аристократической, сводила порой Соню с ума. На улице пекло, июль в самом зените, а ее лицо словно мукой обсыпано…