Николай Леонов - Ценник для генерала Страница 3

— Если вы думаете, что я могу вот так просто бросаться пустыми словами, то сильно ошибаетесь! — снова перебил его министр. — Я на местах задавал вопросы и ни о каком бюджетном строительстве ничего не услышал. Или вы не владеете информацией, или мне там откровенно врали. Вас не виню, потому что вы к этой теме не могли быть готовы. Но прошу контрольное управление, контрольно-финансовую инспекцию разобраться в этом вопросе. Необходимо также со всей тщательностью проверить деятельность фондов различного вида, созданных при нашем министерстве. Всех, которые так или иначе привлекаются к обеспечению армии. В частности, меня интересуют… — Министр стал по памяти называть фонды, переводя тяжелый взгляд с одного своего помощника на другого.

Наверное, таким образом он хотел показать, что вопрос очень важен. При новом министре весь аппарат уже привык к тому, что второстепенных проблем не бывает, но, когда он смотрел вот так, означало, что в этом деле все будет вывернуто наизнанку, выпотрошено до крохи, до самой полной ясности. В некоторых кабинетах такой взгляд называли не иначе как «команда фас».

Конец сентября в Сочи — это особое время года. Изнуряющая жара спала, теперь в воздухе ощущалось ароматное тепло субтропиков, мягкий запах моря. Да и в поведении курортников тоже много поменялось. Исчезла суета, гости из северных широт, обгоревшие на пляжах, по вечерам не лезли в кафе через головы других людей, чтобы насладиться кавказскими винами и немецким пивом.

Теперь на набережных стало куда спокойнее. Народ степенно прогуливался, явно наслаждался погодой и природой. Бархатный сезон всегда был предназначен не для молодежи, а для людей в возрасте, степенных, не одолеваемых страстями, а вкушающих долгожданный отдых, вполне заслуженный или просто купленный за большие деньги. Ни для кого не секрет, что отдохнуть в Сочи уже давно стало заметно дороже, чем в Турции или Египте.

Ведомственный санаторий «Искра», в который Гуров получил-таки семейную путевку в сентябре, ему очень нравился. Здесь было все, включая сочетание природных факторов, влияющих на отдых. Максимум комфортабельности позволял отрешиться от внешнего мира, просто отоспаться, отлежаться в номере с книжкой или бездумно глядя в телевизор.

Санаторий расположился в довольно популярном Хостинском районе Сочи, совсем неподалеку от знаменитой Мацестинской долины. Он был окружен красивым парком. До побережья, правда, от санатория целых пять сотен метров. Но если тебе хочется гулять и дышать, ты наслаждаешься отдыхом в мягком климате, а не норовишь еще до рассвета бежать на пляж и валиться на лежак, то это как раз и очень хорошо.

Удобным было и расположение санатория неподалеку от морского вокзала. Но самое главное — целебное воздействие природных факторов. Это месторождение минеральных сероводородно-гидросульфидных вод, носящих название старомацестинских, морской воздух в сочетании с горным, благоприятный климат с субтропической влажностью. Одним словом, для Машиных нервов лучшего места и не придумать.

Лев Гуров и Мария Строева возвращались с прогулки. Они томно вздыхали и дружно закатывали глаза. Ведь наслаждаться таким вот покоем им оставалось всего два дня. Потом самолет, Москва, суета и напряженный ритм работы. У нее в театре, у него — в Главном управлении уголовного розыска. Вот и сейчас Лев Иванович пропустил супругу вперед, на территорию санатория, а сам чуть задержался, чтобы бросить взгляд на парк.

— Ладно уж, пойдем, — улыбнулась Маша. — Перед смертью не надышишься, перед концом отпуска не наотдыхаешься. Давай мы с тобой устроим сегодня вечером нечто необычное.

Они двинулись по территории санатория к своему корпусу, продолжая фантазировать.

— Романтический ужин с хорошим вином и изысканными блюдами в этих стенах не прокатит, — напомнил Лев Иванович жене. — Максимум, который здесь позволен, — это полночное бдение под луной и вздохи.

— А если мы украдкой? — Мария оглянулась по сторонам с видом заговорщицы.

— Тайная вечеря? — с сомнением спросил Гуров, а потом посмотрел вправо.

Там на лавочке сидели две темноволосые женщины с явными кавказскими чертами. С приближением Льва Ивановича и его дражайшей половины их беседа явно оживилась.

— Эх… — Мария махнула рукой, но закончить мысль не успела.

— Машенька, дорогая! — одна женщина резво вскочила с лавки. — Вот где я не ожидала тебя увидеть! Ты в отпуске? Кто этот импозантный мужчина с благородной сединой на висках? Неужели муж?

— Лианочка! — Мария раскрыла объятия и приняла в них незнакомку. — Сколько же мы с тобой не виделись? Ты все хорошеешь и хорошеешь.

Гуров, не снимая улыбки с лица, с сомнением посмотрел на женщину. Седина в жестких волосах, небольшие черные усики по уголкам верхней губы — все это никак нельзя было описать словом «хорошеешь». Однако он послушно согнул спину и галантно приложился к ручке, протянутой ему.

— Лев Иванович. — Полковник боднул воздух головой, едва удержавшись от того, чтобы не повалять дурака и не щелкнуть каблуками.

Женщина оказалась актрисой Ереванского театра музыкальной комедии. Лиана Саркисянц приехала к своей родственнице, отдыхавшей в санатории. Та сегодня уезжала домой, в Краснодар. Лиана с Марией договорились о совместном проведении вечера.

— Вот видишь, — с довольным видом заметила Маша, когда они вошли в прохладный холл своего корпуса. — Проблема решена на высшем уровне. В смысле, на небесах. Лианка удивительная женщина, к тому же экстрасенс. А как она поет!

— Она нам петь будет? — насторожился Гуров.

— Если ты попросишь, то, думаю, не откажет.

Гуров хмыкнул, но от комментариев воздержался. Он немного не так представлял себе пару последних вечеров в санатории. Хотя почему бы и не в обществе армянской актрисы? Представители этой профессии тем и хороши, что национальность у них одна — театральная. Они могут быть смуглыми, светлыми, с голубыми или черными глазами, брюнетами или блондинами, но театр налагает на них неизгладимые черты, оставляет настолько четкий след, что ты перестаешь замечать и акцент, и цвет кожи. Только страсть, непостижимая эмоциональность.

«Эх, мне так хотелось побыть вдвоем с Машей. Старею, что ли? — Лев Иванович глянул в большое зеркало, висевшее на стене лифта. — Нет, вроде не заметно. Так что же меня гнетет?» Тут они с Машей вышли из лифта и двинулись по коридору в сторону своего номера. «Еще два дня, — подумал Гуров. — Потом я вот так же пойду по коридору своего управления. Коллеги будут насмешливо здороваться, в шутку попрекать южным загаром и свежим цветом лица. Мне снова придется окунуться в текучку с трупами, хищениями, разбоями, коррупцией в подведомственных подразделениях. Наверное, это просто предчувствие. Может, меня никто не дергает лишь потому, что все знают — через два дня я сам явлюсь? Вдруг там у нас какой-то аврал? Полковник, ты, наверное, просто соскучился по своей работе».

Лиана пришла в восемь часов вечера и привела с собой молодого армянина с гитарой. Пареньку, назвавшемуся Артуром, было всего восемнадцать лет, и он оказался сыном актрисы. Гуров понял, что напряжение спадает. Получились чуть ли не семейные посиделки. Маша с Лианой пели под аккомпанемент гитары. Артур вполне профессионально выдавал сольные партии. Льву Ивановичу оставалось лишь отпускать комплименты и делать приятное выражение лица.

В принципе, вечер удался, потому что Лиана и Артур оказались людьми удобными и комфортными. Не было в них ни навязчивости, ни отстраненности из-за каких-то условностей.

Гуров думал о том, как красива бывает любая женщина, когда ей комфортно. А вот он этого не ощущал. Какой-то непоседливый червячок все чаще и чаще заставлял его думать о работе.

«Наверное, такая у меня натура. Не могу долго отдыхать, оставаться без своего дела», — подумал полковник.

Глава 2

Потом, когда их спрашивали, они уже не могли вспомнить, кто именно первым увидел окровавленное тело. Кто-то закричал, причем очень громко. Нет, не женщина, голос был мужской. А потом все кинулись к дверному проему, который вел в бункер бывшего командного пункта ракетного полка, теперь совершенно заброшенный.

Мухин и Богомазов протиснулись в первые ряды и с ужасом увидели на бетонном полу тело своего однополчанина Рыбникова. Это было нелепо, страшно и непонятно. Они стояли и тупо смотрели. Еще вчера вечером он был жив, смеялся, пил вместе с ними, охотно смотрел на компьютере фотографии молодых лет, вспоминал истории из их совместной службы, и вот!..

Отставной генерал лежал на боку, откинув голову назад. На лице застыла странная гримаса. Рот чуть приоткрыт, глаза тоже. Мужиков бросило в дрожь. Потому что смотрел на них не старый друг и сослуживец, а мертвец. Только оболочка, пустая и безжизненная.