Роман Канушкин - Ночь Стилета - 2 Страница 3

- Поставлю, - пообещал Гринев.

- И-и, Гринев, я сказал, что он напуган? Но при этом он абсолютно спокоен и опасен вдвойне. Не забывай.

- Я все про это знаю, - холодно произнес Гринев.

"Злится, - подумал Евгений Петрович. - Пускай... Немножко огонька здесь не помешает. Совсем немножко. Гринев и так имеет холодную голову, иногда даже чересчур холодную; наверное, поэтому он и не дотягивается до того, другого, которого теперь ему предстояло превратить в загнанного зверя".

- Не злись, сынок, - мягко проговорил Евгений Петрович, - я просто тоже кое-что про это знаю.

- Я перережу ему все коммуникации. Куда бы он ни пришел, там уже будут мои люди, я знаю про него все. Ведь в конце концов он живой человек, а люди обычно после себя следят. Оставляют следы. - Он помолчал, а потом с плохо скрываемой неприязнью добавил: - Даже если их считают лучшими, они оставляют следы.

Евгений Петрович выслушал это сообщение, чуть качая головой, а потом почти равнодушным тоном произнес:

- Не сомневаюсь, ты знаешь, что делать.

В этот самый момент Евгений Петрович искренне так считал, но...

Тридцать семь - плохое число. Число смерти.

С тех пор прошло больше трех недель, а Санчес словно провалился сквозь землю. Залег? В какой-то конспиративной берлоге, известной лишь ему? Но мы освежили все его контакты, рано или поздно он должен появиться. Так он это дело не оставит. И вот в тот момент Евгений Петрович будет обязан находиться на шаг впереди. Или хотя бы на полшага. На маленькую половинку шага.

Поступающая оперативная информация показала, что складывающаяся шахматная партия будет, пожалуй, самой непростой в жизни Евгения Петровича. История с Санчесом плюс Попрыгун... Очень неприятный сюрприз ждал с этим неожиданным спасителем Лютого, прозванным ими Попрыгуном. После происшествия в больнице, где Попрыгун спас жизнь Лютому во второй (или в какой?) раз, стало невозможно игнорировать тот факт, что они имеют дело с профессионалом. Дальше было делом техники. Та самая последняя фотография со свадебным тортом за несколько секунд до взрыва. Она облетела все столичные СМИ, никто не делал из нее тайны. Что ж, очень удобно. Наш Попрыгун запечатлелся на этой фотографии. Правда, очень смазанным и на заднем плане, его никто бы не смог узнать. Но детальный анализ показал, что этот человек приготовился к разбегу. Попрыгун, так, маленькая размазанная фигурка. Он приготовился к разбегу, чтобы совершить свой спасительный прыжок. После компьютерной обработки фотографии они получили более-менее сносный портрет Попрыгуна - модный пижон в солнечных очках. Работали дальше. Попытались "снять" очки. Что-то получили. Дальше действительно было делом техники. В том числе и пробиваться сквозь все закрытые досье. Более того, как только столкнулись с закрытой информацией, стало ясно, что напали на след. У Евгения Петровича имелся ключик, который мог отпирать все сейфы с закрытой информацией. Подобное труда не составит, чик-чик - и... Его звали Игнат Воронов. Видимо, за умение устраивать подобные вечеринки, как это было с летающими скальпелями в больнице, он получил служебное имя Стилет. Команда, сверхсекретное подразделение, теперь уже не существующее. Все это было не очень хорошо. Евгений Петрович немедленно затребовал всю имеющуюся информацию. Сейчас Попрыгун числился на должности какого-то водилы в частной охранной фирме. Это что еще за енки-пенки? Полученная о Стилете информация нравилась Евгению Петровичу все меньше. Надо было немедленно действовать. Кто-то из них уже предпринял первые ходы. Санчес? Или этот самый Стилет?

Да, получалась непростая шахматная партия. Пожалуй, уровня Большой игры. Только... Все это уже было. Все это мы уже проходили, подобные шахматные расклады. Правда... в то время Евгений Петрович был моложе. Более рисковым, азартным, более сумасшедшим. Все это, черт побери, называется одним словом - он был моложе. И падать ему в то лихое время было не особенно высоко.

В восемь пятнадцать утра Евгению Петровичу подали служебный автомобиль, который повез его в Москву, к большим и неотложным делам. Где-то в солнечной глубине этого наступающего дня Евгения Петровича ждала свежая оперативная информация. И когда он ее получит, что-то изменится на доске с шахматными фигурками.

Тридцать семь - плохое число.

- На кой хер он им сдался?! - проворчит Евгений Петрович.

Кто-то похитил командира отряда милиции особого назначения. Того самого отряда, расквартированного в подмосковном городке, рядышком с элитными поселками, вдоль правительственной Рублевской трассы. Этого незадачливого командира ОМОНа, Павла Лихачева, похитили прямо средь бела дня, демонстративно, на глазах у многочисленных свидетелей. И все бы ничего, но именно этим подразделением столь удачно прикрылся в тот свадебный день Гринев. Его группа снайперов, которая должна была провести зачистку.

- На кой хер?.. - повторит Евгений Петрович. - Для Санчеса это излишне, ему и так все... Тот, второй? С какого, спрашивается, рожна?

Неожиданно Евгений Петрович почувствует, что он уже больше не опережает события на тот самый маленький шаг. А информация будет поступать. И Евгений Петрович будет отслеживать ее и попутно бороться с каким-то странным темным чувством, холодком поселившимся у него в груди. Тридцать семь - плохое число, число смерти. Неожиданно Евгений Петрович обнаружит, что ему не остается даже этой самой маленькой половинки, крохотной, но такой необходимой половинки опережающего шага. Честно говоря, тут было отчего забеспокоиться.

Счастья всем, удачного дня!

* * *

Тот день, когда должна была состояться счастливая свадьба, а случилось столько всего непоправимого, был гораздо больше похож на середину июля, с его набравшей силу жарой, чем на самое начало июня. Эта черная свадьба, обещавшая стать одним из самых ярких событий светской жизни, ужаснула даже ко всему привыкшую столичную прессу и все еще продолжала подводить свои итоги - более тридцати убитых, крушение могущественного альянса "Ростислав Щедрин - Лютый" ввиду гибели первого и тяжелых ранений второго, гибель нескольких известных и влиятельных криминальных авторитетов и, как следствие, возможная новая криминальная война на улицах столицы... Гибель молодой чудесной актерской пары, а потом - покушение на Михаила Багдасаряна, Мишу Монгольца, убийство в одной из дорогих частных саун его брата Тиграна, страшные события в больнице, откуда исчезли Лютый и его таинственный спаситель... Столичная пресса предлагала множество противоречащих друг другу версий происходящего, одни мрачные догадки сменялись другими, более зловещими. Были встречи со свидетелями, чудом оставшимися в живых, и с экспертами, предполагающими различные тайные мотивы; мимоходом указывались направления, где можно было искать исполнителей и заказчиков (периодически происходили утечки из следственных органов), а беспокойный "МК" даже умудрился напечатать хронологию событий той черной свадьбы, поместив в центре разворота последнюю фотографию счастливо улыбающихся людей, которым оставалось жить всего несколько секунд.

Но все это являлось внешними, явными контурами событий, так сказать, вершиной айсберга. Однако существовала еще и подводная часть. Был еще скрытый рисунок, тайный механизм происходящего. И, просматривая сейчас столичную прессу, она видела, что об этом тайном механизме пока не догадывался никто. И близко не лежало. О существовании этого скрытого рисунка знал очень узкий круг людей. И, судя по последним событиям, их число значительно сократилось. Она все еще была в их числе. Увы, ей пришлось узнать о существовании тайного рисунка, внутреннего механизма происходящего, и плата за это оказалась непомерно высока.

Очень узкий круг...

Всего несколько человек...

Возможно, что стрелка индикатора ее положения давно бы переместилась с отметки "плохо" на отметку "безнадежно", если бы... Под огромной подводной частью айсберга существовала маленькая беззащитная льдинка, ее сокровенная тайна, о которой не догадывались (по крайней мере, пока) даже эти несколько человек. Одна маленькая тайна, которую ей приходилось трепетно беречь, потому что, честно говоря, в этой тайне оставалась ее последняя надежда.

Сегодня стояла такая же жара, как и в тот роковой день, и она бесцельно слонялась по своему пустому огромному кабинету, отгороженному от внешнего мира закрытыми окнами в полстены и работающими кондиционерами. Хотя, если называть вещи своими именами, не только окнами и не только кондиционерами. Потому что утверждать что-либо наверняка в ее положении не представлялось возможным. Твердо она была уверена теперь только в трех вещах: что она еще жива, но все в любую минуту может перемениться, что внимательный анализ прессы плюс то, что известно только ей, оставляют для нее некоторые шансы. И еще существовал третий, пугающий ее вывод. В котором она тоже была убеждена и который в принципе сводил все ее шансы к нулю. То, что на подобное могли решиться только безумцы, она знала давно. По крайней мере некоторое время. Но сейчас, с ощущением какой-то губительной беспомощности, тупого, сковывающего ее ужаса, к ней пришло понимание того простого факта, насколько эти люди были безумны. Насколько...