Патриция Вентворт - Тихий пруд Страница 3

— Что случилось?

— Дело было под вечер, знаете, когда уже темно, а свет еще не зажигают, — и я спускалась по лестнице. Вся штука в том, что я ничего не могу утверждать с уверенностью — знаете, как это бывает, когда упадешь — не помнишь и половины того, что произошло. Единственное, что я помню точно, это как я лежу в холле под лестницей со сломанной ногой, и не то что могу поклясться, что меня столкнули, но у меня есть определенные подозрения.

— Вы считаете, что кто-то вас столкнул?

— Может, столкнул, может, подножку подставил — это как раз не важно. И не спрашивайте меня, кто бы мог это сделать — это мог быть кто угодно из живущих в доме или вообще неизвестно кто. Но никому не удастся убедить меня, что я пересчитала все ступеньки просто так, по собственной воле.

— Понимаю… — сказала мисс Силвер задумчиво. — А следующий случай?

— Суп, о котором я вам уже говорила.

— А после этого?

Миссис Смит нахмурилась.

— Снотворное. Именно оно навело меня на мысль, что лучше посоветоваться с вами. Когда я сломала ногу, врач выписал мне снотворное, но я не слишком люблю подобные вещи. Они быстро получают над нами власть, я такого навидалась более чем достаточно. Поэтому я принимала его, только если боль становилась невыносимой. Пилюль всего было с полпузырька, и за шесть месяцев я приняла их штук шесть или семь. И вот на днях я решила снова ими воспользоваться. Ну, вы знаете, как обычно поступают в таких случаях — я перевернула пузырек и вытрясла все пилюли на" ладонь. Я просто смотрела на них и ни о чем таком не думала. Если бы выпала только одна эта пилюля, я бы, думаю, ничего и не заметила — иногда я просыпаюсь ночью и все думаю и думаю об этом, — но рядом с другими она показалась мне чуточку большей и немножко заляпанной, что ли, — как если бы с ней кто-то что-то делал. Я взяла лупу и внимательно ее рассмотрела: она была разрезана пополам и снова склеена. Мне стало страшно и я выбросила ее за окно.

Мисс Силвер кашлянула.

— Позвольте заметить, это был не самый разумный поступок.

— Конечно глупость, — честно призналась миссис Смит, — но тогда у меня было чувство — как сейчас помню, — что у меня оса в ладони, и я ее просто стряхнула прочь, и все.

— Это случилось недавно?

— В понедельник вечером.

Мисс Силвер отложила вязанье, подошла к письменному столу и вернулась с тетрадкой в блестящей голубой обложке. Положив тетрадь на колени, она принялась что-то записывать карандашом на странице, озаглавленной «Смит» с вопросительным знаком. Закончив писать, мисс Силвер посмотрела на гостью ясным и бодрым взглядом птички, высмотревшей наконец вкусного червяка.

— Прежде чем мы продолжим беседу, мне бы хотелось услышать имена и краткую характеристику всех людей, живущих в вашем доме. Только имена, уж будьте так добры, назовите настоящие.

Было заметно, что миссис Смит колеблется. Наконец она спросила с вызовом:

— Почему вы решили, что я намерена вам лгать? Мисс Силвер улыбнулась — эта улыбка в свое время завоевала доверие не одного клиента.

— Мне трудно поверить в то, что ваше имя действительно миссис Смит.

— Почему?

Карандаш в руке мисс Силвер не дрогнул.

— Потому что с той минуты, как вы вошли в эту комнату, вы играете роль. Вы боитесь, что вас узнают, и создали вполне убедительный образ особы, совершенно на вас не похожей.

— Если этот образ столь убедителен, — ехидно спросила миссис Смит, — почему же он не убедил вас?

Мисс Силвер посмотрела на нее серьезным взглядом:

— Почерк, — просто ответила она, — он очень многое говорит о человеке. Ваш, если можно так выразиться, принадлежит вовсе не миссис Смит, кем бы она ни была.

Даже почтовая бумага и та миссис Смит совершенно не подходит.

— Как это глупо с моей стороны, — низкий грудной голос мигом утратил последние признаки простецкой лондонской скороговорки. — Что-нибудь еще?

— О да. Миссис Смит не стала бы приделывать вуаль к такой старой шляпе. Она бы вообще не надела вуали. Мне показалось, что вам не хочется, чтобы я могла разглядеть ваши глаза. На самом деле вы боялись, что вас могут узнать.

— И вы меня узнали?

Мисс Силвер улыбнулась.

— Ваши глаза не так просто забыть. Вы старались смотреть вниз, но, хотя бы изредка, вам необходимо было смотреть на меня — ведь вы именно за этим сюда и пришли: взглянуть на меня и решить, стоит ли со мной консультироваться. Вы очень хорошо изменили свой голос — легкий акцент и отрывистая манера разговора, но выдали себя одним-единственным невольным движением. Мне кажется, что это ваш обычный жест, но вы воспользовались им в образе фру Алвинг в «Привидениях»[1]. Ваша левая рука поднялась и упала — простой жест, но в вашем исполнении такой сильный и такой трогательный. Он врезался мне в память на том незабываемом спектакле. И вот, стоило вам снова взмахнуть рукой, как я поняла: вы — Адриана Форд.

Адриана рассмеялась низким мелодичным смехом.

— Да я и сама это сразу поняла. Жест совершенно выпал из образа — хотя все остальное, по-моему, неплохо.

Манто из сокровищницы Мейсон — это моя горничная, а раньше была костюмершей. Шляпку она собиралась выбросить. Если честно, я считаю это настоящим произведением искусства — вуаль и все остальное. Но я боялась, что меня выдадут глаза. Фотографы всегда их акцентируют, — Адриана сдернула шляпку и растрепанный седой парик, высвободив собственные волосы — густые, коротко подстриженные, выкрашенные в золотисто-рыжий цвет. — Ну, так-то лучше, верно? Конечно, к костюму не подходит, да и грим не тот, но теперь мы, по крайней мере, можем видеть друг друга. Мне опостылело вглядываться в ваше лицо через эту проклятую вуаль.

Адриана бросила шляпку и парик на соседнее кресло и выпрямилась. Сутулость была для нее еще менее естественна, чем манто из кролика — осанка Адрианы Форд была весьма горделивой.

И больше не было ни миссис Смит, ни трагической фру Алвинг, ни ужасной, леденящей душу леди Макбет десятилетней давности, ни изящной Джульетты, которой зрители восхищались тридцать лет назад. Сняв маскарадный костюм, перед мисс Силвер сидела женщина, прожившая на свете много лет, полных побед и славы, — темпераментная, живая, властная, остроумная и умеющая глубоко чувствовать. Из-под красиво изогнутых бровей смотрели по-прежнему прекрасные темные глаза.

Мисс Силвер видела все это и еще то, что таилось в глубине этих глаз и в складках возле рта — бессонные ночи и дни, полные колебаний и душевной борьбы, покуда Адриана Форд наконец не решилась перевоплотиться в миссис Смит и прийти со своей бедой к незнакомой ей женщине. И сказала:

— Может быть, теперь вы все-таки сообщите мне те частности, о которых я вас просила.

Глава 3

Адриана Форд рассмеялась:

— А вы упорны, правда? — и вдруг перестала смеяться. — Вы хотите знать, кто был тогда в доме, и что делал, и почему я считаю, что кто-то пытается меня убить, не так ли? Хорошо, я дам вам список имен, но это поможет вам не больше, чем помогло мне. Временами мне кажется, что все эти покушения я сама себе напридумывала. И все-таки я пришла к вам — потому что поняла, что больше не в состоянии просто сидеть и ждать, пока еще что-нибудь случится. В Форд-хаусе бывает очень много народу. Я назову вам их имена и расскажу, кто они такие, но я хочу, чтобы вы ясно поняли, что я никого не подозреваю и не обвиняю. И вы должны пообещать, что по первому моему слову вы уничтожите все записи, которые сделали и забудете все, что я вам говорила.

— Я уже заверила вас, что все, что будет здесь сказано, останется между нами, — сказала мисс Силвер. — Кроме тех случаев, когда трагические события потребуют вмешательства закона.

Рука Адрианы поднялась и упала в том же самом жесте, который так запомнился мисс Силвер — легком, грациозном и выразительном.

— О, после нас — хоть потоп! Если меня убьют, можете делать все, что вам заблагорассудится! — воскликнула актриса с чувством, которое, впрочем, тут же иссякло — нахмурившись, она пробормотала:

— Зачем я это сказала?

Я не собиралась так говорить. Нам лучше заняться теми, кто бывает в доме, — она забарабанила пальцами по подлокотнику кресла. — Я не знаю, что вам обо мне известно, но все знают, что я оставила сцену. Живу в старом доме у реки в трех милях от Ледбери. Дом называется Форд-хаус.

Я купила его три года тому назад потому, что мне понравилось название. Я — урожденная Рутерфорд, но на сцену вышла как Адриана Форд. Некоторые из моих родственников остались верны своей шотландской фамилии, а некоторые, вслед за мной, стали называть себя Фордами. Я — последний представитель нашего старшего поколения. Ну а теперь — об обитателях Форд-хауса. Алфред Симмонс и его жена — дворецкий и кухарка. Оба служат у меня уже двадцать лет и живут в доме, как и Мейсон, которую можно назвать моей горничной. Она занималась моими костюмами и очень мне предана. Начала работать у меня еще девочкой, а теперь ей под шестьдесят. Еще двое приходящих служанок: девчонка по имени Джоан Катл — глупое создание, которое меня бесит, но невозможно представить себе, чтобы она захотела кого-нибудь отравить, — и вдова средних лет, чей муж был младшим садовником. Ее фамилия, если вам, конечно, интересно, — Прэтт. Рядом с домом живет садовник по имени Робертсон и при нем еще молодой человек — Сэм Болтон. Он обслуживает машину и вообще следит за техникой.