Арнальд Индридасон - Каменный мешок Страница 3

— Я хочу, чтобы мы поженились.

Как неожиданно! Она так удивилась, что и не обратила в тот миг внимание на его слова. Лишь много времени спустя, когда ничего уже нельзя было исправить, ей пришло в голову, что никакое это было не предложение.

Я хочу, чтобы мы поженились.

Ни слова о том, чего хочет она, — только о том, чего хочет он.

Она, правду сказать, уже подумывала, не намерен ли он попросить ее руки. В принципе уже пора, учитывая, сколько времени он к ней ходит. Тем более малышке нужен свой дом, да и ей самой. К тому же она не прочь завести еще детей. А что до мужчин, то, кроме него, на нее никто особенно и не заглядывался. Может, как раз из-за дочки. Да она и сама, наверное, не считала себя особенно привлекательной: в самом деле, невысокого роста, чуть полновата, черты лица резкие, передние зубы немного торчат, руки маленькие, натруженные, все время в движении. Кто знает, будет ли у нее другой шанс.

— Ну, что скажешь? — спросил он.

Она кивнула, он обнял и поцеловал ее. А вскоре и свадьбу сыграли, в церкви на Хуторе у Мшистой горы.[6] Гостей всего ничего — они двое, кое-какие его друзья из Лощины да две ее подруги по работе из Рейкьявика. После службы священник пригласил их выпить кофе. Она попыталась расспросить его, теперь уже мужа, про семью и родных, но он не хотел об этом разговаривать. Сказал, что ни сестер, ни братьев у него нет, отец умер, когда он был еще совсем маленький, а мать решила отдать его на воспитание к другим людям. Так он и перебирался с хутора на хутор, пока не нанялся разнорабочим в Лощине. Про ее семью даже спрашивать не стал, вообще, прошлое не слишком его интересовало. Она сказала, что и у нее похожая история — кто родители, она не знает, сначала ее отдали в приют, потом она росла то у одних людей, то у других, в Рейкьявике, а там устроилась горничной к торговцу. Он в ответ кивнул:

— Вот и славно. Мы начнем новую жизнь, а прошлое забудем.

Они сняли подвальчик на Ключевой улице[7] близ порта. Некогда неподалеку был источник, отсюда название), две комнаты — крошечная гостиная и кухня, туалет снаружи. От торговца она ушла — он сказал, мол, ни к чему ей теперь работать, теперь он обо всем будет заботиться. Сам пошел в порт, устроился покамест рабочим, а там, глядишь, найдет себе место и на корабле. Заделаться моряком — что может быть лучше?

Она стояла посреди кухни и держалась за живот. Она еще не сказала ему, но сама была уверена, что снова беременна. Всегда этого хотела. Про него не очень понятно — все время такой серьезный и молчаливый, хотя они частенько говаривали о том, чтобы завести еще детей. Она уже знала, как назовет ребенка, если родится мальчик, — очень хотела мальчика. Решила, звать его будут Симон.

Она слыхала всякие истории. Слыхала про мужчин, которые поднимают на жен руку. Не смела поверить, что и он — из таких. Слыхала про женщин, которые мирились с этим. Не смела поверить, что и она — из таких. Не смела поверить в случившееся. Это, наверное, случайно так вышло, заключила она про себя. Наверное, он подумал, я решила чего-то закрутить со Снорри. Ну вот мне урок, в следующий раз буду осмотрительнее, и больше такого не повторится.

Погладила себя по лицу и всхлипнула. Какие, однако, страсти порой властвуют над человеком. Но ничего, он скоро вернется и сразу попросит у нее прощения. Скажет, что больше никогда так не сделает. Ведь иначе и быть не может. Как же еще!

Не очень хорошо понимая, что предпринять, она отправилась в спальню посмотреть на дочку, на малышку Миккелину. Та утром проснулась с температурой, но потом заснула и проспала почти весь день. Наверное, спит и сейчас. Ага, спит. Взяла дочку на руки — о-го-го, прямо раскаленная! Села на кровать с девочкой на руках и запела песенку, тихо-тихо, все еще в шоке:

Бегут по дорожкеМаленькие ножки.Длинные носочкиУ моей у дочки.

Девочка отрывисто дышала. Грудь малышки поднималась и опускалась едва не каждую секунду, то и дело слышался легкий свист. Лицо красное как рак. Она попыталась разбудить дочку, но Миккелина не желала просыпаться.

Она похолодела от ужаса.

Лихорадка. У девочки лихорадка.

2

Звонок о находке в Миллениуме приняла Элинборг. Она уже собиралась уходить с работы, когда зазвонил телефон. Кроме нее, в кабинете никого не было. Она остановилась, посмотрела на часы, затем на аппарат. Вообще-то ей пора домой, к обеденному столу — курица тандури мерещится ей целый день. Тяжело вздохнув, Элинборг сняла трубку.

На вид лет сорок — пятьдесят, фигура ровно настолько пышная, чтобы не казаться полной. Главная страсть в жизни — еда. Четверо детей, трое своих, один ребенок приемный. Вышла замуж, развелась, вышла замуж снова — за автомеханика, который без ума от ее стряпни. Живет с новым мужем и отпрысками в доме в Ямной бухте.[8] По образованию геолог, но ни дня не работала по специальности. Устроилась в полицию Рейкьявика замещать кого-то на лето, да так и осталась, став одной из немногочисленных женщин-следователей.

Пейджер запищал в самый неподходящий момент — Сигурд Оли был занят делом, отдаваясь со всей полагающейся страстью буйным ласкам своей подруги Бергторы. Пейджер висел на ремне оставленных в кухне брюк, откуда и доносился теперь адский писк. Сигурд Оли знал — пока он не выберется из кровати, проклятый приборчик не заткнется. Он сегодня ушел пораньше с работы, но Бергтора опередила его и встретила прямо в дверях сногсшибательным поцелуем. Незначительное время спустя штаны Сигурда Оли оказались на кухонном полу в компании телефонного шнура, насильно разлученного с родной розеткой, и выключенного мобильника. Следовало, конечно, заодно и пейджер лишить возможности подавать признаки жизни — но эта мысль вылетела у Сигурда Оли из головы.

Забывчивый хозяин, весь в поту, от страсти красный, тяжело вздохнул и поднял глаза на сидящую на нем наездницей Бергтору. Выражение ее лица не оставляло сомнений — так сразу она его и не подумает отпускать. Подруга закрыла глаза, легла ему на грудь и методично продолжила работать бедрами, пока смена ритма и расслабление миг назад сведенных в экстазе мускулов ее тела не подсказали подлежащему, что дело сделано.

Хорошо же ей живется! А вот ему, Сигурду Оли, придется подождать до следующего раза. В его мире пейджер — важнее всего.

Он аккуратно выскользнул из-под Бергторы, она же осталась лежать на подушке с таким видом, словно это был не оргазм, а нокаут.

Эрленд сидел в кафе «У Скули» и уплетал за обе щеки ягнятину. Он частенько заглядывал туда — где еще в Рейкьявике найдешь настоящую традиционную исландскую еду, такую, какую приготовил бы себе сам Эрленд, найдись у него время. Да и интерьер ему по душе — стены забраны коричневыми панелями из ДСП, кресла все старые, из трещин в обивке — видавший виды кожзаменитель — торчит поролон, на полу протертый до дыр линолеум, по которому прошлась не одна сотня пар ног завсегдатаев — водителей грузовиков, таксистов, крановщиков, разнорабочих и прочей публики в этом роде. Эрленд нашел себе столик подальше от прочих и уселся за него в гордом одиночестве, намереваясь отдать должное жирной ягнятине, вареной картошке, зеленому горошку и тушеной капусте, каковые были в изобилии водружены на тарелку и изобильно же политы сладким белым соусом.

Основной поток обедающих уже схлынул, но Эрленду удалось уговорить шефа поделиться и с ним творением рук своих. Хорошенько сосредоточившись, Эрленд отрезал добрый кусок мяса, насадил его как следует на вилку, добавил сверху картошки и капусты, утопил все это великолепие в соусе, а затем отправил сие произведение кулинарного искусства в собственную пасть, в бездне которой оно незамедлительно и исчезло на веки вечные.

Стоит, пожалуй, повторить, здраво рассудил Эрленд и принялся сооружать новую порцию божественной снеди. Но не успел работник вилки и ножа разомкнуть челюсти, дабы поглотить заготовленное, как зазвонил лежащий рядом с тарелкой на столе телефон. Вилка, ломящаяся от яств, замерла в воздухе. Повелитель ягнятины с картошкой поглядел сначала на телефон, затем на вилку, затем снова на телефон и с нескрываемым сожалением вернул в тарелку первую и взял в руку второй.

— И какого же врага рода человеческого означенный род не желает оставить меня в покое? — сказал он, не дав Сигурду Оли и рта открыть.

— Нашли скелет в Миллениуме, ну знаешь, такой новый квартал на востоке, — сообщил Сигурд Оли. — Мы с Элинборг уже направляемся туда.

— Какой еще скелет?

— А черт его душу знает. Мне позвонила Элинборг, я уже еду. Криминалистов тоже вызвали.

— Приятель, понимаешь, какая история, я тут во-обще-то обедаю, — медленно, растягивая слова, сказал Эрленд.

Сигурд Оли едва не выпалил, чем занимались они с Бергторой, когда поступил звонок из участка, но каким-то нечеловеческим усилием удержался.