Марина Серова - Пусть проигравший плачет Страница 3

Машин на дороге, кроме моей, еще не было. Правильно, не станут же они сами разгуливать и разъезжать, когда их владельцы спят? Только моя «девятка» терпела свою неординарную хозяйку уже несколько лет. И сейчас я наслаждалась чудесным моментом, когда никто не дышит в затылок и чувствуешь себя при этом «беспечным ездоком». Ликуя и радуясь неизвестно чему, разогналась я на скорости под сто сорок и только об одном сожалела: что набережная оказалась действительно ближе, чем я рассчитывала, и уже через несколько минут я стояла перед Риткиным домом. Вернее, не Риткиным, а ее предков. Ритку-то они благоразумно поселили подальше от себя, чтобы отдохнуть от собственного чадца хоть на старости лет.

Оказавшись во дворе старого дома, еще, на мой взгляд, дореволюционного, я осмотрела окрестности. Окно, в котором Риткин старикашка проводил последние минуты своей жизни перед трагическим полетом, я вычислила сразу. Поскольку свет там навязчиво продолжал гореть даже в предрассветных сумерках и никого при этом там не мелькало. Дом был расположен как-то не очень удачно, поэтому двор больше походил на колодец. С трех сторон он был огражден стенами, и ни одного при этом балкона, если, конечно, не считать за балконы крошечные ограждения, на которых глупые хозяева рассаживали цветочки. Окно продолжало манить меня зажженным светом, и я еле удерживалась от соблазна подняться и постучать в дверь. Все равно человек не спит…

Внимательно разглядев окружающую местность, я пришла к выводу, что у Ритки были ночные галлюцинации, поскольку никакого старичка там и в помине не лежало. Более того, присмотревшись, я поняла, что он был просто обязан выпасть на газон, который наверняка бы подпортил, поскольку, судя по описанию живота, веса в нем было для этого достаточно. Однако ж розочки гордо торчали в клумбе, фонарь тоже оставался одиноким, как бедный Йорик, а на асфальте все было спокойно — ни пятнышка, хотя я не поленилась встать на колени и все осмотреть более чем внимательно.

Решив, что теперь вполне можно пойти утешить обезумевшую подругу и объяснить ей, что не всегда ночные видения бывают истинными, а являются всего лишь плодом нашего распаленного ужасной жарой воображения, я поплелась на четвертый этаж пешком, поскольку в доме ее родителей лифт выключали сразу с наступлением темноты.

Ритка открыла мне дверь с та-а-кой улыбочкой, что я сразу поняла — дело плохо. Придется утром вызывать «Скорую», если не удастся привести ее в чувство.

— Танька, привет, — сказала она, лихорадочно дергая руками, как если бы за ее спиной находился вредный Фред собственной персоной. При этом я подумала, что, может, это и не она мне звонила, потому что она очень удивленно на меня посмотрела.

— Здоровались, — мрачно напомнила я ей.

— Ах да. Хорошо, что ты приехала. Кофе будешь?

Я внимательно окинула ее подозрительным взглядом.

— Конечно же, я не откажусь от кофе, — сказала я. — Но если ты позвала меня за этим в четыре часа утра, я преклоняюсь перед твоей оригинальностью. Никому еще такая мысль в голову не приходила, можешь подать заявку в Книгу Гиннесса.

Она как-то опять дернулась, я даже перепугалась — не начинается ли у нее пляска святого Витта (кстати, интересно, что же такое исполнял в дансинге святой Витт, что его именем назвали этакую болезнь, когда руки и ноги дергаются, не подчиняясь тебе?), — и скосила глазами в сторону проклятого окна, почему-то прижав к губам палец.

— Тихо! — приказала она мне.

Я покрутила пальцем у виска.

— Ты что? Всерьез боишься вампиров?

— Нет, я не идиотка, — отказалась принять очевидный факт за истину моя бедная подруга. Я имею в виду не факт существования вампиров, который я и сама склонна ставить под сомнение, а тот факт, что какая-то доля идиотизма ей сейчас была присуща.

— Тогда чего ты продолжаешь дергаться? Нет нигде твоего старичка с животом, я все там осмотрела!

Она вытаращилась на меня с таким ужасом, что он начал передаваться мне.

— Что? — спросила я.

— Они тебя видели?

— Кто? — продолжала недоумевать я. — Ты вроде говорила об одном выпавшем старичке. Там еще несколько выпали?

— Почему? — спросила меня Ритка нормальным удивленным голосом.

— А почему — они?

— Потому что там…

Она бросила опять в сторону окна взгляд, исполненный ужаса.

— Ритка, — начала я терять терпение, — прекрати туда пялиться. Там нет никого. Старикан твой упал удачно: зацепился за фонарь, спрыгнул и пошел дальше. К утру вернется… Хотя, если бы я шлепнулась с четвертого этажа, я бы лежала уже в больнице с сотрясением мозга или вообще бы преставилась, но ему вот повезло… Иногда такое случается. Может, там в это время кошка проходила. Он упал на кошку, и она спасла ему жизнь.

— Кошка? — вытаращилась на меня Ритка. — Да не было там кошки. Там другое… Посмотри сама.

Я послушно посмотрела. И так мне увиденное там не понравилось, что я почувствовала себя как Ритка. То есть подражать святому Витту в его странных танцах я не стала, конечно. Но холодный пот меня прошиб.

Там, на кухне, сидел пузатый старикан, невесть откуда взявшийся, перед ним торчала бутылка «Гиннесса», в пальцах он зажимал потухшую сигару, и на лице его застыла гримаса такого неземного блаженства, что меня почти стошнило.

Поскольку такие вот бессмысленно идиотские лица я встречала только у трех категорий людей. У психов, у алкоголиков и у мертвецов. Так как по отсутствию всяческих движений было трудно заподозрить его в принадлежности к первым двум категориям, он явно напрашивался на третью.

То есть был совершенно безнадежно, беспросветно мертв.

Глава 2

— Ой, — сказала я, поскольку никаких других, более полноценных и умных слов у меня не нашлось.

Ритка осторожно оглядела меня и спросила:

— Значит, ты тоже так думаешь?

— Что я думаю? Я в данный момент вообще ничего не думаю, — рассвирепела я. — Потому что, когда тебя ночью вытаскивают из дома, чтобы полюбоваться на труп старикана в трусах, я вообще плохо думаю. У меня все мысли отчалили вдаль и посылают нам большой привет. С Большого Бама…

— Не сердись, мне и так плохо, — простонала Ритка. — У меня все внутренности к спине прилипли. И меня почему-то тошнит…

— Если бы ты не подсматривала в окна, ничего бы не произошло, — назидательно заметила я, неизвестным самой себе образом связав происшествие в квартире напротив с Риткиным любопытством.

— Почему? — искренне удивилась Ритка. — Ты думаешь, они его убили потому, что я за ним подглядывала?

— Да объясни же мне наконец, кого ты называешь «они»? Тут что, целая банда на этого несчастного старикана набрасывалась?

— Вроде того, — растерянно пожала плечами Ритка. — Сначала пришел этот непонятный. То ли мужчина, то ли женщина. И в одежде монаха.

— Какого монаха?

— Капуцина какого-то. Не знаю. На нем был такой капюшон, надвинутый на глаза.

Мысль о том, что в окрестностях Тарасова открыли капуцинский монастырь, и его послушники ночами разгуливают по городу, и некоторые еще и убивают стариканов в трусах, мне совсем не понравилась.

— Откуда у нас эти капуцины взялись? — вздохнула я. — Может, миссионеры?

— Ты о чем?

— Я тоже видела какого-то капуцина. Только у себя. Он ночью под моим окном разгуливал.

— Во сколько? — оживилась Ритка.

— В половине третьего.

— Постой, так ведь от твоего дома до моего — ровно полчаса. Значит, он сюда шел! Потому что если у нас в Тарасове и найдется капуцин, то уж наверняка только в единственном числе…

— Ну да. И нарочно начнет ходить то у тебя, то у меня перед носом. Не может быть!

— Это просто совпадение, — продолжала настаивать на своей версии Ритка. — Так что ты сама видела первого убийцу.

— Почему первого? — удивилась я.

— Потому что он его недоубил. И пришел второй…

— Капуцин? — испугалась я.

— Да нет, — поморщилась Ритка. — Этот был обычный. И поднялся он вместе со стариканом.

— То есть ты хочешь сказать, что старикан этот его знал и привел, бедняга, собственного душегуба в квартиру?

— Не знаю. Только они вместе вошли в квартиру, и старик все время руки к груди прижимал, как бы благодарил. А тот, второй, все смотрел на то, что было у старика в руках. И потом размахнулся и убил. Тут я и совершила глупость…

— Какую из? — спросила я. — Ты уже много глупостей совершила!

— Самую глупую. Я заорала.

О боже! Я вытаращилась на Ритку.

— Как заорала?

— Громко, — прошептала Ритка. — И этот, второй, посмотрел на мое окно. Потом я спряталась. А он вышел во двор. Я тихо так подползла к окну и посмотрела вниз. Он стоял с мужиком в бейсболке и о чем-то говорил, а сам смотрел на мое окно. И рукой еще показывал. Оба они задрали головы и стали таращиться с таким интересом, будто ничего причудливее моего окна в жизни не видали. Танька, скажи честно, меня теперь убьют, а?