Рут Ренделл - Если совершено убийство Страница 3

Тело обнаружил мистер Эдвин Траппер, служитель кладбища, когда пришел в склеп с ежемесячной проверкой. Детектив-суперинтендент Форчун сказал: «Совершенно определенно, что это — умышленное убийство. Пока больше ничего сказать не могу».

Мистер Траппер рассказал мне: «Склеп принадлежит семейству Монфортов, которые когда-то были очень важными людьми в Кенберне. В свое время были выделены деньги, чтобы оплачивать постоянный уход за этим склепом, но много лет назад замок на его двери сломался.

Этим утром я, как всегда в последний вторник месяца, отправился вымести мусор из склепа и положить цветы на гроб миссис Виолы Монфорт. Открыв его, я спустился по ступенькам и увидел тело этой девушки: оно лежало между гробами миссис Виолы Монфорт и капитана Джеймса Монфорта.

Я был страшно потрясен — ведь это такое место, где меньше всего ожидаешь увидеть тело».

Прочитав это, Уэксфорд хихикнул, но фотография склепа охладила его. Этот громадный и довольно уродливый мавзолей был, очевидно, возведен в стиле возрождения готической архитектуры в XIX веке. На крыше его лежали две огромные фигуры убитых львов, а над ними стоял грозный воин-победитель. Все они были выполнены из черного металла. Вероятно, кто-то из Монфортов был охотником на хищных зверей. Ниже этой композиции находилась полуоткрытая дверь, вся украшенная фресками, изображавшими героические сцены; за дверью была непроглядная темнота. Падубы, которые так любят кладбищенские архитекторы, опустили свою запыленную листву на склеп, окутав голову воина.

Это была хорошая фотография. Собственно говоря, обе фотографии были хороши, и та, на которой был запечатлен Говард, тоже, особенно его глаза, в которых светились те самые проницательность и страстная решимость, которые непременно должны быть у каждого хорошего полицейского и которые Уэксфорд никогда не видел в своем племяннике. «И никогда не увижу», — подумал он, со вздохом отложив газету. Ему не хотелось дочитывать статью. Уэксфорд был готов держать пари, что, когда Говард придет обедать, он поцелует жену, спросит, что купила тетя, и справится о здоровье дяди, словно ничего не произошло. Если бы никто не прочитал эту вечернюю газету, так оно и было бы: все прошло бы незамеченным, статус-кво не был бы нарушен, и жизнь шла бы своим чередом.

Но теперь дело обстояло иначе: Говард больше не сможет делать вид, что ничего не произошло, и тогда его дальнейшее молчание будет означать именно то, о чем и думал Уэксфорд: дядюшка — старый конченый человек, пригодный разве что для того, чтобы ловить воришек в деревенских магазинах или ликвидировать банду головорезов, организующих тайком от полиции петушиные бои где-нибудь на юге графства Даун.

Он, наверное, заснул и проспал довольно долго. Проснувшись, обнаружил, что газета куда-то исчезла, а перед ним сидит Дора с обедом на подносе: холодным цыпленком, кучей этого проклятого сухого печенья, сладким сырком со сливками и двумя белыми таблетками.

— Где Говард?

— Он только что вошел, дорогой. Сейчас пообедает и зайдет сюда выпить с тобой кофе.

И поговорить о погоде? Говард действительно начал с погоды:

— Самое неудачное то, что именно сейчас у нас холодный период, Рэдж. — Он никогда не называл дядю дядей, и это могло бы вызвать недоумение, если бы не тот факт, что в свои тридцать шесть Говард Форчун выглядел на все сорок пять. Люди чаще всего заблуждались относительно разницы в возрасте между ним и женой, не предполагая даже, что она составляла всего лишь шесть лет. Говард был очень высоким и невероятно худым человеком с вытянутым осунувшимся лицом, изборожденным морщинами, но, когда он улыбался, оно становилось обаятельным и даже симпатичным. Увидев их вместе, вы сразу же догадались бы, что это — дядя с племянником: у Уэксфорда было то же строение лица, но его отличал тяжелый подбородок и довольно полные щеки. Налив дяде кофе и поставив чашку рядом с ним, Говард улыбнулся и сказал:

— О, я вижу здесь «Утопию».

Не этих слов ждал Уэксфорд от человека, который весь день проводил предварительное расследование по делу об убийстве, но Говард в любом случае не походил на такового: его серый со стальным оттенком костюм и лимонного цвета сорочка от Била и Айнмана сверкали так, словно только что из чистки, хотя Говард, безусловно, надел их еще утром. Ухоженными тонкими пальцами он так касался кожаного переплета творения Мора, будто никогда в жизни не держал ничего более приятного, чем старые книги. Подложив подушку под голову дядюшки, Говард начал рассуждать о переводе «Утопии», выполненном Ральфом Робинсоном в 1551 году, о дружбе Мора с Эразмом Роттердамским, иногда вставляя в свою речь почтительные выражения типа «О чем, ты, безусловно, знаешь, Рэдж». Он говорил о других примерах идеального общества, описанных в литературе: «Христиапополисе» Андре, «Городе Солнца» Кампанеллы и «Едгин» Батлера. Речь его была приятной и блистала эрудицией; иногда он замолкал, давая возможность дяде вставить свой комментарий, но тот молчал.

Уэксфорд кипел от гнева. Его племянник оказался даже не снобом. Он был чудовищно жестоким — просто настоящим садистом! Устраивать здесь лекцию, как будто он доктор философии, в то время как его сердце должно быть наполнено совсем другим. Если бы он знал, что дядя принес домой не только «Утопию», но и самую что ни на есть антиутопию, то есть реальность, о которой распространялась газета! И это был тот самый маленький мальчик, которого он, Уэксфорд, учил когда-то снимать отпечатки пальцев!

Зазвонил телефон, и Дениз из холла ответила на звонок, однако Уэксфорд заметил, как насторожился Говард и напряглось его лицо, а когда Дениз вошла и сказала мужу, что спрашивают его, Уэксфорд заметил между ними безмолвный сигнал и легкий кивок головы Говарда, означавший, что и звонок, и все, что с ним связано, должно сохраняться в секрете от гостя. Конечно же звонил кто-то из подчиненных Говарда, чтобы сообщить ему новости о развитии событий. Несмотря на обиду и разочарование, Уэксфорду страшно хотелось знать подробности. Он прислушивался к бормотанию Говарда, но не мог разобрать ни слова. Единственное, что он мог сделать, — это, когда племянник вернется, прямо спросить его. Однако он заранее знал, каким будет ответ: «Ты не должен забивать себе этим голову».

В конце концов он не стал ожидать возвращения Говарда, а взял «Утопию» и стал подниматься по лестнице, пожелав спокойной ночи Дениз и кивнув проходившему мимо племяннику. Кровать была самым лучшим местом для такого отсталого старика, как он. Уэксфорд улегся в постель, надел очки и раскрыл книгу. Что-то было не так, глаза его не обманывали. Он пристально посмотрел на текст и с шумом захлопнул книгу. Она оказалась на латыни.

Этой ночью ему снилось бог знает что… Снилось, что Говард смилостивился и лично отвез его на Кенберн-Вейлское кладбище, чтобы вместе осмотреть склеп Монфортов, а когда проснулся, ему показалось невозможным, что он вернется домой, даже как следует не разглядев его. Убийство очень скоро может стать предметом обсуждения даже в Кингсмархеме. Как он тогда объяснит Майку, что его совершенно изолировали от всего, что касалось этого дела, и что он превратился в рядового читателя газет? Будет лгать? Говорить, что ему было неинтересно? Вся его натура восставала против этого. Придется сказать правду — что Говард отказал ему в доверии.

В десять утра он спустился по лестнице, и снова была разыграна привычная пантомима, только на этот раз на завтрак была крученая соломка с апельсиновым соком, а внизу лестницы его ожидала Дениз. В остальном — как обычно.

Хотя Уэксфорд не сказал Доре, что «Утопия» на латыни, она сама обнаружила это, и теперь обе женщины планировали, где раздобыть для него английский перевод. Родственница Дениз работала в книжном магазине и, вероятно, могла достать эту книгу в мягком переплете; сама же Дениз для полной уверенности собиралась сходить в библиотеку и заказать перевод Ральфа Робинсона.

— Тебе совершенно не стоит беспокоиться из-за меня, — сказал ей Уэксфорд.

— Куда ты пойдешь гулять сегодня утром, дядя Рэдж?

— На вокзал Виктория, — ответил он, не добавив, что собирается узнать расписание поездов, и в наступившей тишине слушал, как они вздыхали о том, что ему будет трудно пройти пешком такое расстояние.

На самом же деле он и не собирался идти туда пешком. Кажется, до вокзала ходил одиннадцатый автобус, но, как всегда, когда тебе не нужен одиннадцатый — они ходят десятками, а когда он тебе нужен — нет ни одного. Сегодня одиннадцатый и двадцать второй тоже, кажется, бастовали, тогда как другие автобусы направлялись в парк через Кингс-роуд и до Гантер-Гроув.

Ему было совершенно необходимо увидеть это кладбище. Люди Говарда, наверное, уже закончили там осмотр, и вход, должно быть, открыт для всех желающих. Теперь, когда он вернется к себе домой, он сможет описать Майку этот склеп и сказать, что, к сожалению, именно в этот момент ему необходимо было уехать. Вокзал Виктория подождет. В конце концов, почему бы туда не позвонить по телефону?