Джонатан Вуд - Мертвые мстят Страница 3

Он нес отца, ухватив его за ноги, точнее за отвороты джинсов. Мать держала отца за запястья. — Постарайся не волочить его, — сказала мать. Они вынесли тело из дома. Затем мать послала его в сарай выкатить ручную тележку. Потом положили отца, фонарь и две лопаты на эту тележку и по очереди потянули ее через пастбище к подножью холма, заросшего лесом. Потребовалось два часа, чтобы вырыть могилу, уложить в нее труп и засыпать землей.

Говард вновь повторил весь этот путь, медленно направляясь к холму. Шериф и его помощник следовали за ним. Тогда, давно, когда он и мать еще жили здесь, он тщательно избегал бывать у могилы, хотя всегда мог точно найти ее.

Теперь могила была разрыта и покрыта пластиком. Ветер трепал края пленки. Его спутники удалили камни, удерживающие покрывало, и обнажили могилу.

— Насколько нам известно, мертвец был одет в рубашку из хлопка с отложным воротником и в джинсы. Эксперт сказал, что к моменту смерти этому человеку было около сорока лет, он отличался крепким телосложением, волосы были черными, кожа смуглая, — Джеб цитировал по памяти описание мужчины, которого разыскивали по заявлениям матери Говарда. — Тебе о чем-нибудь это говорит?

— Нет. Но я, я… — сраженный горем, Говард опустился у края разрытой могилы на колени и горько заплакал. После долгого, долгого падения он, наконец, достиг дна черной дыры, и третья последняя картина из тех, которые он тщательно скрывал даже от собственной памяти, предстала перед ним.

Мать разбудила его поздним утром следующего дня, после того, как перед рассветом они выскребли и вымыли пол на кухне и ручную тележку. С красными вспухшими глазами и стянутыми ниткой на затылке непричесанными светло-рыжими волосами она выглядела уставшей. Но когда она заговорила, в ее голосе звучала убеждающая сила.

— Ты должен пойти на занятия в школу, Говард. Иди и веди себя так, словно ничего не произошло. Я сделала ужасное в глазах бога и людей, и господь покарает меня за это. Однако я себя не виню. Наша жизнь будет отныне лучше. Но никто, кроме нас, не должен знать, что произошло. Ты никому ничего не расскажешь. Ни сейчас, ни позже. Никогда! Держи это в себе и не выпускай. Ты понял?

Он согласно кивнул и отправился на занятия со вздувшимися от мозолей ладонями и страшным чувством опустошенности в груди, сев в обычный желтый школьный автобус. Смерть отца еще витала над его головой день или два, прежде чем найти себе пристанище где-то, куда не простирался его взгляд. И он забыл о ней.

Но все это время существовала, оказывается, черная дыра, которой он боялся и которая угрожала поглотить его. И теперь, когда он знал, что она существовала и что он способен заглянуть в нее, он понял, что на самом деле побывал в ней. И что это был единственный способ преодолеть страх. Словно снова, будучи ребенком, он победил боязнь темноты, оказавшись в ней один, став частью ее, осознав ее сущность, ощутив внутреннюю пустоту, вызванную смертью отца. Он достиг, наконец, дна, и наступила пора выбираться наружу.

Говард поднялся на ноги и вытер слезы с-лица краем рукава своего пиджака.

— В могиле лежит мой отец, — сказал он тихо, но отчетливо и просто.

Джеб кивнул головой. — Спасибо, Говард. Хочешь вернуться?

— Да.

Джеб увидел как бесконтрольно запрыгало адамово яблоко на шее его помощника, как рука его потянулась к кобуре револьвера, а другая к поясу, где висели наручники. Джеб нахмурил брови и сделал пальцами отрицательный жест.

Когда они вновь подошли к дому, шериф положил ладонь на плечо Говарда.

— Не хочешь ли ты заночевать у меня сегодня? Темнеет, да и на дорогах определенно появится гололед. У меня есть свободная комната, ведь сын живет в студенческом общежитии.

— Я захватил цепи на колеса. Но, пожалуй, я останусь у тебя. Спасибо за приглашение. Чувствую, что устал. Ты уверен, что я вас не стесню?

— Без проблем. Давай-ка я поведу твой пикап. Ден возьмет мою машину. Садись в кабину, пока я распоряжусь.

Ден поджидал его.

— Ты был прав. Он признался. Почему ты не хочешь его арестовать?

Джеб, казалось, глубоко задумался.

— Самое лучшее сейчас — это принять меры, чтобы, как подобает, перезахоронить останки. Скажи доктору Слейтеру, чтобы он забрал мертвого, доставил его к своему брату, владельцу похоронного бюро, и чтобы тот все приготовил.

— Но, Джеб! Речь идет об убийстве! Я убежден, Говард знает значительно больше того, что он нам сказал.

— Посмотри на это иначе. Ведь все могло случиться. Человек попал под трактор или совершил самоубийство. Кто знает? Ведь уже не докажешь, что это было убийство. Мы не знаем, что произошло здесь тридцать пять лет назад. Говард знает и примирился с этим. И этого мне достаточно.

Шериф улыбнулся Дену.

— Понятно, помощник Уивер? Не забудь разыскать доктора Слейтера. И постарайся больше не напрягать мозги по поводу этого случая. Смотри на мир шире. Дело закрыто.

Возвращаясь к пикапу, шериф ощутил легкую боль в просверленном зубе, что напомнило ему о необходимости встретиться в скором времени с дантистом Хейнсом. Джеб подумал и о том, как погостеприимнее принять у себя Говарда.

Похороны отца состоялись- в среду. Говард присутствовал на церемонии прощания в похоронном бюро и проводил гроб до могилы на кладбище. С ним был Джеб и несколько других людей, пришедших в основном, из любопытства. В интервью репортеру Виллису Говард практически ничего не сообщил. Перезахоронение мертвеца не привлекло к себе общественного внимания, не стало предметом новостей газет, радио, телевидения.

Утром, в день похорон Джеб решил запломбировать, наконец, больной зуб и поэтому несколько подутратил свою обычную приветливость. Но когда Говард тепло улыбнулся ему, шериф не мог сдержать ответной улыбки.

У новой могилы пастор своим монотонным голосом прочел отходную молитву, неоднократно сморкаясь в огромный зеленого цвета носовой платок. Слушая слова молитвы, Джеб подумал:

«Гроб опускается в глину. Жизнь — это круг. Из праха снова в прах. Из темноты утробы в темноту земли, которую мы топчем, скребем, в которой мы делаем дыры. И, если нам не везет, мы падаем в эти дыры, прежде чем лечь в окончательную черную дыру». Вслед за Говардом он сделал шаг, наклонился, взял горсть глины с края могилы и бросил на крышку гроба.

Keн Джилфорд

НАСТОЯЩАЯ РЕЗНЯ

Молча сидя в гостиной, жена и ее любовник ожидали мужа.

Женщина была маленькой, но гармонично сложенной. Ее длинные блестящие волосы цвета черного лака обрамляли словно вырезанное из слоновой кости лицо, на котором сверкали зеленые глаза, немного продолговатые и чуть раскосые. Розовая ночная сорочка почти не скрывала грациозные и соблазнительные округлости ее тела.

Внешность любовника, наоборот, особой привлекательностью не отличалась. Худой и загорелый, с карими глазами под цвет волос, прилизанных к черепу и лоснящихся от бриллиантина, он нервозно сжимал рукоятку небольшого черного пистолета двадцать второго калибра.

Его пиджак вместе с галстуком валялся в мягком кресле. В гнетущей тишине внезапно зазвенел серебряный колокольчик старинных настенных часов, висевших над камином.

— Девять часов, — заметил мужчина. — Он уже должен быть здесь, не так ли?

— Давай порассуждаем, Тони, дорогой, — откликнулась женщина. — Самолет, в котором он прилетел, совершил посадку по расписанию в 8.30. От аэродрома досюда — сорок минут езды на автомобиле. Еще минут десять твоя рука может отдохнуть от пистолета.

— Я бы не хотел, чтобы он застал меня врасплох, ворвавшись сюда, словно разъяренный зверь.

— В любом случае, все должно произойти не здесь, а в спальне. Мне кажется, нам пора туда перейти. Ведь, согласно нашему плану, рогоносец должен напасть на тебя во время акта любви, так сказать.

— Да, я знаю. Знаю, — заметил Тони без энтузиазма, не поднимая глаз от ковра на полу.

— Ну, так пойдем же, — сказала женщина, поднимаясь. Любовник покорно последовал за ней. В полутьме спальни брюнетка прилегла наискосок кровати, обнажив свои стройные ноги. Но взгляд Тони на этот раз не задержался на возбуждавших его женских прелестях. Он уселся рядом с кроватью, на краешек кресла, свесив правую руку, на кончиках пальцев которой как маятник раскачивался пистолет.

— У тебя недостаточно решительный вид, чтобы воспользоваться, как надо, пистолетом, — с укоризной заметила она.

— Да, сегодня я не в своей тарелке, — признался он. — Ведь я никогда еще не убивал.

— И что же?

— Не так уж много людей хладнокровно убивает себе подобных. Мне тоже противно делать это.

— Но, любимый, ты ведь его убьешь отнюдь не хладнокровно. Брюс многократно клялся убить тебя, если застанет нас вместе. К тому же, никому и в голову не придет сомневаться, что ты действовал в состоянии самообороны, — ведь всем известно, какой бешеный нрав у моего мужа. Если ты меня любишь и хочешь нашего счастья, ты должен прикончить его.