Стенли Эллин - День пули Страница 3

На пруду никого не было. Стояла жара, хоть багрово-красное солнце уже и клонилось к горизонту. В одно мгновение мы скинули наши тапочки и чулки – длинные черные бумажные чулки – и, не теряя времени, вошли в воду. Было приятно ощущать, как скользкая субстанция илистой жижи скользила между пальцев, когда я наступал на нее. Думаю, я испытывал чувства истинного рыболова – я получал удовольствие от самой деятельности, а не от ее результата.

Однако эта деятельность имела достойную цель, задача состояла в том, чтобы двигаться мелкими шажками, зондируя дно, пока не почувствуешь под ногами что-нибудь маленькое и твердое. Только я застыл в восхищении оттого, что натолкнулся в грязи на мяч, как послышался звук движущегося по грунтовой дороге грузовика. Сперва я подумал, что это очередной грузовик, привезший мусор на свалку, но потом по звуку мотора понял, что едет другая машина.

Продолжая держать ногу на своей находке, я оглядывался вокруг, желая увидеть, что за машина. Но мое внимание привлек ряд угольных бункеров, находившихся между прудом и дорогой. Звук мотора смолк этого оказалось достаточно, чтобы я в панике выскочил из воды. То же сделал и Игги. В одну секунду мы схватили в охапку свои тапочки и чулки и спрятались от всех за ближайшей угольной кучей. Еще через пять секунд мы уже обулись, не позаботившись вытереть ноги, и были готовы к бегству на тот случай, если кто-нибудь нагрянет.

Причиной нашей поспешности были сомнения: имели ли мы право собирать потерянные мячи? Раза два мы обсуждали этот вопрос, и, хотя Игги энергично доказывал, что на нашей стороне были все права – никто, кроме кэдди<Человек, помогающий игрокам в гольф (носит клюшки, подает мячи и пр.)>, не имел к ним отношения, – он считал, что лучше не проверять наши домыслы экспериментом, а осуществлять наше предприятие тайно. И когда невдалеке остановилась машина, я уверен, у Игги возникла та же мысль, что и у меня: кто-то донес на нас и теперь длинная рука властей предержащих тянется к нам.

Итак, мы ждали, затаившись в бездыханном молчании за стеной поросшего травой бункера, пока терпению Игги не пришел конец. Он дополз на четвереньках до угла и выглянул украдкой на дорогу. “Святой Боже, ты только посмотри!” – прошептал он жутким шепотом и поманил меня рукой.

Я взглянул через его плечо и глазам не поверил: я увидел серый “паккард”, машину с двумя подножками – одна над другой, – второго такого я в ту пору еще не встречал. Это был тот самый “паккард”.

Ошибки быть не могло. Нельзя было не узнать и мистера Роуза, в компании еще двоих мужчин. Он разговаривал с тем, что был поменьше ростом, и в гневе резко размахивал руками.

Возвращаясь к минувшему, я понимаю: если что и придавало этой сцене оттенок странноватости, так это место действия. Вокруг безлюдное поле для гольфа, груды тлеющих отбросов неподалеку, все казалось таким ободранным, непохожим на город, багровым в свете заходящего солнца, а посредине – выхоленный автомобиль и трое мужчин в соломенных шляпах, пиджаках и при галстуках, которые не вписывались в окружающий ландшафт.

Еще больше удивляло ощущение опасности, исходившей от них, так как – хотя я не мог слышать, о чем они говорили, – я понял, что мистер Роуз пребывает в таком же состоянии, как и тогда, когда он поймал нас с Игги на своей подъездной аллее. Крупный мужчина почти не говорил, но маленький человечек, к которому обращался мистер Роуз, тряс головой, старался отвечать и медленно пятился назад, так что мистеру Роузу приходилось двигаться за ним. Вдруг человечек развернулся и побежал в сторону бункера, где прятались мы с Игги. Мы шмыгнули назад, но он пробежал мимо бункера с другой стороны и уже почти миновал пруд, когда тот, здоровый, настиг и сграбастал его. Мистер Роуз бежал за ними, держа шляпу в руке. В этот момент мы могли смыться, не будучи замеченными, но остались. Мы притаились, завороженные, наблюдая то, что и во сне не приснится: взрослые на наших глазах творили такое, что может случиться только в кино.

Как я уже сказал, мне тем летом исполнилось двенадцать. Сейчас я могу назвать этот период временем, когда я понял разницу между кино и жизнью. Потому что, посмотрев самые кровавые фильмы с Томом Миксом или Хутом Гибсоном или с кем-либо еще из моих любимых актеров, я не почувствовал того, что почувствовал, увидев расправу над маленьким человечком. Думается мне, что Игги почувствовал все еще острее, потому что он сам был маленьким и тщедушным. И хотя он дрался отчаянно, соперники, всегда превосходившие его в весе, неизменно побеждали.

Наверное, он отождествлял себя с тем человечком со скрученными назад руками, тогда как мистер Роуз лупил его ладонью по лицу, злобно ругая при этом.

– Ты грязная собака, – рычал он, – да знаешь ли ты, кто я такой! Ты что, думаешь, я один из вшивых заезжих бутлегеров, которых ты надуваешь потехи ради? Я тебе покажу, кто я!

И в тот момент, когда маленький человечек вскрикнул и лягнул его, мистер Роуз начал бить его кулаками со всей силы в лицо и в живот до тех пор, пока вскрики и брыкание разом не прекратились. Затем указал кивком головы на пруд, и его подручный отволок туда маленького человечка, сунув головой в воду. Его соломенная шляпа качалась на волнах рядом, в нескольких футах.

Мистер Роуз и тот, другой, стояли, наблюдая, как человек пытается подняться на четвереньки, захлебываясь грязной водой и тряся головой от изумления, а затем, не сказав ни слова, зашагали прочь по направлению к машине. Я услышал, как захлопнулась ее дверца, и звук мотора, когда она отъезжала, потом все смолкло.

Я хотел только одного – убраться оттуда. То, что я увидел, произвело слишком сильное впечатление, чтобы оценить или просто поверить в это. Я чувствовал себя так, словно, очнувшись от ночного кошмара, обнаружил, что все, что я видел, правда. Единственным местом, где я хотел оказаться, был мой дом.

Я осторожно поднялся, но раньше, чем я смог выкарабкаться и направиться домой, в безопасность, Игги схватил меня сзади за рубашку с такой силой, что чуть не повалил вместе с собой.

– Ты что? – прошептал он страстно. – Куда ты намылился?

Я вырвался.

– Ты что, спятил? – прошептал я в ответ. – Ты намерен торчать здесь всю ночь? Домой – вот куда я намылился.

Лицо Игги было пепельно-серым, его ноздри раздувались.

– А избитый? Ты что, оставишь его здесь?

– Конечно, я оставлю его здесь. Какое мне до него дело?

– Ты же все видел. Ты что, считаешь, что человека можно так избивать?

То, что он сказал и как – натянутым, сдавленным голосом, заставило меня усомниться: а не сошел ли он с ума? Я повторил тихо: “Это не мое дело, вот и все. У меня дома будут волноваться, если я не приду вовремя”.

Игги осуждающе указал на меня пальцем. “Ну что ж, раз ты так считаешь!” – сказал он и, больше не рассуждая, рванулся к пруду. Я не успел его остановить. То ли оттого, что я остался во враждебном мире один, то ли от внезапного приступа верности я, поколебавшись лишь мгновенье, побежал за ним.

Подойдя к берегу пруда, он смотрел на мужчину, который все еще стоял на четвереньках в воде и тупо водил головой из стороны в сторону.

– Эй, мистер, – окликнул Игги, и в его голосе не было и тени прежней уверенности, – вам плохо?

Человек медленно поднял голову, на его лицо было страшно смотреть.

Оно опухло, было все в кровоподтеках, глаза словно остекленели, с волос, свисающих прядями на лоб, капала вода. Его взгляд заставил нас с Игги отступить на шаг.

Колоссальным усилием воли он заставил себя встать на ноги и стоял теперь, шатаясь. Он наклонился вперед, уставившись на нас невидящим взглядом, и мы поспешно сделали еще несколько шагов назад. Он остановился, наклонился вдруг и достал из воды пригоршню ила.

– Пошли вон отсюда, – по-бабьи взвизгнул он, – идите вон, вы, маленькие шпионы!

Это не обидело меня, да и не должно было обидеть. Я издал пронзительный крик и помчался прочь, мое сердце глухо стучало, а ноги несли со всей мочи. Игги не отставал от меня – я слышал его тяжелое дыхание, когда мы карабкались по горе тлеющих нечистот, что отделяла нас от улицы, в облаке нечистот и пепла скользнули вниз по другому ее склону и мчались без оглядки к улице. И только добежав до первого уличного фонаря, мы остановились и стояли трясясь, с широко раскрытыми ртами, пытаясь вобрать как можно больше воздуха, наша одежда была испачкана сверху донизу.

Шок, который я испытал, был ничем по сравнению с впечатлением от слов Игги, когда он наконец отдышался и заговорил.

– Ты видел того типа? – сказал он, все еще пытаясь совладать с одышкой. – Ты видел, что они с ним сделали? В общем, я намерен сообщить в полицию.

Я ушам своим не поверил.

– В полицию? Надо тебе связываться с полицией! Какого черта, неужели тебе важно знать, что они с ним сделали, скажи, ради Христа?

– Потому что они его избили, разве нет? И полиция может посадить их в тюрьму на пятьдесят лет, если кто-нибудь сообщит им. Я свидетель. Я видел все, что произошло, и ты видел. Ты тоже свидетель.