Валерий Еремеев - Черный ангел Страница 3

— Документы предъявите!

У Сапеги широко раскрываются глаза, словно хотят вылезти из орбит. Вся его рожа так и хочет сказать: «Чего-чего? Какие тебе документы, сопля зеленая? Да я таких как ты в упор привык не замечать!». Впрочем, все это мне только кажется. Недовольно пыхтя, прапорщик поднимается к нам и показывает раскрытое удостоверение.

— Сапега Артем Юрьевич, — щурясь, читает Жулин. — Вы имеете отношение к этой квартире?

— Да, конечно. Я водитель Александра Петровича, — отвечает тот и в его голосе, вместо спеси, впервые проступает тревога: — А разве с ним что-то произошло?

— Этого мы пока не знаем, но если вы скажете мне, кто такой этот ваш Александр Петрович?..

— Ну ты и даешь, опер, — недобро хмыкает Сапега и в его глазах снова начинают плясать высокомерно-нагловатые огоньки, — начальства своего не знаешь. Петрович, я хотел сказать Александр Петрович Перминов — это ваш новый областной прокурор. Две недели прошло, как в должность вступил, пора бы и запомнить.

Мы с Жулиным опять обмениваемся многозначительными взглядами. Второй раз за последние пять минут.

Из газет я уже знал, что месяц назад в областную прокуратуру нагрянула комиссия из столицы, которая, поработав несколько дней объявила, что надзор за соблюдением законности в регионе оставляет желать лучшего, а раскрываемость преступлений вообще ни в какие ворота не лезет, даже в тюремные. Тем более в тюремные: кто туда полезет, если раскрываемость на уровне отметки «шиш с маслом»?

После таких неутешительных выводов старому прокурору объявили о его несоответствии с занимаемой должностью и… Перевели на аналогичную должность в соседний регион (надо полагать, что там преступлений меньше и работа, соответственно, легче), а сюда прислали нового, кажется, откуда-то с Севера.

— Вы всегда приезжаете за ним, Сапега? — спрашивает Жулин.

— Естественно, — отвечает тот. — Я приезжаю, звоню в дверь, Александр Петрович выходит и мы вместе идем к машине.

— Мы звонили. В квартире, похоже, никого живого нет.

— Не может быть. Вчера Александр Петрович велел мне приехать за ним без десяти десять. Сейчас как раз время… — Он смотрит на часы. — Без десяти.

Жулин осматривает всю свою гвардию, к числу которой, временно, до той поры, пока меня не догадаются прогнать, принадлежу и я.

— Двери ломать надо, — подсказывает седой капитан.

— Не надо ломать, — протестует прокурорский холуйчик, — у меня есть ключ.

— У вас есть ключ? — удивляется Саша Жулин.

— Да. А что тут странного? Александр Петрович доверяет мне, — с ярко выраженной гордостью главшестерки заявляет Сапега. — Я с ним уже два с половиной года работаю. Он даже взял меня с собой из Владимира. А ключ он мне вчера дал. Я днем ему холодильник привозил. И еще другие вещи. Александру Петровичу только позавчера эту квартиру предоставили. До этого он в гостинице жил.

— Он один живет?

— Пока да. Семью еще не успел перевезти. Не было куда.

— Ладно, давай сюда ключи, надо разобраться во всем до конца.

— Я сам открою, — сердито отвечает прапорщик, не выпуская ключа из рук. — И зайду сам.

— Сам так сам, — соглашается Жулин.

Но когда замок щелкает, он резко отодвигает Сапегу плечом, пожилой участковый оттесняет его еще дальше, все остальные, в том числе и я, следуем их примеру, так что прапорщик все-таки оказывается в арьергарде.

Участковый и Петухов первыми достигают порога гостиной комнаты, замирают как по команде, зеленеют рожами и, зажав рты и толкаясь, бегут в сторону туалета, откуда сразу же слышаться звуки отторжения из желудков всего того, что было ими сожрано за завтраком. Наступает очередь Жулина и моя. Наученный примером предшественников, я осторожно заглядываю в комнату только одним правым глазом и тут же начинаю испытывать жгучее желание последовать за участковым и молодым опером. Я смотрю на Сашу. Он сдерживается, но кожа на его лице приобретает ровный серый цвет придорожной пыли в засушливое лето. Скорее всего, я выгляжу не лучше: себя не видно.

— Ни хрена себе подарок, — шепчет капитан. — Вот тебе и вступил в должность.

Я поворачиваюсь к стоящему сзади Сапеге. Он еще пока самый румяный среди нас. Как колобок.

— А ну-ка, прапор, глянь, — говорю я, уступая прапорщику свое место, — это твой хозяин?

— Не знаю, — еле слышно после увиденного отвечает Сапега и, покачиваясь на ватных ногах, порывается удалится, но Жулин задерживает его и на всякий случай поддерживает за ворот куртки, чтобы тот ненароком не плюхнулся, как коровья лепешка на пол прихожей.

— Ну что там у вас? — орут с лестничной площадки эксперты-криминалисты, которым не терпится побыстрее слинять в лабораторию к своим колбочкам и пробирочкам, пинцетикам и скальпелечкам.

— Не у нас, а у вас, — поправляю я их. — У вас еще один труп, поэтому распаковывайте свои саквояжи и заходите на второй круг. Вам будет над чем покумекать. Это не просто труп, а салат из трупа.

— Труп, порезанный на салат?! — оживляется Головин. — Это интересно! Солнечный зайчик на сером фоне обыденности и рутины! А то, знаете ли, надоели уже все эти однообразные расстрелы из автоматов, контрольные выстрелы в лоб, зарезания кухонными ножами, зарубания топорами. Совсем у людей фантазия перевелась!

— До хрена разговариваете, дядя Миша! — грубо обрывает эксперта Жулин, который совсем не в восторге от такого цинизма. — Приступайте к работе!

4

Несмотря на все подозрения о личности жертвы, официально он еще не опознан. Неофициально тоже. Из всех присутствующих, только прапорщик видел его вблизи и в течение достаточно долгого времени, чтобы попытаться по останкам опознать своего хозяина.

Эксперт Михаил Головин, для которого все увиденное — обычный рабочий момент, натягивая на руки резиновые перчатки, смело вступает в комнату. После недолгого осмотра, он делает несколько фотографий, потом склоняется и поднимает с пола нечто, что оказывается нижней и средней частью головы без лба, и показывает зрителям, главным образом Сапеге.

— Это что ли прокурор Перминов? — спрашивает Жулин.

У Сапеги хватает выдержки, чтобы только утвердительно кивнуть, прежде чем исчезнуть в ванной. Мы его больше не удерживаем.

Набравшись мужества, мы еще раз обозреваем комнату, больше напоминающую разделочный цех на скотобойне, потом, предоставив действовать криминалистам, выходим на свежий воздух, что нам действительно необходимо.

Пока я могу с твердостью утверждать лишь одно: Александр Петрович Перминов, был не столько новым, сколько самым кратковременным из всех других прокуроров области, когда-либо занимавших этот пост.

Выйдя на улицу, мы молчим, так как дар речи к нам еще не вернулся. Саша Жулин вообще, казалось, забывает не только о моем существовании, но и обо всем остальном на свете.

Наморщив лоб так, что тот напоминает давно отслуживший свой срок и списанный из филармонии аккордеон, капитан думает думу. Казалось бы, обнаружив мертвого, и это еще слабо сказано, недавно назначенного высокого должностного лица, старший опер должен метаться, распоряжаться, изображать деятельность. Но ничего этого не происходит. Жулин — человек неспешный и редко когда что делает, хорошенько перед этим не поработав головой. Суета не для него. Да что толку суетиться? Перминова уделали примерно в то же время, что и Никитюка, с тех пор прошло несколько часов, поэтому бегать с пистолетом вокруг дома, в надежде на то, что убийца до сих пор сидит где-то рядом в кустах и трясется от страха, ожидая когда его поймают, дело безнадежное.

Однако думай не думай, а убийство областного прокурора, который только-только приступил к своим обязанностям — это происшествие чрезвычайной важности и очень скоро не только у таких как Жулин, но и у товарищей чинами побольше, задницы будут в мыльной пене. И не только задницы. Вслед за головой покойного прокурора, покатятся и другие головы, в этом можно не сомневаться.

Из дверей дома выскакивает на улицу ошарашенный и перепуганный прапорщик Сапега. Пошарив мутным взглядом, он берет курс в сторону служебного прокурорского «японца», но от окрика Саши застывает на месте.

— Далеко ли собрались, Сапега?!

— Я? Так это… Предупредить ведь надо… Делать надо что-то!

— Без вас предупредим и сделаем. А вам я приказываю оставаться на месте… До тех пор, пока у вас не возьмут показания.

Жулин прав: двери в квартире Перминова сломаны не были, а у прапорщика был дубликат ключей, хотя вряд ли он сам мог иметь отношение к убийству прокурора. Слишком уж он по-лакейски гордился занимаемым им местом, это было видно по его замашкам, как только прапор появился. Да и о том, что у него есть запасные ключи, скрывать не собирался. Хотя, это вовсе не означает, что ими не мог воспользоваться кто-то другой.