Огаст Дерлет - Филолог-любитель Страница 3

Мы вскоре добрались до места, о котором и говорил Понс: кусты, действительно оказавшиеся розовыми, окружали четыре улья. Понс опустил на землю рюкзак и на мгновение замер, потирая руки и поблескивая глазами.

— А вот, Паркер, и нужный нам пихтль земли, он же пиккель или пиддль, если вам угодно. Пингвид пихтль… так он выразился. Английский язык — язык благородный и выразительный. Как жаль, что множество превосходных и точных слов уже канули в забвение.

— Великолепно! — сказал я не без ехидцы. — А что же, ради бога, скажите, навело вас на мысль об ульях и розовых кустах?

— Еще одно из этих превосходных слов, мой дорогой друг, — родомель. Слово это, если я не ошибаюсь, означает смесь меда и сока, выжатого из розовых лепестков. Слово поэта или филолога. Не сомневаюсь в том, что Обри сразу же понял его, — он нагнулся к своему рюкзаку. — А теперь попробуем побарахтаться и поковыряться возле этой самой родомели.

Первым делом он извлек из рюкзака пару высоких сапог, снял туфли и натянул рабочую обувь. После он достал составной стержень и собрал его.

— Итак, — заметил я, глядя на него. — Барахтаться в данном случае означает ходить по грязи или топи.

— Великолепно, Паркер. Но мы этим не ограничимся.

Он направился в самую грязь и начал прощупывать ее стержнем, уходившим в отдельных местах фута на два. Занятию этому он посвятил минут десять, после чего щуп наткнулся на какой-то предмет. Он оставил его воткнутым в грязь, вернулся к рюкзаку за разборной лопатой и немедленно начал копать возле стержня.

— Смотрите по сторонам на случай появления незнакомцев, — предупредил меня Понс.

— Там, позади нас, по ту сторону проулка, стоит какой-то фермер.

— Местный житель. За нами следили — и вчера, когда мы пришли в дом Обри, и сегодня, когда мы его оставляли. Нас провожали и до Кингз Кросса.

— Я никого не видел.

— Это потому, что вы и не приглядывались. Я ожидал появления незнакомца. Он отстал от нас возле Кингз Кросса. Я бы сказал, что он ждет нас на Олдерни Род, приглядывая за домом Обри.

Говоря это, Понс не прекращал работы. Наконец, он издал возглас удовлетворения и принялся окапывать какой-то предмет, а потом осторожно подцепил его лопатой. Извлеченный на свет предмет этот показался мне свертком, обернутым кожей, изрядно пострадавший в результате пребывания в сырой земле.

Понс отнес сверток к рюкзаку и, широко улыбаясь, опустил на землю. Потом он отправился на берег пруда и вымыл лопату, щуп и снятые сапоги. Закончив это дело, он сложил вещи в рюкзак и только потом развернул кожу.

Внутри нее обнаружился сильно почерневший серебряный бочонок.

— А вот и шкатулка с драгоценностями леди Каневин, Паркер, — произнес Понс. — Снаружи — несколько попорченная условиями хранения, но внутри нетронутая, в том же состоянии, какой и была зарыта на этом самом месте Арчи Прайором, прежде чем его арестовали.

Он старательно обернул находку и уложил в рюкзак — сверху на кучу помещавшихся там предметов.

— А теперь возвращаемся в гнездо Обри, — сказал Понс. — Остановка будет только одна — в Линкольне, откуда мы пошлем Джемисону телеграмму.

В дом на Олдерни Род мы вернулись уже поближе к вечеру.

Остановившись у двери, Понс не оборачиваясь произнес:

— По противоположной стороне улицы идет невысокий человек, Паркер, судя по всему, скоро мы познакомимся с ним поближе.

Понс открыл дверь, мы вошли.

— Вы прибыли вовремя, — в полутемной комнате прозвучал голос инспектора Джемисона.

— Надеюсь, вы вошли в дом незамеченным, — проговорил Понс.

— Я вошел сзади, как вы рекомендовали, — ответил Джемисон. — А это что?

Понс опустил на пол принесенный рюкзак, развязал его, вынул обернутый в кожу бочонок и передал его Джемисону.

Инспектор, протянувший было вперед руку, отдернул пальцы:

— Какая-то грязь!

— А чего вы ожидали от предмета, пролежавшего в земле семь лет? — спросил Понс. Опустив бочонок на один из столиков, он аккуратно развернул его: — Будьте осторожны, Джемисон. На нем могут еще сохраняться отпечатки пальцев. Если только я не введен в заблуждение, перед нами находится шкатулка с драгоценностями леди Каневин.

Джемисон удивленно вскрикнул.

— Отрытая на том самом месте, где Арчи Прайор закопал ее, — продолжал Понс, вынимая часы.

— Девять сорок пять, — пробормотал он и осведомился у Джемисона: — Полиция рядом?

Тот коротко кивнул.

— Хорошо. Мы можем рассчитывать на то, что сегодня ночью будет предпринята попытка унести ее. Дом находился под наблюдением с того самого момента, когда мы вчера появились здесь. «Бойся кромешного татя», — означает всего лишь, что ночью за ней придут.

— Вы разгадали шифр! — воскликнул Джемисон.

— Никакого шифра здесь нет, но об этом потом. Пока давайте потушим свет и будем молча ожидать развития событий. В известном смысле нам следует затаиться. Вот место за шкафом, второй из нас поместится за буфетом, третий может ожидать в алькове.

Понс погасил свет, и мы разместились в назначенных им местах.

Началось томительное ожидание, которое, судя по не прекращавшимся движениям, было особенно тяжким для Джемисона, которому излишний вес мешал сохранять нужное положение тела сколько-нибудь продолжительный отрезок времени. Комната постепенно начала оживать в сочившемся сквозь ставни свете: тикали часы, которых в коллекции Обри насчитывалось не менее полдюжины, постепенно проявлялся густой и острый запах старинных вещей. Понс не издавал ни звука, да и сам я держался много тише, чем мог бы предположить.

После полуночи до слуха донесся скрежет разрезаемого стекла. Наш ночной гость, по всей видимости, вырезал в одном из окон отверстие, достаточное для того, чтобы просунуть в него руку и открыть задвижку. Послышался негромкий звук осторожно открываемого окна. Потом, после непродолжительной паузы, в комнате вспыхнул тоненький луч света, перепархивавший с предмета на предмет и, наконец, остановившийся на серебряном бочонке. Луч словно прилип к предмету, ночной гость направился прямо к нему. И как только рука его коснулась серебряной шкатулки, Понс перехватил ее стальной хваткой. В этот самый миг я включил верхний свет

— Голди Эверс, — объявил Понс. — Давно ли из Дартмур?

— И уже рвется обратно, — подытожил выскочивший из своего укрытия Джемисон.

Голди Эверс, человек невысокий и беловолосый, буквально прирос к месту от неожиданности.

— Я не сделал ничего плохого, — выдавил он наконец.

— Попытка кражи со взломом, — заметил Джемисон. — Для начала этого вполне хватит.

Отправившись в соседнюю комнату, он открыл окно и дунул в свой полицейский свисток.

— Понс, нам понадобится тот ключ, чтобы можно было починить окно и запереть дом, пока мы не сумеем описать находящееся здесь имущество.

— По всей видимости, вы обнаружите, что Обри давным-давно приторговывал краденым, — заметил тот.

Констебли Джемисона вошли через парадную дверь, оставленную нами открытой.

— Вот он, ребята, — объявил инспектор. — Везите парня в Скотленд-Ярд вместе с этим серебряным бочонком. Хорошенько оберните его и постарайтесь не трогать. Пойдемте, Понс, в дом номер 7Б нас отвезет полицейская машина.

— Никакой тайны в деле не было с самого начала, — начал объяснять Понс на пути домой, — хотя записка Арчи Прайора восхитила меня столькими давно забытыми английскими словами. Ваши дешифровщики, Джемисон, копали слишком глубоко там, где этого не требовалось. Вы можете повторить ее вслух, Паркер?

— «Обри, старче ветхий, отволокись на свой пингвид пихтль, побарахтайся там и поковыряйся в сырой возле родомели. Жди кромешного татя…», — произнес я.

— Отлично! — воскликнул Понс. — А теперь посмотрим, как должен был понять ее Обри с его познаниями в языке. Ну, приказ понятен всякому мало-мальски умеющему говорить человеку. «Старче ветхий» отношения к делу не имеет, эти слова всего лишь означают «дряхлый старик» и не связаны с основным текстом, который требует, чтобы Обри отправился на свой участок земли, «пингвид пихтль» и поискал в земле между розами и пчелами, родомелью записки, где надежно спрятано нечто. В конце письма Обри извещали о том, что доставленный в город бочонок вечером будет выкраден. Предположительно, антиквар должен был получить какую-то плату за свои услуги, хотя Прайор и не упоминает об этом.

Далее, очевидно, что Прайор после освобождения какое-то время останется под надзором. В Линкольншир он поехать не может, чтобы сразу же не разоблачить себя. Не может этого сделать и его доверенное лицо, Голди Эверс, потому что за ним тоже может вестись слежка.

— Мы не следили за ним, — буркнул Джемисон.

— Неважно. Когда вы по пятам преследовали Прайора, он должен был где-то спрятать драгоценности леди Каневин. Находясь возле земли Обри, о чем Прайор прекрасно знал, он решил закопать драгоценности именно там. Он безусловно не представлял, какие свидетельства имеются против него, когда вы арестовали этого типа в доме Доура, иначе давно бы выкопал бочонок. И тогда он составил это мудреное послание, которое все мы видели, и переправил его из Дартмура, возможно, с тем же Голди Эверсом. — Он усмехнулся. — Теперь этому господину предстоит провести за решеткой еще долгое время. А Обри — если он придет в себя — получит бездну времени, чтобы отшлифовать свои познания в филологии.