Алексей Биргер - Тайна волжской Атлантиды Страница 3

- Надо же! - восхитился он, когда подошел к калитке и Топа - наш "кавказец", огромный добродушный волкодав - залаял при его приближении. - Я знаю точно такого же, и тоже на острове. И у меня кстати, такой же подрастает, хороший щенок... Вообще, мне кажется, - обратился он к отцу и маме, - что дело у нас сложится. Много общего у нас. Вы - на большой воде, и мы - на большой воде, у нас священника зовут отец Василий, и у вас тоже, и собаки одной породы, и... - он, видимо, собирался продолжать и продолжать перечисление знаменательных совпадений, но тут замер, потрясенный домом. Да, вот уж дом, так дом! Такому солидная работа нужна, высшего качества!

Наш дом и впрямь мог любого потрясти. Построен он был в девятнадцатом веке, но на каменном фундаменте аж семнадцатого, и с того времени остались в нем необъятные погреба с замковыми каменными сводами и мощными опорными столбами. Но дом производил впечатление не только размерами. Он весь был покрыт красивейшей резьбой, сохранившейся за сто пятьдесят лет почти в целости. Лишь кое-где нам пришлось её немного подреставрировать. Это была классическая резьба северного стиля: узоры наличников, конька крыши и перил крыльца размашистые, крупные, но не грубые, один узор плавно перетекает в другой, очень мелких, тщательно проработанных деталей, как в более южных областях, не встретишь, но это отсутствие "мельчения" так соотнесено с обликом дома, что возникает ощущение силы и простора. И удивительной какой-то успокаивающей гармонии.

Определение нашему дому нашел совсем недавно один из наших новых знакомых, Генрих Петрович, театральный художник и реставратор. После событий, о которых я рассказал в "Тайне утопленной рамы", он побывал у нас в гостях, вместе со своими двумя учениками. Запрокинув голову, он проговорил:

- М-да... Знаете, гляжу на ваш дом и вспоминаю одного моего замечательного педагога, который у нас преподавал историю стилей - на отделении художников театра и кино. Я поступил именно на это отделение, потому что в те времена, когда я был молодым, там легче всего дышалось... Замечательный был чудак, пусть земля ему будет пухом! Так вот, он с нами в таком роде объяснялся: "И вы думаете, будто знаете, что такое барокко? Нет, вы не знаете, что такое барокко! Барокко - это... Вот представьте себе мушкетера! Сильный, грубый мужик, да? И вот эта мужицкая крепкая рука, рука дуэлянта, лежащая на тяжелом эфесе шпаги, торчит из пышного, раззолоченного и прихотливого этакого, кружева манжет! Улавливаете? Благодаря этому изящному кружеву, белому или золотому, рельефней и резче видно, что перед вами не бледная немощь, а настоящий мужчина! И вот, все барокко так. Барокко - это стиль мужской силы. Атос мог подковы гнуть, и при этом драгоценные перстни носил, и в этом было благородство! Если вы приглядитесь, то это всюду так, и в одежде, и в мебели, и в архитектуре, и в произведениях живописи. Потом уже идет рококо - не нежный даже стиль, а изнеженный, чисто женский стиль. Если в барокко - завитки, то в рококо завитушки и завитушечки. И при этом..." Ну, что "при этом" - к делу не относится. Я к тому, что ваш дом можно было бы назвать шедевром барокко в русском деревянном зодчестве! То есть, если бы существовало такое понятие, как "барокко русского деревянного зодчества", но все равно. Вот он стоит, весь в кружевной прихотливой резьбе, и эта резьба только подчеркивает, насколько он могуч, и сколько в этой мощи благородства! Действительно, Атос или Портос, которых ничто не сломит!

- Мы так и запишем, - рассмеялся отец. - Шедевр русского деревянного барокко, и пусть каждый понимает как хочет!

- А я предлагаю, - вмешался Ванька, - так и назвать наш дом, "Атос" или "Портос"! Ведь у каждого настоящего дома должно быть имя, а мушкетерское имя к нему в самое оно подходит!

- Название дома - дело слишком серьезное, чтобы решать сгоряча, возразил отец. - Мы над этим, конечно, подумаем, но торопиться не следует...

Ванька, однако, не оставил идеи придумать дому подходящее имя. Мой братец, он такой - если упрется, то лучше сразу прячься и не перечь ему. Как-то, посреди ночи, я проснулся в ужасе, от боли в боку и от свиста в ушах. В первое мгновение мне вообще почудилось, будто меня змея укусила, невесть откуда взявшаяся!

- Ай!.. - подскочил я в кровати.

- Тихо ты! - прошипел Ванька мне в ухо. - Не ори!

Оказывается, это он, вскочив среди ночи с постели, яростно твердил мне в ухо "Проснись!", а для большего эффекта ткнул меня своим острым кулачком в бок.

- Ты что!? - взвился я. - С ума спятил!?

- Чего ты дергаешься? - возмутился он так, как будто это я на него накинулся. - Не трезвонь мозгами, а послушай меня. Я нашел название для нашего дома!

- Слушай, ты... - я был настолько потрясен его нахрапом, что даже ругаться не мог, и только на заднем плане крутилась мысль, что "трезвон в мозгах" (пользуясь этим выражением моего братца, которого я раньше не слышал, и мог только гадать, где он его подцепил) у самого Ваньки стоит, и основательный, в самую пору психушку вызывать. - И ради этого надо было меня будить... - я поглядел на часы... - в полчетвертого утра?

- Надо было, - твердо ответил Ванька. - А то я мог бы позабыть мою идею, если б опять уснул. А вместе мы её не забудем! Мне она приснилась, понимаешь?

- Теперь ты её точно не забудешь! - сказал я. - И дай мне спать!

- Да послушай ты! - возбужденно зашептал он, тряся меня за рукав. - Ты сам упадешь, когда услышишь!

- Уже падаю... - отозвался я.

- Ну и падай! - он всерьез обиделся. - Тогда я тебе ничего не скажу! Потом вот увидишь, и ахнешь, и будешь жалеть, что не знал!

- Не буду я жалеть! - сказал я. - Отстань!

- Ну и спи, раз ты такой дурак! - и он, надувшись, опять забрался на свою кровать.

Утром он встал раньше всех и разбудил Фантика - Егоровы уже гостили у нас. Когда я проснулся, то выяснилось, что Ванька с Фантиком уже позавтракали и сидят в сарае, что-то делают. Позавтракав, я сунулся было в сарай, но дверь оказалась заперта. Я постучал, и мой братец отозвался:

- Кто там?

- Это я! - сказал я. - Что вы там творите?

- Не твое дело! - грубо ответил Ванька. - Проваливай!

- Ты что, спятил?.. - я-то уже и думать забыл о ночном происшествии, и никак не предполагал, что Ванька может до сих пор дуться. Мне казалось, что, наоборот, он должен с утра, на свежую голову, сообразить, как бывает неприятно, когда будят посреди ночи, да ещё таким зверским способом, и сам передо мной извиниться, так или иначе... Но нет! Он так и считал, что я нанес ему смертельное оскорбление. Я услышал, как Фантик тихо уговаривает Ваньку помириться со мной и открыть мне дверь, а Ванька отвечает, что "ни за что!" И ещё добавляет, что "Так ему, скотине, и надо... Мы с тобой вдвоем всех удивим, и пусть потом завидует, что его не взяли!" Фантик, вроде, чувствовала себя очень неловко - получалось вроде того, что она держит Ванькину сторону против меня, абсолютно не представляя при этом, в чем дело, и абсолютно не желая оказываться под перекрестным огнем нашей ссоры - но и покинуть сарай она не могла, связанная тайной и работой, которую они с Ванькой делали вместе.

- Ладно! - крикнул я. - Если я понадоблюсь - я у себя в комнате, а не позовете - жалеть не буду!

И ушел, и устроился с книжкой. Я в то время читал Сенкевича, "Потоп", уже проглотив "Огнем и мечом" и "Крестоносцы". Я взялся за Сенкевича после того, как показали по телевизору этот безумно красивый многосерийный фильм, "Огнем и мечом". Сперва роман, по которому снят фильм, одолел, потом за все остальное ухватился.

Я как раз подошел к самому критическому моменту: шведское войско практически захватило Польшу, героиня похищена и заперта, спасения нет - и тут раздались торжественные гулкие удары. Это Ванька с Фантиком били ломиком по подвешенному чугунному бруску, изображая колокол. Топа, разбуженный этим шумом, громко залаял, будто громовая канонада раздалась, салютуя торжественному набату.

Оторвавшись от книги, я вышел во двор. Все взрослые уже были там. А Ванька и Фантик стояли перед чем-то вроде огромной лопаты, вкопанной черенком в землю рядом с калиткой и накрытой сверху куском тряпки.

- Внимание, внимание! - провозгласил Ванька. - Начинаем церемонию награждения дома достойным именем! Прошу всех занять трибуну для почетных гостей! С торжественной речью выступит Фаина Егорова!

Фантик выступила вперед, откашлялась, чтобы не захихикать, и произнесла:

- В этот... в этот знаменательный день мы... мы все хотим поздравить дом с получением исторического имени и с восстановлением исторической справедливости, победившей долгую историческую несправедливость отсутствия исторического имени... - Фантик примолкла и, после легкой паузы, добавила. - Вот.

Все зааплодировали.

- А теперь, - объявил Ванька, - слово предоставляется члену правительства, специально приехавшему, чтобы приветствовать нас в этот великий день.

И он указал на отца.

Отец не растерялся. Выйдя вперед, он состроил очень серьезное лицо, потом стал долго трясти Ваньке руку, тряс и тряс. Повернувшись наконец к публике, он сказал: