Я тебя не знаю - Иван Юрьевич Коваленко Страница 3

В кармане плаща обычно помещается среднего размера книга. Иногда блокнот, в котором Александр Иванович ведет беспорядочные записи. Например, о том, куда пропала тишина. Или почему человек боится оставаться надолго один.

Жена любила Александра Ивановича, этого странного и глубоко погруженного в себя человека. «Можно подумать, ты птица, – говорила она, – из тех, что месяцами парят над океаном, спят на лету, и вся жизнь их проходит в пространстве между небом и водой».

Говорила с легким сожалением. И таким осторожным образом в их жизни возникали разногласия: один говорит сам с собой, а человек рядом молчит. Собственно, слова – зачем они нужны, если все идет как идет и вряд ли что-то поменяется?

Поэтому, когда Александр Иванович чувствовал, что жена не может с чем-то смириться, то, надев серый плащ, покидал ее. Чаще всего ближе к ночи, когда все вокруг затихало и сам город говорил: пора спать.

В тот вечер воздух был плотнее обычного. Осенняя влажность. Мельчайшие капли воды блуждали над асфальтом, над травой и между ветками деревьев. Каждая отражала в себе свет фонарей и огни проезжающих машин.

Он подошел к скверу. Увидел на скамейке одинокую девушку, которая курила, и сел с ней рядом. Пожилой интеллигентный мужчина. Молодые люди таких любят.

Все вокруг было похоже на темное покрывало, которым закрыли деревья. А они вдвоем – на персонажей из фильма, где режиссер делает все, чтобы в кадр не попадали яркие цвета.

Она продолжала смотреть куда-то внутрь себя – словно древний созерцатель, который либо уже познал весь мир, либо на подступах к этой истине.

– У вас не будет сигареты? – спросил через пару минут Александр Иванович и развел руками: мол, вот незадача, забыл свои дома.

Девушка протянула ему пачку. Он поблагодарил.

Потом спросил ее имя – и стал сопричастником событий, о которых лучше бы ему не знать.

– Что вам нужно от меня? – спросила наконец она и удивилась своему же голосу – бесцветному и почти неслышному.

Александр Иванович покачал головой: ничего не нужно. Но еще одну сигарету он бы попросил. Если можно, конечно.

Взгляд ее был страшнее голоса. Поэтому Александр Иванович спросил:

– Что у вас случилось?

Вежливое участие.

– Это вам лучше расскажет следователь, – ответила она. – Моего парня нашли мертвым. Какие-то несостыковки, поэтому я под подозрением.

Что же это такое?! Час назад он слушал вопросы жены, а сейчас ответы преступницы.

(Возможно, преступницы, она же под подозрением.)

А он – пенсионер.

А кругом дома, и все дома один на другой не похожи, не то что в спальных районах. Слава богу, они живут не на окраине, где все одним цветом, а в центре города. Садовое кольцо – нечто вроде Ватикана, где ты можешь спокойно выйти вечером на улицу, а на тебя будут смотреть доходные дома XIX и XX веков. Ладно, не Ватикан.

Единственное, что выбивалось из общей картины, – это даже не пара панельных высоток, а огромное здание японского посольства. Гигантская серая коробка, у которой и окон-то нет, а вокруг – высокий бетонный забор с колючей проволокой, словно напоминание: мирный договор между странами еще не заключен. А значит, война. Сейчас они сидели к нему спиной. Спиной к Японии. И ко всему вокруг.

Мимо пробежала собака и скрылась среди деревьев. Несколько голубей ходили вдоль луж, боясь прикоснуться к воде (странно, должны же спать). Редкие автомобили проплывали по переулку. В окнах понемногу гасли огни. А миллионы звезд продолжали скрываться за тучами.

Александр Иванович повернулся к Алисе. «Она либо сейчас встанет и уйдет, либо мы станем товарищами», – подумал он.

– Только не нужно сочувствовать, – сказала девушка. Слова ей давались тяжело, это было заметно. Как будто она не была приучена говорить либо внезапно разучилась.

Александр Иванович вспомнил, как однажды встретил на улице женщину, давным-давно. Тогда он был моложе, и так много вещей казались ему важными! Он заговорил с ней, но женщина ничего не ответила. Потом он понял, что она его не слышит. А ему и в голову не приходило, что глухие от рождения люди могут выглядеть, как и остальные! В память об этой встрече у него осталась записка. «Я ничего не слышу, но все вижу. И вижу, что вы мне не подходите».

– Где вы живете? – спросил он у Алисы.

Кивком Алиса указала на противоположный дом. Значит, почти соседи.

Вечерний асфальт покрыт тончайшим слоем капель, поэтому перестал быть серым. И все вокруг приобрело синий оттенок – с переливами в еще более синий. Красные и оранжевые блики, которые отбрасывают фонари и фары машин. Все походит на тщательно обработанную фотографию, когда какие-то цвета подчеркиваются, а другие убираются – и получается иная реальность.

Тимофей остановил автомобиль неподалеку от сквера. Он хорошо видел Алису и человека рядом с ней. Оба курили и походили скорее на добрых товарищей.

Ничего-то он о ней не знал. Да и никто не знает. И вообще, зачем он только внушил себе, что в происходящем кроется загадка? Возможно, все яснее ясного. Люди убивают себя. Давид убил себя. Славный парень, у которого что-то пошло не так. А если в каждой вдове искать убийцу, то…

Пришло короткое сообщение от Варвары. Она снова не пошла домой, а осталась в участке. Смогла найти что-то интересное и завтра расскажет.

Ну что ж, хорошо. А ее семейные проблемы его не волнуют.

Рассказы моей жены, Анисии. Книга, которую она таким образом пишет.

(«Я просто хочу, чтобы ты все знал»).

Как люди, глядя на одно и то же, видят вокруг себя разное.

Девушка-архитектор, бредущая по Рождественке с подрамником. В наушниках – музыка. Мечтает о любви…

Монахиня из соседнего монастыря. Ее обступают яркие машины, мишура из витрин и рекламные вывески с полуголыми барышнями…

Молодой человек – из тех, что следит за собой. Все эти вывески с женщинами – для него. Он скользит по ним взглядом. Потом, конечно же, утыкается в смартфон. И теперь уже кажется, что взглядом скользит по нему жизнь…

Сосредоточенная женщина, которая выглядит по-деловому, – и вся она собранная, если не сказать «выверенная». Ее взор, как и у монахини, тоже устремлен куда-то внутрь себя. Но лицо напряжено, и нет на нем выражения покоя…

Или нищий поэт, которому довелось жить в то время, когда поэты никому не нужны. Ходит себе по осенним улицам. Одет неброско. Рисует картины в голове – образы города, так он это называет.

(ВЫБЕРИТЕ ПОНРАВИВШИЙСЯ ОБРАЗ)

Лоскутное одеяло: желтый, красный, черный и зеленый цвета, перемешавшиеся, но при этом четко очерченные и при близком рассмотрении также четко структурированные: на поверхностях домов, машин и витрин. И мелькающие то тут, то там разноцветные точки – чем бы они ни были.

Асфальтовая заплатка: 2560 квадратных километров, гигантское пятно; на солнцепеке в августе источает мерзкий запах, и каждый прохожий чувствует себя немного асфальтоукладчиком; серый цвет окрашивает нашу повседневность, и та постепенно становится серой; вслед за домами, которые вроде бы расцвечены, но все равно как-то разом (или постепенно) теряют свой цвет и становятся давящим фоном, именно так – беззвучным и давящим, особенно в дождь и особенно осенью.

Вода закованная: лишенная свободы, обретшая себя в новом образе – коричневой или зеленоватой жидкости (цвет не важен, важно полное отсутствие прозрачности); полотнище; посмешище океанам, жалость для маленьких областных речушек, но все равно мощная, затаившаяся и ожидающая зимы, когда она вопреки всему вернется в изначальное естественное обличье – белого льда.

Организм: которому нужно пропитание, вечно голодный и подчинивший себе всех, и тем напоминает черную дыру; он, собственно, ею и является, поскольку также уничтожает время и не дает свету вырваться.

И отсюда:

Строгая совершенная система, совершенная настолько, что имитирует собой живую жизнь или обстоятельства; обволакивает и убаюкивает, принуждает двигаться и оставляет без движения; полагающаяся на неумение человека осознавать вещи такими, какие они есть, и на неумение смотреть глубже своего тела; облекшаяся в звуки – поездов (над землей и под), шороха обуви и шин (над землей и под), звука стройки (то есть попыток города сделать себя еще более совершенным организмом). Человеческий ресурс. Идеальная формулировка. Она придает сути города еще больше цельности.

Птицы, смотрящие на нас с высоты птичьего полета.

И если спуститься ниже, то за стеклом кафе можно увидеть – первое свидание.

Он поднимает фотоаппарат. Поворачивает кольцо фокусировки. Картинка внутри видоискателя становится расплывчатой. Красный цвет растекается по влажной от дождя мостовой, тучи скребутся о небо. Несколько черных зонтов перемещаются вдоль серых стен. И появляется