Дик Френсис - По рукоять в опасности Страница 30

– Что? – моргнул от неожиданности Тоб.

– Помните, я запросила у вас счета за последние пять лет?

– Да, вы получили их. Маргарет кивнула:

– Безупречная работа. Комар носа не подточит. Но я учуяла какой-то еле уловимый признак того, что можно назвать эффектом «пляжного полотенца и отеля».

– Вы вконец сбили меня с толку, – сказал я. – Что означает эффект «пляжного полотенца и отеля»? Я перевел взгляд на Тоба, ожидая от него разъяснений, но он лишь покачал головой:

– Никогда не слышал об этом. Маргарет, улыбнувшись, объяснила:

– Как-то я лежала в шезлонге и принимала солнечную ванну. Это было у бассейна одного отеля. Одни люди приходили, другие уходили. Придут, положат полотенце на шезлонг, а потом уйдут и оставят его. Так и лежат себе полотенца, может, час, а может, и больше, пока люди не вернутся снова и не унесут их с собой. И никому из служащих отеля и в голову не придет спросить, чьи эти полотенца. Теперь вы поняли?

– Нет, – сказал я, но Тобиас, крепко задумавшись о чем-то, кивнул Маргарет головой.

– Допустим, – продолжала Маргарет, – вы – Норман Кворн. И вам хочется уйти на покой с доходом, достаточным, чтобы окружить себя роскошью, которой вы раньше не знали. Не только бунгало где-то на южном побережье, но и кругосветные вояжи, большая новая машина, сверкающая драгоценностями спутница, игра в казино и все-все, что так волновало и влекло сухого и педантичного старого холостяка. Допустим, в один прекрасный день в вашем уме блеснула, как вспышка молнии, идея, открывающая перед вами такую возможность, возможность сказочно разбогатеть на склоне лет. Ах, как легко и быстро можно разбросать деньги по всему свету и остаться при этом в тени, так что никто не узнает вашего имени. Хвала современной электронной технике! Вы открываете небольшие банковские счета в разных местах, вы заводите чековые книжки в отелях... А теперь можете сколько Угодно оставлять пляжное полотенце на шезлонге, а ^Рез некоторое время уносить его в другой отель... И никто не обратит на это особого внимания, потому что пляжное полотенце никогда не пропадает и благополучно возвращается к владельцу.

– Но в один прекрасный день этого не происходит, – сказал Тоб. – Я потерял его след в Панаме.

Мы выпили крепкого красного вина и заказали сыр, оливки и еще полбутылки вина.

Маргарет была увлечена своим рассказом.

– Почти все, кому грозит банкротство, вовремя замечают это, – сказала она. – И почти все совершают при этом предательскую ошибку, пытаясь припрятать самое ценное свое имущество, прежде чем все узнают о предстоящем крахе. Обман с помощью страхования – худший путь выхода из банкротства. Он никогда никого не спасает. Не стану говорить о подобных случаях. Таким людям я говорю, чтобы они сразу же шли в тюрьму на исправление. Большинство банкротств происходит из-за невезения, плохого управления и вследствие того, что времена меняются – и порой круто. Бум предыдущего года оборачивается крахом в нынешнем году. И порой виновниками банкротства становятся типы вроде Нормана Кворна. Изобретательный, осторожный. Пусть его пляжное полотенце полежит на шезлонге день или два, и его переправят без всяких подозрений дальше, когда придет соответствующее указание: соответствующие коды и подписи... Чистая работа.

– И никто не задает никаких вопросов? – сказал я.

– Конечно, нет. Каждый день во всем мире происходят миллионы таких переводов. Сотни тысяч людей приезжают в отели и уезжают из них.

– А пляжные полотенца отправляют в прачечные, – улыбнулся Тобиас.

Я пошел в офис «Юнга и Аттли».

Ни мистера Юнга (усы, костюм и шляпа), ни мистера Аттли (тренер по футболу, мяч и свисток) в офисе не оказалось. Не было там и бритоголового. Я застал там лишь одну секретаршу, работающую на компьютере. Это была молодая женщина с черными курчавыми волосами, в черных колготках, короткой черной юбке и просторном синем свитере. Ярко накрашенные губы, наманикюренные ногти.

Скользнув по мне взглядом, она спросила:

– Чем могу быть полезна? – И продолжала заниматься своим делом.

– Видите ли, – пристально глядя на нее, сказал я, – меня интересует, какого черта вы позволили Сэртису Бенчмарку заметить, что следите за ним?

Пальцы на клавиатуре компьютера замерли. В лицо мне уставилась пара веселых глаз. Знакомый, уже не женский голос сердито спросил:

– Как вы узнали меня?

– По глазницам.

– Что?

– Я рисую людей и привык, так сказать, прощупывать взглядом их костную структуру. У вас оригинальные глазницы. И, кстати, мужские запястья. Вам следовало бы носить гофрированные манжеты.

– У вас острый глаз. Я засмеялся:

– Так зачем же вы позволили Сэртису заметить вас?

– Позволил? Я нарочно сделал это, чтобы заставить его задергаться. Если кто-то знает, что за ним следят, он становится донельзя осторожным, но когда он перестает видеть свою тень, то считает себя в безопасности и сразу начинает делать то, чего вы ждали бы от него в противном случае неделями и так никогда и не узнали бы, что он не боится скрывать от чужих глаз, а что действительно хочет сохранить в тайне. Понятно?

– Полагаю, что да.

– Вот я и заставил его остерегаться бритоголового типа.

– И теперь он не обратит внимания на девицу в темно-каштановом парике, так? – догадался я.

– Вы правильно поняли меня.

– И что увидела эта девица?

– О! – Юнг-Аттли развеселился. – Супруга Сэртиса держит его на коротком поводке. Некоторым мужчинам доставляет удовольствие быть покорными. Не сказал бы, что Сэртис тяготится строгостью своей супруги, но по средам после полудня миссис Сэртис, кажется, председательствует на заседании какого-то местного женского комитета, а ее мистер сбегает в Гвилдфорд консультировать своего делового партнера. У Сэртиса, насколько мне известно, есть дела в какой-то коневодческой ферме, наполовину принадлежащей его жене, а наполовину – кому-то еще, какому-то деловому партнеру. Во всяком случае, в среду, во второй половине дня, то есть не далее как вчера, Сэртис проехал лишний круг или два, высматривая бритоголового. Решив, что он в безопасности, Сэртис подъехал не к служебному офису, а к домику с террасой на окраине Гвилдфорда, вернее, припарковался на соседней улице, осторожно осмотрелся кругом, чем выдал себя, потому что он глуп, и лишь потом подошел и открыл входную дверь своим ключом.

Я вздохнул.

– Вас это не интересует? – Интересует, но я-то ожидал, что он встретит– четырьмя громилами в тренировочном зале.

– Сожалею, но такой встречи не состоялось. Во всяком случае, мистер Юнг нанес вчера визит в дом в Гвилдфорде, как только Сэртис оттуда вышел.

– Мистер Юнг в костюме, шляпе и с усами?

– Он самый, – кивнул мой собеседник (или моя собеседница).

– И?

– И узнал, что там живет бедная маленькая телка, которая позволяет таким недотепам, как Сэр-тис, шлепать себя перед сексом.

– Проклятье.

– Вы ждали не этого?

– Нет.

– Хотите, чтобы я продолжал?

– Да. – Я вынул из кармана завернутые в фольгу очки и вручил их своему собеседнику. – Это очки, которые оставил в моей хижине один из четверых грабителей. Очки с такой диоптрией люди снимают, когда собираются что-нибудь прочесть. Думаю, этими очками пользовались не часто, но это все, что осталось после тех четверых.

Он (она) развернул (ла) очки без особого интереса.

– И еще, – сказал я, – постарайтесь что-нибудь разузнать о золотых дел мастере, который работал в Лондоне примерно в 50-60-х годах прошлого века. Его имя Максим.

– Что еще? – чуть удивленно спросил он-она.

– Сколько вы берете за выполнение роли телохранителя?

– Это дополнительная плата.

Я заплатил ему гонорар еще за одну неделю. Сумму издержек и дополнительной платы, сказал он, – я узнаю, когда дело будет завершено.

ГЛАВА 8

Айвэн разложил на своем письменном столе соглашения с кредиторами и неторопливо, внимательно читал их одно за другим. На душе у него, казалось, было тяжело.

В комнату вошла моя мать. Айвэн поднял голову и улыбнулся. Впервые, кажется, с тех пор, как он заболел, морщины на его лбу разгладились, исчезло выражение беспокойства в глазах. Мать улыбнулась ему в ответ с тем глубоким дружеским сочувствием, какое бывает между преданными друг другу мужем и женой. А я подумал, что управляющий местным банком, увидев такую перемену в Айвэне, счел бы ее достаточным вознаграждением мне за все, что я успел сделать.

– Наш мальчик, – сказал Айвэн (раньше он говорил матери «твой мальчик»), – одним росчерком пера заковал пивоваренный завод в цепи и обрек его на нищету.

– Тогда чему же ты радуешься? – спросила Айвэна моя мать.

Айвэн взял со стола толстую пачку бумаг в синем конверте и потряс ею в воздухе.

– Здесь, – сказал он, – результаты нашей ежегодной аудиторской проверки. Тобиас Толлрайт подписал их. Это разрешение нам продолжать дело. Условия выплаты долгов, установленные кредиторами, суровы и жестки, очень жестки, но справедливы. Мы обязаны достигнуть прежней силы, восстановиться. И кредиторы готовы помогать нам в проведении Челтенхемских скачек! Я был уверен, что нам придется отказаться от них. Кубок и Гольден-Мальт... Я все еще рискую лишиться их. Этого нельзя допустить, мы должны выплатить долги. Непременно. Увеличить объем сбыта продукции... Я созову правление.