Наталья Солнцева - В храме Солнца деревья золотые Страница 30

— Зачем же ты выставил в кабинете этот шар, если не умеешь им пользоваться?

— Ну и что же? — возмущенно завопил Самойленко. — Вдруг у меня прорежется понимание? В один прекрасный момент посмотрю на шар и… все!

— Что все?

— Мало ли… Откуда я знаю? Что угодно! Кристаллы могут хранить и передавать информацию. Я нахожусь рядом с шаром, изо дня в день, изо дня в день… Нужно же ему с кем-то общаться? Вот он мне и передаст все свои знания. Больше ведь нет никого!

Закревская не выдержала и захохотала до слез.

— Ой… ну, дай тебе бог здоровья, Олег! Насмешил ты меня!

— А ты не смейся, — обиделся коллега. — Когда мне откроются законы Вселенной, ты еще удивишься! Я буду знать все об устройстве не только нашего мира, но и всех остальных миров. Я…

— Эк тебя понесло, братец, — остановила его Ангелина Львовна. — Ладно, убедил. Можешь дать мне твой шарик на пару дней?

— Зачем?

— Ну, как же? Вдруг и я сподоблюсь Высшего Знания? Нельзя быть эгоистом, Олежек. Господь велел делиться.

— Ты что? — опешил Самойленко. — Ты… серьезно?

— Почему бы и нет? Думаешь, я не хочу знать, как устроены миры?

Он подозрительно уставился на Закревскую, не понимая, шутит она или нет.

— Я не шучу! — решительно сказала она. — Давай шар. Ко мне уже пациент приехал. Слышишь, входная дверь хлопнула?

— А-ага…

Так и не разобравшись в ситуации, Самойленко сам с необыкновенной торжественностью отнес магический шар в кабинет Ангелины Львовны.

— Черт ее разберет… — бормотал он, возвращаясь к себе. — Смеется она надо мной, что ли?

Но Закревская и не думала смеяться над своим коллегой. Ей действительно нужен был шар. Для эксперимента.

Она едва успела успокоиться и принять надлежащий вид, как вошел господин Ревин.

— Рад вас видеть в добром здравии! — радушно сказал он, улыбаясь.

Полный рот золотых зубов сверкнул в солнечных лучах, и на мгновение Закревской показалось, что у Ревина изо рта пышет огонь. Впечатление было не из приятных.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — указала она на мягкое кресло.

— Вам нравится?

— Что именно?

Даниил Петрович с видимым удовольствием указал на свою золотую челюсть.

— Это.

— Ничего…

— Вижу, что вы не в восторге, — совершенно не огорчился он. — Моя жена даже в обморок упала, когда увидела. Странно, право.

— Что ж тут странного? Сейчас как-то не принято ставить золотые коронки…

— И напрасно! — горячо возразил Ревин. — Напрасно! Меня просто тошнит от фарфоровых зубов. А вас?

— Н-нет. Белые зубы естественнее выглядят.

— Ха! — махнул рукой Даниил Петрович. — Это как для кого.

— Возможно. А у вас что, простите, зубы болели?

— Почему болели? Коронки я для красоты поставил. И не только. Знаете, как жизненный тонус сразу поднялся?

Ангелина Львовна пожала плечами, размышляя, как ей перейти от темы зубов к теме денег. Пора выяснить, куда тратит свои средства милейший Даниил Петрович.

— Наверное, уйму денег стоило это удовольствие? — спросила она.

— Что деньги? Бумага… — Ревин презрительно скривился. — Обыкновенная бумага.

— Вы полагаете?

— А вы что, по-другому считаете? — Он вытащил из кармана портмоне, достал из него купюру, порвал ее на мелкие клочки и подбросил в воздух. — Вот они, ваши деньги! Прах ничтожный. Скажете, нет? Ну, убедите меня в обратном.

Закревская растерялась. И тут ее взгляд случайно упал на шар, о котором она напрочь забыла. В его прозрачной глубине мерцал тот самый золотистый цвет… Она с трудом оторвала взгляд от шара.

— Да… но чтобы заработать деньги, надо потратить усилия.

— Я потратил много усилий, — обрадовался Ревин. — Это вы правильно заметили. Я заработал много, очень много денег. Знаете, в чем беда?

— В чем?

Ангелина Львовна все еще думала о шаре, и слова Ревина пролетали мимо ее ушей. Только профессиональная собранность помогала ей поддерживать разговор.

— Я работал, вкалывал, как проклятый… и не ведал зачем. Но тогда все были мной довольны. И моя жена, и мой финансовый директор. Никто не возмущался, не интересовался моим здоровьем, не посылал меня к доктору. А теперь… когда я наконец понял, для чего мне нужны деньги, они взбунтовались!

— Кто?

— Маша… Холмогоров… они просто встали на дыбы! Представляете себе?

Закревская промолчала.

— Я понял, зачем я зарабатывал деньги и куда мне следует их потратить, — повторил Ревин. — О, как все взбесились! Они вовсе не рады. Они в гневе! Они говорят, что я болен! Что я идиот!

— Никто не считает вас…

— Бросьте! — перебил ее Даниил Петрович. — Уж кому, как не вам, известно, что обо мне думает моя собственная жена. Да она спит и видит объявить меня невменяемым, недееспособным придурком. Ну уж нет! Такого удовольствия я вам, господа хорошие, не доставлю! Я полностью в своем уме и прекрасно — слышите, вы? — прекрасно отдаю себе отчет, что я делаю и с какой целью. Хочу предупредить вас: прекратите выведывать, ходить вокруг да около, вынюхивать и лезть туда, где вас не ждут. Вы меня поняли?

— Вполне.

— Так вот. Сегодня я пришел объявить вам, что никакая терапия мне больше не нужна. Если я раньше чего-то не понимал, то теперь мне все открылось. Теперь в моем сознании наступила такая ясность, о какой вы и не мечтаете. Просто потому, что вы не знаете, каково это — вдруг прозреть! Когда с глаз падает пелена, и слепой начинает видеть мир в красках! Вам этого не понять…

— Я не ошиблась? Вы заявляете, что сегодня у нас последний сеанс?

— Это у вас последний сеанс! — возразил Ревин. — А у меня — просто последний разговор с вами в этом вашем кабинете.

— Вы уверены, что больше не нуждаетесь в моей помощи?

— Не только в вашей, но и в чьей-либо еще. Так и передайте моей драгоценной супруге!

По мере того как Ревин говорил, желтоватый свет внутри шара то разгорался, то утихал. Закревская краем глаза следила за шаром, стараясь делать это незаметно.

— Что ж… — рассеянно сказала она. — Тогда нам стоит попрощаться и расстаться добрыми друзьями…

— Как вам будет угодно. — Ревин встал и слегка поклонился. — Надеюсь, вы не будете скучать по мне?

— Постараюсь…

Он вышел, а Закревская все еще сидела, не спуская глаз с шара. По мере того как шло время, золотое свечение в глубине шара тускнело, пока полностью не угасло. Наконец шар стал кристально чистым, прозрачным, как и до прихода Ревина.

— Что же это такое? — пробормотала Ангелина Львовна. — Как это понять? Самойленко! — позвала она, надеясь, что тот свободен.

— Ты меня звала?

Олег Иванович развязно зашел и уселся в кресло, заложив ногу на ногу.

— Послушай… Отчего шар может светиться?

— Шар? — Коллега явно не ожидал, что его позвали из-за шара. — Хм… ну, от солнечных лучей, наверное. Или от лампы. А что, он у тебя светился?

Самойленко взглянул на шар, который был девственно прозрачен, и несколько раз моргнул.

— Если на него пристально смотреть, то глаза устают, и… всякое может показаться. Знаешь, гипнотизеры заставляют смотреть на блестящий предмет, и человек невольно впадает в транс.

— Спасибо, о гипнотическом трансе я сама знаю, — вздохнула Ангелина Львовна. — У тебя выпить что-нибудь есть?

— Да-а…

«Странная женщина! — думал Самойленко, отправляясь к себе в кабинет за коньяком. — Странная и… красивая».

Глава 15

— Ну, и как ты себе это представляешь? Режиссер Бахмет, Борис и пиротехник обсуждали предстоящие съемки взрыва туннеля.

Пиротехник высказывал свои соображения, Борис свои, а режиссер все это выслушивал, посасывая трубку, и вносил коррективы.

— У нас люди в туннеле не задохнутся, если ты столько дыму напустишь? — спрашивал он пиротехника.

— Так вы же сами требуете максимально естественных условий, — вяло защищался тот. — Вам и взрыв подавай, и обвал, и чтобы все происходило не где-нибудь, а под землей. Я даже не знаю, какая там у них система вентиляции.

— Узнай, — злился Борис. — Это твоя работа.

— Сам попробуй узнай! Паршин со мной даже разговаривать не хочет.

— Ты что, не можешь к нему подход найти?

— Не могу! — взорвался пиротехник. — Я практик, а не психолог. А к вашему Паршину подход один — деньги! Набаловался, котяра…

— Если надо будет, заплатим, — спокойно вставил Бахмет. — Но ты пока попробуй вопрос с ним как-нибудь по-другому уладить. У нас и без того большие расходы. Я уже связался с Москвой, чтобы увеличили финансирование.

— Гаврилов небось в бешенстве.

— Ты бы тоже был в бешенстве, — заметил Борис. — Если бы речь о твоих деньгах шла.

Режиссер выпустил изо рта пару колец дыма и сказал:

— У Паршина заместитель есть, помоложе. Надо с ним поговорить. Может, он окажется покладистее.