Эмиль Габорио - Преступление в Орсивале Страница 30

Граф счел, что будет очень по-рыцарски, если он придет позавтракать к любовнице и на десерт подарит ей деньги. За столом он будет блистать остроумием, искрометной веселостью, насмешливым скептицизмом, а под конец объявит о решении покончить с собой. Любовница, разумеется, растрезвонит об этом завтраке, перескажет все, что он при этом говорил (его политическое завещание), и уже вечером в каждом кафе будут повторять его слова, они попадут во все газеты.

Мысль о столь блестящей перспективе обрадовала и совершенно утешила его. Он уже собирался уйти, как вдруг его взгляд упал на кипы бумаг, заполнявших секретер. А вдруг там осталась какая-нибудь бумажонка, способная замутить кристальную чистоту памяти о нем?

Торопливо, не глядя, не разбирая, граф перегрузил содержимое ящиков в камин и поджег всю эту груду. С чувством законной гордости он смотрел, как горят любовные записочки, деловые письма, копии векселей, дворянские грамоты и купчие на земли. Сгорело его блистательное прошлое!

Последний клочок обратился в пепел, граф вспомнил про судебного исполнителя и сошел вниз.

Должностным лицом, пришедшим к графу, оказался г-н Z, самый светский и учтивый судебный исполнитель, человек остроумный и обладающий прекрасным вкусом, друг многих художников и поэтов, на досуге и сам сочинявший стишки. Он уже описал в конюшне восемь лошадей со всей их упряжью и сбруей - седлами, уздечками, мундштуками, попонами, а в каретном сарае пять экипажей и принадлежности к ним - откидные верхи, запасные хомуты и дышла, как вдруг увидел во дворе графа.

- Господин граф, я не слишком торопился, - поздоровавшись, сообщил он, - может быть, вы пожелаете приостановить иски. Сумма, конечно, огромная, но при вашем состоянии…

- Знайте, сударь, - холодно отвечал де Треморель, - раз вы здесь, значит, меня это устраивает. Мне надоел мой особняк, и больше ноги моей в нем не будет. Так что чувствуйте себя полным хозяином.

И, резко повернувшись, граф удалился.

Крайне разочарованный г-н Z вернулся к своим обязанностям. Он шел из комнаты в комнату, восторгался и налагал печати на позолоченные кубки, полученные на скачках, на коллекции трубок, рыцарские доспехи. Наложил арест на библиотеку, на великолепные шкафы и стоящие в них книги: «Руководство по гиппиатрии*», «Охота и уженье рыбы», «Мемуары Казановы», «Дуэль и дуэлянты», «Тереза», «Охота с легавой»…

[* Отрасль ветеринарии, лечение лошадей.]

А в это время граф де Треморель, окончательно решивший покончить с собой, шел по бульвару к своей любовнице, которая занимала небольшую квартиру за шесть тысяч неподалеку от церкви св. Магдалины. Чуть меньше года назад Эктор ввел ее в полусвет под именем Дженни Фэнси. На самом-то деле она звалась Пелажи Тапонне и была, как предполагал граф, сводной (и тоже внебрачной) сестрой его камердинера.

Покровительствуемая графом де Треморелем мисс Фэнси благодаря внешности и туалетам имела в парижском полусвете подлинный и шумный успех. Она была далеко не красавица в классическом понимании этого слова, но являла собой великолепный тип «прелестной парижанки» - тип достаточно условный, но тем не менее имеющий великое множество страстных поклонников. У нее были изящные руки совершенной формы, крохотная ножка, превосходные темные волосы, белые кошачьи зубки и сверх того огромные черные глаза, то дерзкие, то томные, ласковые и манящие, - короче, глаза, способные соблазнить стоящего в нише каменного святого. Мисс Фэнси не обладала большим умом, но быстро усвоила непринужденную бойкость речи, свойственную куртизанкам высокого разбора, и к тому же обращала на себя внимание эксцентричными туалетами.

Граф подобрал ее на каких-то низкопробных танцульках, куда заглянул по чистой случайности как раз в тот момент, когда она в дырявых туфельках лихо выделывала рискованные па. И вот она перенеслась из чудовищной бедности в роскошь, какую прежде и представить себе не могла. Еще утром она проснулась на кошмарном одре в меблирашке за двенадцать франков в месяц, а уже вечером укладывалась на палисандровую кровать с атласным пологом. Но эта блистательная перемена, как ни странно, ничуть не удивила ее.

В Париже каждая смазливая девица с надеждой ждет и не таких приключений. Разбогатевшему ремесленнику требуется не менее полутора десятка лет, чтобы научиться носить фрак, зато когда парижанка меняет платьишко за шесть су на бархат и муар, кажется, будто ничего другого она в жизни не носила.

На третий день после переселения мисс Фэнси заставила прислугу ходить по струнке и вовсю гоняла своих портных и шляпниц.

Однако первое головокружение от новых неведомых удовольствий быстро прошло. Очень скоро Дженни, большую часть дня одиноко проводившая в своих роскошных апартаментах, стала скучать. Она охладела к туалетам, поначалу так восхищавшим ее. Радость женщины не полна, если не подкрепляется завистью соперниц. Но соперницы мисс Фэнси обитали в предместье Тампль, почти у самой заставы и не могли завидовать ее великолепию, о котором даже не ведали, а ей было строго-настрого запрещено съездить покрасоваться перед ними и тем самым окончательно втоптать их в грязь. А к чему тогда, скажите, собственный выезд?

Тремореля Дженни всего лишь терпела, поскольку ничего другого ей не оставалось. Он ей казался безмерно занудным. Друзей его она считала самыми скучными и невыносимыми людьми на свете. Быть может, за иронической учтивостью манер она улавливала глубочайшее презрение к себе и понимала, как мало она значит для всех этих богачей, жуиров, прожигателей жизни, пресыщенных скептиков.

Развлечений у нее было немного, да и предавалась она им умеренно - вечеринка у кого-нибудь из дам ее круга, ночная игра в баккара, где она обычно выигрывала, ужин, во время которого она уплетала за обе щеки.

Остальное время она скучала. Попросту умирала от скуки, тосковала по грязной улочке своего бывшего квартала, по вонючей комнатке в меблирашках.

Сотни раз она собиралась бросить Тремореля, отказаться от его роскоши, денег, слуг и вернуться к прежней жизни. Десятки раз даже собирала вещи, но в последний момент благоразумие удерживало ее.

Такова была женщина, к которой пришел граф Эктор около одиннадцати утра, когда опись его имущества была в самом разгаре.

Она, разумеется, не ждала его в это утро и была изрядно удивлена, услышав, что он собирается позавтракать у нее, да еще просит поторопить кухарку, так как очень спешит.

Никогда мисс Фэнси не видела своего любовника таким обходительным, а тем более таким веселым. Весь завтрак он, как и намеревался, блистал остроумием. И лишь за кофе Эктор решил, что пришла пора объявить новость.

- Все это, детка, было только прелюдией, чтобы подготовить тебя к потрясающему известию. Слушай же: я разорен.

Дженни оторопело уставилась на него, то ли не поняв, то ли не веря.

- Я сказал «разорен», - громко расхохотавшись, повторил Эктор. - То есть разорен совершенно, подчистую.

- Ты смеешься надо мной? Ты шутишь?

- Никогда еще я не говорил так серьезно, - промолвил Эктор. - Тебе это кажется невероятным, да? Тем не менее это правда.

Дженни все так же смотрела на него недоумевающим взором.

- Что ж ты хочешь? - с величественной беззаботностью продолжал граф. - Жизнь подобна виноградной грозди, и ее можно есть медленно, ягодку за ягодкой, а можно выжать сок в бокал и выпить залпом. Я выбрал второй способ. Моей гроздью были четыре миллиона, и они выпиты. Эти деньги позволили мне жить настоящей жизнью. Но теперь я нищ, как самый последний нищий. Сейчас у меня все описано, я остался без дома и без гроша.

И он говорил, говорил, возбуждаясь от столкновения противоположных мыслей, теснившихся в мозгу, упиваясь звучанием собственных слов. Нет, он ничуть не лицедействовал. Он даже не представлял, что можно чувствовать себя так прекрасно.

- Но тогда… - робко произнесла мисс Фэнси.

- Что? Свободна ли ты? Само собой разумеется.

Дженни пока не понимала, радоваться ей или печалиться.

- Да, да, - подтвердил Эктор. - Я возвращаю тебе свободу.

Она сделала движение, неверно понятое Эктором.

- Успокойся, - заявил он. - Я тебя так не брошу. Мне вовсе не хочется, чтобы уже завтра ты оказалась в стесненном положении. Квартира снята на твое имя, обстановка останется за тобой, и вообще я подумал о тебе. В кармане у меня пятьсот луидоров, все мое состояние. Я дарю их тебе.

И, смеясь, Эктор протянул ей на тарелке, подражая официанту, подающему сдачу, свои десять последних тысячефранковых билетов.

Дженни с ужасом оттолкнула тарелку.

- Ну что ж, - произнес он давним надменным тоном, - это прекрасный поступок, детка. Прекрасный. Я всегда полагал и утверждал, что ты порядочная девушка, даже слишком порядочная. Тебя еще учить и учить.

Да, мисс Дженни Фэнси, а верней сказать, Пелажи Тапонне, действительно была добрая девушка: вместо того чтобы спрятать деньги, а самого Эктора выставить за дверь, что было ее неоспоримым правом, она, решив, будто он страдает, попыталась утешить и поддержать его.