Роман Канушкин - Ночь Стилета - 2 Страница 30

Хотя на самом деле Санчес уже давно перерос Учителя. Когда подобрался к его дому с потайного хода. Когда подобрался к его сладкой девочке, самой сладкой шлюхе, которую знал Санчес, к женщине с розовой кожей. И пока наш папа спустил на Санчеса всех волков, собак и известных ему ублюдков, Санчес отсиживался внутри, в его семье, и теперь так же неожиданно и так же изнутри, из его семьи, Санчес нанесет свой удар. А-л-л-е, папа, это я сюрпр-и-и-з!

* * *

Шедевр Санчеса, так подпорченный старым лисом...

Для того чтобы зачать, выносить и родить ребенка, требуется, как правило, девять месяцев. Конечно, бывает и по-другому. Детки рождаются недоношенными, и порой для их первого свидания с миром требуется барокамера. И ничего. Малышня все быстро наверстывает. Через несколько месяцев их уже не отличить от младенцев, рожденных при нормальных условиях. Исключения лишь подтверждают правила.

Детки-котлетки. Может, где-то у Санчеса они и были. Может быть. Где-то. Женщины любили Санчеса, и некоторые из них явно хотели родить его детей. Но Санчес никогда не думал о семейном уюте. Он не отгонял от себя подобных мыслей, и это была не бунтарская поза: он просто об этом не думал. Таким одиноким волкам, бредущим по дорогам холодного Мира в поисках Жизни, как Санчес, вовсе не нужна иллюзия семейного тепла. Подпорки, костыли, которые позволяют отгонять от себя навязчивый кошмар абсолютного холодного одиночества, - он в них не нуждался. Нет, у Санчеса хватало мужества, чтобы встречать темный ветер, дующий из этого молчаливого мрака, с улыбающимся лицом.

Но творцом Санчес, бесспорно, являлся. Он лепил жизнь, как бесконечное произведение искусства, полное шедевров. Быть может, его могли принять за гения разрушения, да, он этого не скрывал, он и был Ангелом разрушения и этим гордился. Его творение предполагало разрушение устоявшихся ветхих форм, а потом можно было браться за лепку. Так получилось и с этой черной свадьбой в доме Лютого. Так получилось с "Континентом". Так же обстояли дела и с пловом - паэльей, - который готовил Санчес. Разрушение не было противопоставлением созиданию. Разрезая обычные продукты, потом, в общем котле, он получал что-то совсем другое, что-то восхитительное, новое.

Шедевр Санчеса, последнее и лучшее его творение, его, так сказать, метафизический "ребенок", от своего зачатия до рождения потребовал традиционных девяти месяцев. Его рождение должно было состояться - и надо признать, состоялось, другой вопрос - что ожидаемый "ребенок" оказался монстром, - в тот самый день и на той самой траве, где и когда в особняке Лютого взорвался свадебный торт. Да, таким мощным, триумфально-трагическим, вагнеровским должно было быть рождение. А зачатие оказалось совершенно случайным. Это произошло чуть больше девяти месяцев назад в большом южном городе Ростове-на-Дону, где у Санчеса имелись некоторые дела. Строго говоря, Санчес находился там в обычной и не предвещавшей никаких неожиданностей служебной командировке. Причем - и за этим фактом уже явно проглядывал какой-то надчеловеческий юмор - этого зачатия действительно никто не предполагал. Как случайный роман с командированным. Правда, целью командировки являлся некто Константин Сергеевич Глушко, местный криминальный авторитет по кличке Кеша Беспалый, а задачей командировки было ликвидировать цель - по причинам техническим и не имеющим никакого отношения к дальнейшим событиям; во всем остальном, даже в вопросе "суточных", Санчес являл собой примерный образчик командированного.

Это был сентябрь, уже на исходе, но все же по-южному жаркий и солнечный. Санчес поселился в когда-то интуристовской, лучшей в Ростове, гостинице и в анкете расселения пометил, что он бизнесмен, и не забыл уточнить, что его интересует местный промышленный гигант "Ростсельмаш". Бизнес. Такие дела.

Именно в ресторане этой гостиницы великолепно готовили азовскую и донскую рыбу. Именно здесь любил отужинать Кеша Беспалый.

* * *

Санчес сидел за стойкой бара и с удовольствием потягивал бочковое пиво "Хольстен". В тот, теперь уже далекий (все же прошло больше девяти месяцев), сентябрь Санчесу также пришлось слегка видоизменить свою внешность. Нет, конечно, он не накидывал себе лишних трех десятков лет, он лишь поработал со своим лицом, и то не сильно. Ровно настолько, чтобы соответствовать фотографиям в своих документах - Петр Андреевич Лебедев, тридцати двух лет, уроженец города Дзержинска Нижегородской области, мужчина в роговых очках, с усиками и бородкой, то ли "итальянской", то ли действительно делающей его похожим на нижегородского купчишку-мещанина начала века. Санчес с интересом разглядывал простирающуюся перед ним витрину бутылок и забавлял девушку, разливающую пиво, довольно тривиальной беседой с плохо скрываемым поволжским акцентом. Здесь, на казачьем юге России, речь была другой, и чужака видно за версту.

- Это ж как получается - девушка-бармен? - спрашивал Санчес. - Это ж как звучит: бармен, барный мужчина, человек? Девушка-мужчина или девушка-человек?

- Можете звать меня просто Сабина. - Она указала на табличку, приколотую к ее белой блузке. Там значилось: "Старший бармен. Сабина. Рады, что посетили нас".

- А чё? - ухмыльнулся Санчес. - Бармен Сабина. Звучит. Вам не говорили, что вы похожи на шамаханскую царицу, бармен Сабина?

Конечно, Санчес будет звать ее Сабиной. Но сейчас его больше интересовала витрина бутылок, точнее даже - зеркальные просветы между бутылками, где отражалось то, ради чего Санчес и находился здесь. Кеша Беспалый ужинал со своими приятелями. Братва гуляла в обществе девочек. Санчес уже знал, сколько времени отведено Кеше Беспалому. Выходило, что гулять ему осталось не так уж долго. А смею вас разочаровать, с подобными мрачными прогнозами Санчес, увы, редко когда ошибался.

Но было и еще что-то, что в этой довольно-таки штатной ситуации не давало Санчесу покоя. Было еще что-то. Санчес не мог точно этого определить. Словно на мгновение он увидел, как в куче обыденного хлама, повседневного дерьма, отражаясь в ярких солнечных лучах, сверкнуло что-то. Возможно, какая-то безделушка, стекляшка, а может, и что-то драгоценное. Но Санчес лишь слегка сместил угол зрения и теперь не мог отыскать этого места. А очень жаль. Потому что ощущение осталось. Смутное ожидание. Предчувствие чего-то важного, но ускользающего.

Санчес внимательно смотрел сквозь витрину бутылок. Стол Кеши Беспалого. Много шума, развязный хохот, жратва, водка, девочки, мобильные телефоны. Привычная хамоватость провинциальной урлы (Санчес это определял для себя так), что-то кому-то втирают "по понятиям". Словом - привычный пейзаж. В который довольно скоро, а точнее - завтра в восемь, ну в половине девятого вечера, вмешается Санчес, но... Что-то все-таки не давало ему покоя.

Одна из девочек.

Ну и что? При чем здесь это? Какое отношение к нему, Санчесу, имеют шлюхи Кеши Беспалого? Обычные ресторанные девочки сидели некоторое время в уголке за стойкой, и вот кто-то из Кешиных братков пригласил их к столу.

ОДНА ИЗ ДЕВОЧЕК.

Черт, но... Ведь она привлекла внимание Санчеса еще тогда, когда сидела за стойкой. Еще прежде, чем была приглашена к столу Кеши Беспалого. И что? Смазливая простушка, что дальше? Дурацкий, если не сказать вульгарный, макияж, местное представление о "модности", "продвинутости", черпаемое из подручных средств и глянцевых журналов.

Что дальше?

Стоит признать, что девка, конечно, хороша. В Москве бы ей быстро определили подлинную цену. еожиданно Санчес обнаружил у себя в паху какое-то шевеление. Ба! Мы что, теряем профессиональную форму? Конечно, эту девочку можно было бы разложить, это любому дураку с крепкими яйцами служит очевидным фактом, только при чем тут это? Что за нелепое оживление там, внизу, в паху? Такого с Санчесом не было никогда. Он находится здесь с совершенно конкретной, ясной и определенной целью. А его необузданный темперамент может подождать, так сказать, до "нерабочего времени". Как еще говорят: "Мухи отдельно - котлеты отдельно".

Только...

Что-то совсем другое. Дело не только в этом. Гораздо больший интерес. Он не просто хочет трахнуть эту девочку. И это оживление там, внизу, в паху, служит каким-то неуловимым темным предвосхищением гораздо большего кайфа. Предвосхищением. Темным пониманием чего-то, что Санчес должен узреть в этой куче хлама. Что больше любых траханых девочек, что наполнено жизнью, той самой, подлинной. Звучащей как музыка. Но... Не связываются ниточки. И Санчес не может ничего понять.

Поэтому Бог с ним. У Санчеса есть здесь более важные дела. И он должен их закончить. Закончить свою командировку.

Только... Действительно ли эти дела более важные?

Нет ответа.

Лишь только предчувствие.

Но ответа нет.

* * *

- Постой, - негромко произнес двадцатичетырехлетний паренек Николай Бочкарев, уроженец города Камышин Волгоградской области, уже год как ошивающийся в Ростове. - Постой-постой, - повторил Коля Бочкарев по прозвищу Бочка, хотя он сидел за рулем угнанной им сегодня "восьмерки" и больше никого в машине не было.