Беатрикс Гурион - Дом темных загадок Страница 30

Наконец он осторожно опустил ее на пол. Запыхавшись, они стояли друг против друга. Агнесса держалась рукой за рукомойник, потому что в голове все вертелось. И она хотела, чтобы это не прекращалось больше никогда.

— Ты… — откашлялся он.

— Да?

— В общем, что ты об этом думаешь? Пойдем плавать?

— Да, — выпалила Агнесса, — да-да-да!

«И если это последнее, что мне доведется сделать в жизни, — подумала она, — у Господа есть план для меня, хороший план».

Он удивленно улыбнулся и схватил ее за руку. Ее ладонь почти исчезла в его кулаке. Это прикосновение дало импульс, который прошел сквозь все ее тело и завертелся в животе, отплясывая, раз-два-три, раз-два-три.

Это был хороший план. Агнесса почувствовала это, когда они выбрались под открытое небо. Адская жара после прохладных подвальных душевых лишь усилила желание искупаться.

Казалось, он заколдовал всю округу и здесь больше не было никого, лишь они вдвоем. Остальные где-то превратились в статуи. Они не произнесли ни слова, пока шли к озеру.

По дороге Агнесса вспомнила, что у нее нет с собой купальника. Он может увидеть ее тело, ее отвратительное тощее тело, худшее из всех. Она косилась на него, тайком разглядывала его широкие плечи, узкую талию, длинные ноги и думала, какой он без одежды.

Марта возненавидит ее. Все ее возненавидят, потому что они просто пожирают его глазами, наверное, и Гертруда тоже. Агнесса сдержала смех. Не стоило думать о настоятельнице — это разрушит чары. Она это чувствовала. Теперь бы только не произнести ни единого слова.

Озеро блестело бирюзой под лучами полуденного солнца.

— Ты готова? — спросил он, его голос прозвучал не как обычно, иначе. Неуверенно.

Агнесса кивнула в ответ.

— Да, — твердо произнесла она. — Мне так жарко!

Она стащила тяжелые башмаки и чулки до колен, взглянула на него. Она не отводила глаз, снимая фартук, юбку, блузу, трико и нижнее белье.

Когда она предстала перед ним нагишом на солнце, он тихо простонал:

— Ты осознаешь, как ты красива, Агнесса?

«Нет, — подумала она, — нет». И зорко следила за ним.

Он вздрогнул, сбросил с себя одежду, прикрыл срам рукой, а другую протянул ей. Агнесса крепко сжала его ладонь.

И они побежали.

Агнесса не чувствовала ни колючей травы, ни острых камешков под ногами, впивавшихся в подошвы. Она не ощущала холодной воды, от которой сбивалось дыхание. Она слышала лишь, как ее сердце гулко бьется в груди. И тогда она пошла на все то чудесное, что он уготовил ей.

Глава 23

София помогла мне принять душ, и мы снова встречаемся на кухне, где так жарко, словно злая ведьма разожгла изразцовую печь. Несмотря на то что все створки окон распахнуты, а на затянутом тучами небе солнца нет и в помине, кажется, что сквозь решетки внутрь втекает пар. Вчерашняя гроза ненадолго охладила атмосферу, но потом все превратилось в тропический лес.

— Их нигде нет, — сообщает Филипп и протягивает мне кружку кофе, которую я жадно опрокидываю в себя, чтобы хоть как-то унять дрожь в теле.

Филипп рассказывает, что он вместе с Томом облазил весь замок сверху донизу: начиная с комнат Беккера, Николетты и Себастиана и комнат на третьем этаже до самого подвала. Они были даже в запертом северном крыле.

— Я думаю, они исчезли намеренно, — говорит Филипп. — Со вчерашнего вечера до сегодняшнего утра они планировали именно это.

— Принимайте решения, — цитирует София вчерашние слова Беккера. — Это то, что будет продвигать вас по жизни.

— Хорошо, — смеется Том, — я знаю одно хорошее решение, которое продвинет меня. Мы просто ничего не будем делать. Мы не поведемся на их спектакль. — Он демонстративно закидывает голые ноги на исцарапанный деревянный стол и закладывает свисающие, мокрые от пота пряди волос за уши.

София бездумно теребит ожерелье, покусывая его.

Я мотаю головой:

— Вы совершенно не думаете о той сцене? Я имею в виду, когда меня разукрасили стигматами! И Том прав, до вчерашнего дня я вообще не подозревала, что это такое. О какой командной игре здесь может идти речь?

— А кто докажет, что не ты сама их налепила? — спрашивает Том.

Филипп резко возражает ему, и я рада, что нашла союзника. По крайней мере, он мне доверяет.

София встает и подходит к фотографии с хлебом.

— Может, это что-то связанное с домом? Вы же не станете отрицать, что здесь все замешано на религии.

— Мне кажется, замок раньше был чем-то вроде монастырской школы, — медленно произношу я. — Или христианский детский дом.

— Но сейчас это просто отборочный лагерь. — Том пожимает плечами. — И вы доставите Беккеру и его сообщникам удовольствие, если будете участвовать в игре. Давайте выбьем у них почву из-под ног. Повернем оружие против них самих и… пойдем на озеро купаться!

Мы нерешительно переглядываемся.

— Том прав. Снаружи я в любом случае чувствую себя лучше, чем здесь. — София вскакивает и говорит, указывая на мою ногу: — Я прихвачу наши купальники, хорошо?

Том и Филипп присоединяются к ней, и я слышу их топот по лестнице. Остаюсь на месте и берегу ногу.

София права, стигматы указывают на какие-то религиозные знаки. Но в отличие от остальных, я уверена, что за этим кроется нечто большее. Но куда ведут все нити? Сатана организовал несчастный случай с моей мамой или какие-то демоны забрали ее? Я рассматриваю фотографию, на которой кольцо с крестом, и у меня по спине бегут мурашки. Что же это за старуха оказалась в машине мамы? Кто носит такие кольца? Монахини? Но монахиня не может быть матерью девушки, которая покончила с собой в мамином госпитале, тогда тут нет никакой связи.

Том и Филипп скачут вниз по ступенькам и отвлекают меня от мыслей. Я удивляюсь, как беззаботно они себя ведут, когда мы остались одни. Но может, все от того, что они упрямо хотят насолить кураторам? Они крутят полотенцами и купальными шортами над головами, как пропеллерами, и рассказывают какие-то приколы из «Симпсонов». Мальчики подходят, умолкают и тяжело валятся на жесткие деревянные стулья.

— Вам тоже хочется пить? — спрашивает Том, снова вскакивает и шагает к гигантскому холодильнику. — Забавно! — произносит он, голос звучит взволнованно. — Подойдите-ка сюда, вы должны на это посмотреть.

Я встаю, не думая, и пытаюсь пойти к нему, забывая о своей лодыжке. Издаю тихий стон. Филипп помогает мне доковылять до холодильника. И уже на месте понимаю, что лучше б не вставала. Сидеть с плотно закрытыми глазами — вот чего мне сейчас больше всего хочется.

Холодильник оказался почти пустым. Ни напитков, ни продуктов, никаких сотен сосисок и литров молока. Единственное, что там находится, — кукла моей матери, которая бесследно исчезла из квартиры. Кто-то посадил ее на среднюю решетку, и один ее вид нагоняет на меня тревогу. Но и это не все. На шее у куклы что-то виднеется. Я сразу узнаю эту вещь. Мамин медальон! Он из серебра, слегка овальный, на крышке — изогнутые сплетенные стебли цветов.

В душе у меня буря. Я протягиваю руку к кукле, чтобы вытащить ее, но больше не в силах стоять на ногах.

Потому что это значит одно: моя мать жива! Если бы она утонула, медальон очутился бы вместе с ней на дне озера. Все плывет перед глазами.

Остальные совершенно не понимают, что я сейчас чувствую. Они углубились в дискуссию о том, как кукла попала в холодильник, куда пропала вся еда и какие это будет иметь последствия для нас.

— Вчера вечером, когда я помогал Себастиану с лазаньей, холодильник был забит продуктами под завязку, словно на случай голодовки, — объясняет Том.

Филипп качает головой:

— Это мне не нравится, — ворчит он. — Это мне просто не нравится.

Я хватаю куклу и нащупываю рукой стул. Филипп снова помогает мне, но я не обращаю на него внимания, позабыла даже о боли в лодыжке. Я держу куклу в руке и дрожащими пальцами раскрываю медальон.

Слава Богу! Фотография абсолютно невредима, не выглядит так, словно побывала в воде. В правой части я вижу портрет отца в молодости, слева рядом — мое фото, которое сделано в день моего шестнадцатилетия, и завиток моих детских волос.

Хотя теперь я уверена, что мама жива, возникает следующий вопрос: если она жива, зачем меня заманили в лагерь? К чему весь этот спектакль?

Добровольно она никогда и ни при каких обстоятельствах не заставила бы меня поверить, что умерла, это не в ее стиле. Совершенно не важно, что я узнала о маме после автокатастрофы, в одном я уверена: моя мать ни за что и никогда не стала бы меня так мучить! Из этого можно сделать лишь один вывод: ее заставили.

Слезы текут по моим щекам, я начинаю всхлипывать.

Том и Филипп уставились на меня. Они, конечно, не знают, что происходит в моей душе, но мне ясно, что теперь нужно им довериться. Холодильник пуст, это не совпадение — это знак. И все это больше не игра, совершенно точно!