Марина Островская - Черная вдова Страница 30

На платной стоянке перед кафе припарковалась спортивная машина бирюзового цвета. Из нее вышла молодая невысокая женщина со стройной фигурой и слегка подпрыгивающей походкой, по которой человек посвященный без труда мог распознать профессиональную балерину. На ней были синие обтягивающие джинсы и белая рубашка с широким воротом, под которым виднелась изящная золотая цепочка венецианского плетения.

Добржанская спокойно и уверенно вошла в кафе, где безошибочно определила среди посетителей своего предполагаемого собеседника, и направилась к нему.

— Здравствуйте. Вы майор Старостин? — спросила она, усаживаясь напротив.

Он слегка приподнялся на стуле:

— К вашим услугам. Елена?

— Да. — Она небрежно взмахнула рукой, подзывая официантку. — Салат из креветок и апельсиновый сок.

Молоденькая симпатичная официантка в форменной одежде вопросительно посмотрела на Старостина. Он приподнял пустую чашку кофе:

— Повторите, пожалуйста.

Народу в кафе было немного — посетителей отпугивали непомерно высокие для заведений подобного рода цены.

— Времени у меня мало, — сразу же поставила майора в известность Добржанская, — поэтому давайте побыстрее и поконкретнее. В чем причина такого интереса МУРа к скромной персоне театральной гримерши? Перерасход белил, тонального крема или что-нибудь в этом роде?

Усмехнувшись, Старостин парировал:

— Это — по другому ведомству. А относительно скромности ее особы я бы не был столь категоричен. Насколько мне известно, не каждая гримерша может причислить к своим подругам артистов с мировым именем.

Добржанская лишь неопределенно повела плечами.

— Я занимаюсь расследованием одного преступления. Все выглядит довольно неясно, неопределенно…

— И поэтому вы решили, что Наташа Мазурова — преступница.

— Я этого пока не утверждал.

Официантка принесла заказ и удалилась. Осторожно поглядывая на балерину, которая занялась салатом, Старостин сказал:

— Если коротко, то меня интересует внеслужебная деятельность вашей подруги. Ведь Наталья ваша подруга?

— Да.

— А толчком ко всему послужила одна маленькая деталь ее внешности.

Елена подняла глаза.

— Какая деталь?

— Шрам на лице, причем довольно странной формы.

— На такую мысль натолкнуло вас знакомство с идеями господина Ломброзо — детали внешности и тому подобное?..

— Ну, положим, — осторожно отвел иронию Старостин, — Ломброзо интересовали врожденные признаки, а не приобретенные. Полагаю, вы не станете возражать против того, что шрам в форме креста на лице молодой девушки — это явление довольно необычное для нашего общества?

— Ну и что? — спросила Добржанская. — Среди людей, причастных к искусству, вам едва ли удастся найти слишком много нормальных, с точки зрения общества, людей. Вообще-то от вашего любопытства попахивает климовщиной.

— У вас, надо отметить, широкий кругозор, — хмыкнул Старостин.

— Читаю, знаете ли, на досуге.

— Так вы мне что-нибудь скажете о происхождении этого шрама?

— Мне об этом ничего не известно, — односложно заявила Елена.

Старостин, который внутренне не был готов к такому повороту событий, слегка растерялся. Собственно, все его догадки основывались на этой одной малозначительной детали. Больше уцепиться ему было не за что. Скудные, обрывочные сведения о детстве и юности Натальи Мазуровой не добавляли ярких красок к ее портрету. И все же он предпринял еще одну попытку:

— Я полагал, что это — результат каких-то бурных событий в прошлом.

— А какое вам дело до ее прошлого?

И снова Старостин задумался: действительно, что в прошлом этой девушки может интересовать следователя, ведущего дело об убийстве вокзальной проститутки? Разговор явно не клеился.

— Что вы знаете про ее родителей?

— Мало. Отец был морским офицером, мать, кажется, учительницей. Оба погибли в автокатастрофе.

— Это мне известно.

— Тогда зачем спрашиваете?

— Надеялся, вам известно что-то еще.

Добржанская промолчала, отпивая из высокого стакана апельсиновый сок.

— Ну хорошо… Я знаю, что ее воспитывала родная тетя. Наталья рассказывала вам что-нибудь о ней?

— Ничего особенного. К своей тетке, насколько мне известно, Наталья особенно теплых чувств не питает. Пару раз упоминала ее в наших разговорах, но всегда с неприязнью.

«Ну вот. Хоть что-то стоящее… — подумал Старостин. — Придется взять на заметку ее тетушку».

Добржанская допила сок, остававшийся на дне стакана, и выразительно посмотрела на наручные часы. Старостин понял, что их малосодержательный разговор близится к концу. Узнать удалось не много…

— Я понимаю, что вы торопитесь. Но, может быть, ответите еще на один вопрос?

— Опять о прошлом Наташи или ее родственников?

— Как раз наоборот. У нее есть мужчина?

— Такой женщине, как Наташа, противопоказано держаться одного мужчины.

Она слишком свободолюбивый и независимый человек.

— Хорошо, несколько видоизменим постановку вопроса. В данный момент у нее есть что-нибудь вроде романа?

— Я в ее сердечные дела не лезу. В наших отношениях с Натальей меня привлекает как раз то, что мы не обсуждаем с ней интимных вопросов. Если это все, то извините — мне пора.

Провожая ее взглядом, Старостин с сожалением покачал головой. Он до сих пор был уверен, что знает подход к женщинам, умеет задеть нужную струнку, зацепить за живое, разговорить, вызвать на откровенность. Но одно дело — откровенность в кабинете следователя, когда у тебя в руках неопровержимые факты и доказательства и нужно только уметь использовать их. И совсем другое — искать черную кошку в темной комнате. Да и есть ли она там?..

Томский авторитет Лепило, он же Игорь Валерианович Ямпольский, прибыл на встречу в сопровождении плечистого, коротко стриженного блондина с цепким взглядом глубоко посаженных голубых глаз, выдававшим в нем потомка сибирских охотников, способных со ста шагов попасть белке в зрачок. Выглядел охотник, правда, несколько скованно. Было очевидно, что он гораздо уютнее чувствует себя на сибирских просторах, чем на раскаленном асфальте в окружении серых многоэтажных громад. Несмотря на властвующую над городом жару, его пиджак был наглухо застегнут на все пуговицы. Наталья сразу же догадалась: это телохранитель Ямпольского.

Сам томский авторитет оказался мужчиной среднего роста, не слишком, как говорится, внушительного телосложения. Был коротко стрижен, с проседью в висках. Человеку непосвященному Лепило вполне мог показаться бизнесменом средней руки — его левое запястье украшали золотые часы «Ролекс», в правой ладони он держал трубку сотовика.

«Интересно, — подумала Наталья, — хотя бы в постели он с телефоном расстается?»

Держался Ямпольский спокойно, со сдержанным достоинством, но, поймав на себе взгляд его темных глубоких глаз, Наталья кожей почти ощутила излучаемый ими холод.

Кроме телохранителя, с Ямпольским-Лепило на встречу прибыли еще двое: высокий молодой человек с курчавой шапкой черных волос, который был представлен как журналист одной из томских газет, и суетливый, нервный тип в потертом пиджаке черной кожи. Кто это был, Наталья узнала чуть позднее из разговора.

Они заняли места за столиком на корме речного трамвая, который, натужно урча дизельным двигателем, боролся с течением Москвы-реки. Стюард арендованного на два часа парохода принес прохладительные напитки и исчез в каюте.

Разговор не клеился. Баранов представил Наталье только Ямпольского, но тот всем видом выражал явное разочарование от встречи: очевидно, он ожидал увидеть знакомое — благодаря телевидению — лицо.

Спустя несколько минут, заполненных бессмысленным трепом Баранова, Ямпольский встал из-за стола и, извинившись, отвел депутата в сторону.

— Ты кого мне притащил? — прошипел он, оглядываясь на Наталью. — Это же шалашовка какая-то.

— Извините, Игорь Валерианович, — Баранов развел руками, — а кого вы ожидали увидеть? Киселева с Доренко?

— А хоть бы и Киселева. Какого хрена я должен башлять этой ссыкухе? Ты че, подставить меня решил, козлина?

Баранов нервно передернул плечами:

— Я не собираюсь вас подставлять, Игорь Валерианович, и с деньгами повремените. Она все сделает бесплатно и в лучшем виде — у нее есть выход на западные агентства.

— На хрена мне западные? Я хочу, чтобы о нас в России узнали, телевизионщиков надо было заряжать.

— Так сразу не делается, — поморщился Баранов, — надо постепенно раскручивать, иначе все поймут, что это лажа, заказуха.

— Лажа? Заказуха? — рдвинул брови Ямпольский. — Мы целый сибирский регион от «дури» отчистили. Я что, просил организовать рекламу бабских прокладок? Мы дело делаем, а ты тут, паскуда, от корней оторвался… Козырным себя почувствовал?