Кен Бруен - Стражи Страница 30

— Тут не поспоришь — ты тому живое доказательство.

Он покачал головой:

— Вечно ты гадость скажешь, Джек.

Водитель был скроен на манер сортира из поговорки. На шее выпирали мускулы.

Кленси сказал:

— Наверное, мне надо перед тобой извиниться.

— Наверное?

— Насчет самоубийств. Похоже, ты был на верном пути.

— А, здорово: «на верном пути»… Например, насчет местопребывания мистера Плантера?

Кленси вздохнул:

— Его уже давно нет. За деньги можно все купить.

Я не хотел заходить слишком далеко в этом вопросе, поэтому сменил тему:

— Я уезжаю из Голуэя.

— В самом деле? Надеюсь, твой приятель Саттон едет с тобой?

— Нет. Его муза здесь.

Кленси помолчал, потом сказал:

— А ты знаешь, что он однажды пытался поступить в полицию?

— Саттон?

— Ну да. Ему отказали — все-таки у нас свои стандарты.

— Ты уверен? Нас же они взяли.

Он слегка улыбнулся:

— Ты мог бы далеко пойти.

— Да ну?! Может, даже стать таким, как ты?

Он протянул руку. Меня заворожили его ботинки. Черные, тяжелые, надраенные так, что в них можно смотреться, как в зеркало. Я пожал ему руку.

Он спросил:

— Ты уезжаешь из-за Коффи?

— Что… кого?

— Ты его помнишь, ростовщик из Корка.

Я отпустил его руку, оторвал взор от его ботинок и сказал:

— Ах да, большой толстый козел. Но в хоккей играть умеет.

— Он под моим началом работает, так послушать его, Энн Хендерсон трахает его, как последняя шлюха.

Слова повисли в воздухе. Я видел, как водитель неловко шевельнулся на сиденье. Мой лоб покрылся потом. Я физически чувствовал, как Кленси ухмыляется мне в спину. Мир качнулся, и я испугался, что упаду. Наверное, на солнце перегрелся. Еще секунда, и я наклонился к машине и со всей силой плюнул на его сверкающие форменные ботинки.

Я зашел в супермаркет на площади. Нужно было выпить чего-нибудь очень холодного. Взял большой стакан кока-колы, насыпал доверху льда и сел у окна. Глаза жгло, и я сжимал мячик в левой руке до тех пор, пока пальцы не заболели. Отпил большой глоток колы, почувствовал, как лед стукнул о зубы. Казалось, глаза мне закрывает красное облако. Выпил еще колы, чтобы подбросить сахару в кровь.

Помогло.

Я стал видеть четче и прекратил непрерывно сжимать мячик. К столику подошел мужчина.

— Джек!

Я поднял глаза. Знакомое лицо, но имени не мог вспомнить.

Он сказал:

— Я Брендон Флод.

— А… божий человек.

— Можно сесть?

— По мне — лучше не надо, приятель. Мне сейчас легавые не по нутру.

— Так я там не служу больше.

— Все равно.

— Мне нужно вам кое-что сказать.

— Снова о Боге?

— Все в мире о Боге.

Он сел, а я отвернулся к окну. Несмотря на солнце, на горизонте собрались черные тучи. Флод сказал:

— Гроза надвигается.

— Это из Библии или просто информация?

— Я в новостях слышал.

Я не прореагировал, решил, он что-нибудь еще в этом роде скажет и уйдет. Сколько на это уйдет времени?

Он сказал:

— Примите мои соболезнования по поводу смерти вашего друга Шона Грогана.

— Спасибо.

— У меня есть кое-какая информация.

— Какая?

— По поводу машины.

— Говори.

— Желтая машина.

— Ну и что?

— Свидетель говорит, машина намеренно сбила Шона.

— Намеренно?

— Полиция опрашивала свидетелей, но одного они упустили. Мальчика одиннадцати лет, он собирает номерные знаки. Он не разглядел цифры, но наклейку заметил. — Он помолчал. — На ней стояло КЛФН.

— Клифден!

Он встал, кивнул в сторону приближающейся грозы и сказал:

— Господь выражает свое сильное неудовольствие.

Мне надо было походить по магазинам.

В кондитерской купил гигантскую коробку конфет. На крышке — забавный пес. Затем пошел в магазин, где продавали спиртное без лицензии, огляделся, но все же отыскал бутылку датского джина. Вернулся в гостиницу и оставил коробку конфет на конторке.

Миссис Бейли спросила:

— Для Джанет?

— Да.

— Она упадет в обморок от счастья.

— Как насчет выпить на посошок сегодня?

— Замечательно. Около одиннадцати?

— Заметано.

Примерно в семь вечера небеса разверзлись и дождь обрушился на город. Сильный и беспощадный. Я лежал на кровати и слушал. Старался ни о чем не думать.

В одиннадцать спустился в бар, где меня ждала миссис Бейли. Я пришел в костюме. Она тоже вырядилась. Сказала:

— Мы как два голубка.

Уверен, это был хороший вечер. Только я ничего не помню. Мой мозг превратился в кусок льда, так что миссис Бейли говорила за двоих.

— Вы не пьете крепкие напитки?

— Временно.

Она не стала расспрашивать. Я поглядывал на часы над баром. Когда стрелки показывали два часа ночи, миссис Бейли сказала:

— Пора и расходиться.

Ее прощальные слова были:

— Если вам понадобится друг…

Ее объятие меня растрогало, но не слишком.

Я вернулся в свою комнату и выглянул в окно. Пожалуй, дождь стал еще сильнее. Я взял сумку и сунул туда джин. Надел свою шинель, которую я так и не вернул. Затем позвонил Саттону и услышал:

— Алло.

— Саттон, это Джек. Ты сказал, что почти не спишь.

— Точно.

— Мне надо тебя увидеть.

— Ладно, давай завтра.

— Сейчас! Я купил бутылку джина.

— А, вот это разговор. Где встречаемся?

— На пирсе Ниммо.

— Ты что, там же настоящая буря.

— Это очень красиво. Черт, ты же художник, неужели тебя нужно уговаривать?

— Ладно, буду.

На улицах ни души. Когда я добрался до Кладды, ветер дул так сильно, что норовил перебросить меня через парапет. Я видел, как лебеди жались поближе к лодкам.

Добравшись до пирса, я прижался к стене, глядя на темный залив. Он отличался суровой красотой. У футбольного поля мелькнули фары машины, стали приближаться к пирсу. Подъехав поближе, осветили меня. Я махнул рукой. Двигатель замолк, и Саттон открыл дверцу. На нем были лишь футболка и джинсы. Он крикнул:

— Мне нравится!

Борясь с ветром, подошел ко мне и сказал:

— Ты, псих ненормальный, это была классная мысль. Где выпивка?

Я открыл молнию на сумке и вытащил бутылку джина.

Он обрадовался:

— «Дженевер»… Здорово.

Он отпил большой глоток, и я сказал:

— Помнишь, как мы ходили с тобой на танцы?

Он опустил бутылку:

— Ну…

— За нами ехала машина, и я спросил тебя, на чьей они стороне.

— Смутно припоминаю…

— Ты тогда сказал, что они на плохой стороне, а я спросил, что это за сторона.

Он кивнул, и я продолжил:

— Ты тогда сказал, что это такая сторона, когда тебя преследуют в четыре утра.

Он хохотнул, дыхнув джином. Я сказал:

— Сейчас около четырех, и ты — плохая сторона.

— Что?

— Ты убил Шона. Наклейка на номерном знаке, ее заметили.

Он поставил бутылку, подумал:

— Я сделал это для нас.

— Для нас?

Он заговорил быстрее:

— Однажды поздно, у Шона, я разозлился, пытался заставить его прибавить мне зарплату. Сказал ему, что мы убили Форда.

— И ты решил, что Шон на нас донесет?

— Не сразу… Но он меня ненавидел. Этот урод снял мои картины. Рано или поздно, но он позвонил бы.

Я сказал:

— Саттон! — И врезал ему коленом по яйцам. Схватил его за футболку и потащил к краю.

Он завизжал:

— Джек… Господи… Я же не умею плавать!

Я немного подождал, борясь с ветром, потом сказал:

— Я это знаю. — И спихнул его.

Взял каменную бутылку и понюхал. Меня пробрало аж до кончиков пальцев на ногах. Я откинул руку и зашвырнул бутылку подальше. Если и раздался всплеск, я его не слышал.

Я поплотнее застегнул пальто и вспомнил, как в пабе «Ньюри» Саттон вырвал у меня «Гончую небес» и сказал: «Фрэнсис Томпсон умер с криком: „Вот так умирают алкаши!"»