Анатолий Ромов - Совсем другая тень Страница 30

— Что, я вообще не должен говорить, что знаю тебя?

— Зачем? То, что мы знакомы, все равно ведь не скроешь. Спросят в лоб скажи, что знакомы. Еще по школе. Изредка встречаемся. И все. Тебя ведь вызвали на два?

— На два.

— Тогда я еду на работу. С тобой же давай встретимся часов в шесть, у «Форума». Расскажешь, что и как. Лады?

— Лады.

Сашка подставил ладонь, я ударил по ней кончиками пальцев, подставил свою для ответного удара и вышел из машины.

Бумажный квадратик

Прокуратура РСФСР оказалась старым кирпичным зданием, стоявшим в глубине такого же старого московского двора. Въезд во двор был с Петровки.

Получив пропуск, поднялся на второй этаж, постучал в кабинет с номером 202. Услышав: «Да, войдите!», вошел. В конце узкого и длинного кабинета сидел человек с округлым, вполне добродушным лицом. Он что-то писал. Увидев меня, на секунду застыл. Потом кивнул:

— Слушаю? Вы ко мне?

— Не знаю. Меня вызывали к Рахманову. Вот повестка.

Человек отложил ручку:

— Простите, ваша фамилия?

— Лотарев.

— Я как раз вас жду. — Показал на стул. — Садитесь. Рахманов это я.

Я сел на стул. Рахманов несколько секунд рассматривал меня. Сказал:

— Для простоты меня зовут Андрей Викторович. А ваше имя-отчество?

— Сергей Леонидович.

— Очень приятно. Сергей Леонидович, я работаю следователем по особо важным делам. По одному из дел, которое я сейчас веду, возникла необходимость допросить вас в качестве свидетеля. Поэтому я вас и вызвал. Простите, вы где работаете?

— Я художник. Член московского групкома художников. Работаю по договорам. Иногда у меня покупают картины.

— Женаты?

— Нет. Холост.

— Живете один?

— Один.

— Родственники у вас есть?

— Отец. Если его можно считать родственником.

— Почему, если можно считать? Вы что, в ссоре?

— У него уже давно другая семья. Мы с ним практически не видимся. Лет двадцать.

— Понятно. Других родственников нет?

— Нет. Мама умерла восемь лет назад. Братьев и сестер нет.

— Так… Собственно, я спросил это лишь для проформы. Меня интересует другое. — Покрутив в пальцах ручку, Рахманов улыбнулся: — Простите, вы часто ходите в театр?

Интересно, при чем тут театр? Впрочем, может, у этого следователя такая манера. Сначала вести светскую беседу… Что ж, светская беседа, так светская беседа. И я ответил:

— Иногда хожу.

— В этом сезоне уже где-то были?

— В этом нет. В том случалось.

Рахманов снова занялся ручкой. Спросил:

— А где вы были в конце прошлого сезона? В каких театрах?

Особенно напрягать память не пришлось. Весной я был всего в трех театрах, на спектаклях, которые отлично помнил:

— Во МХАТе. В театре миниатюр. И в Ленкоме.

— И что вы там смотрели?

— Во МХАТе «Дядю Ваню». В театре миниатюр «Школу клоунов». В Ленкоме «Гамлета».

— И когда, например, вы были в Ленкоме? Постарайтесь вспомнить точно.

— Обязательно точно?

— Да. Постарайтесь вспомнить точный день, когда вы были в театре Ленинского комсомола. Для нас это важно.

Тот день я помнил отлично, хотя не особый любитель ходить в театры. Но мы только что познакомились с Аленой. Алена изъявила желание сходить в театр, причем на хороший спектакль. Желание, вполне понятное для девушки, с которой ты знаком дней пять. Поскольку мой бывший однокурсник Женька Ширяев работает в Ленкоме, я, конечно, тут же позвонил ему. Женька расстарался и достал контрамарку на «Гамлета». Вот только когда это было точно?.. Примерно в середине мая.

— Точно не помню. В середине мая.

— По расписанию «Гамлет» в Ленкоме шел восемнадцатого.

— Значит, восемнадцатого.

— Трудно было достать билеты?

— Нет. В Ленкоме у меня работает приятель. Ширяев. Евгений Ширяев. Мы вместе учились в институте.

Кажется, с этим спектаклем следователь связывает какое-то событие. Какое? Имеет ли это событие отношение к моей поездке?

— И Ширяев достал вам билеты?

— Контрамарку. На два лица.

— То есть, вы пошли с кем-то вдвоем?

— Да, вдвоем. С девушкой, своей приятельницей.

— Как ее зовут?

Скрывать, что я пошел в Ленком с Аленой вроде не имело смысла. Тем более, пока не ясно, почему следователь интересуется Ленкомом. Помедлив, ответил:

— Ее зовут Алена.

— Фамилия?

— Меднова.

— Москвичка?

— Москвичка.

— Сколько ей лет?

— Девятнадцать. Скажите: все это так важно?

— Сергей Леонидович, потерпите. Нам нужно уточнить все, что связано с этим спектаклем.

— Зачем?

— Со временем я это объясню. Ваша приятельница, Алена Меднова, учится? Или работает?

— Учится на третьем курсе иняза, имени Тореза.

— А много у вас приятельниц? Вроде Медновой?

Это было уже слишком. Я посмотрел на Рахманова:

— Андрей Викторович… Вам что, нужно выяснить мои отношения со всеми девушками?

— Сергей Леонидович… Понимаю, вопрос тонкий. Но я уже объяснил: меня интересует этот спектакль и все, что у вас с ним связано. В том числе и ваши отношения с девушкой, с которой вы пошли на спектакль.

— Отношения у нас очень хорошие. Этого достаточно?

— Вполне. Вы могли бы назвать домашний телефон Медновой? На всякий случай?

Сначала я хотел сказать, что телефона у Алены нет, но потом подумал: все равно ведь узнают, если захотят. Назвал номер. Записав его, Рахманов спросил:

— Скажите, где вы были в июле?

Вот оно… Сашка был прав. Если следователь по особо важным делам спрашивает, где я был в июле, значит, он имеет в виду мою поездку. Ту, июльскую, вместе с Юрой и Женей. Непонятно только, при чем тут театр Ленкома. Я ответил небрежно, но стараясь при этом не переигрывать:

— В июле я был в Москве. Иногда выезжал за город. В конце месяца уехал в Дагомыс. Вроде все.

— За город в какие места вы выезжали?

— На Сенежское озеро. Под Солнечногорск.

— У вас там дача?

— Нет. Просто я люблю Сенеж.

— Выезжали на машине?

— Когда как. Когда на машине, когда на электричке.

— Но вообще у вас есть машина?

— Есть.

— Какой марки?

— «Жигули». Шестерка.

— Простите за чрезмерное любопытство. Но ваша машина меня интересует. Какого она цвета?

— Светло-серого.

— Номер?

— «О 79–82 МО».

— У вашей машины есть какие-нибудь особые приметы? Скажем, нестандартная отделка. Заделанные вмятины.

— Вроде нет. Из нестандартной отделки только магнитофон. Со скрытыми колонками.

— Некоторые украшают машины вымпелами, игрушками. Может быть, у вас есть что-то похожее? Вспомните.

— Ничего такого в моей машине нет. Я не люблю излишеств.

— В июле, когда вы выезжали на Сенеж, вы все время находились именно там? Может быть, оттуда вы выезжали еще куда-нибудь?

У вопроса был скрытый смысл, который я отлично понял.

— Нет, не выезжал. Зачем? На Сенеж я всегда беру этюдник и пишу.

— Ну а все же. Вы случайно не выезжали в июле в Смоленскую область?

Я изобразил спокойное недоумение:

— В Смоленскую область?

— Да. Пусть даже ненадолго? — Рахманов застыл, глядя на меня.

— Да нет… Я же сказал, в июле я был только на Сенеже. И в Дагомысе.

— И все-таки, где вы были, скажем, девятого июля?

— Девятого июля? Именно в этот день?

— Да. Именно в этот день. Постарайтесь вспомнить. Девятого июля была пятница.

Я поглядел на потолок. Перевел взгляд на Рахманова:

— Вообще-то в эти дни я был на Сенеже, на этюдах.

— Вы не ошибаетесь?

— Нет. Я вспомнил: девятого я точно был на Сенеже. Совершенно точно.

— Ну а днем раньше? Восьмого?

Он меня ловит. Что ж, пусть ловит. Если он захочет, я распишу ему день восьмого июля по минутам. Ведь помнить этот день у меня есть все основания, восьмого я передал Вере картину, которую она затем купила.

— Восьмого июля я был в Москве. Точно.

— Почему вы в этом так уверены?

— В этот день у меня купили картину. Причем за довольно приличный гонорар.

Несколько секунд следователь разглядывал стол. Поднял глаза:

— И сколько же составил этот гонорар?

— Пятнадцать тысяч.

— Солидно. Судя по сумме, вы очень хороший художник. Я не ошибаюсь?

— Не знаю. Я просто художник.

— Что ж, достойный ответ. И кто же был вашим покупателем?

— Есть такая Вера Николаевна Новлянская.

— Эта Новлянская — любитель живописи? Коллекционер?

— Можно сказать и так. Картин у нее много. Всяких.

— И где же состоялась эта продажа? Восьмого июля?

— В Совинцентре. В ресторане «Континенталь».

— Что, в другом месте нельзя было продать картину?

— Можно, конечно. Но Новлянская устраивала что-то вроде приема и попросила подвезти картину туда. Правда, в тот день я только передал картину Новлянской. Деньги получил позже.