Мэри Стюарт - Лунные прядильщицы Страница 30

«Ну, София мыши не видела, поэтому ей это бы не пришло в голову. Не беспокойся. Она вполне довольна результатами уборки, и мы с тобой все еще вне всяких подозрений».

Муравьи бессмысленно ползали между цветов лаван­ды.

«Фрэнсис, мне придется все рассказать Марку»

«Да, знаю».

«Ты согласна, что следует это сделать?»

«Дорогая, боюсь, что придется».

«Тогда… я права? Ты думаешь, именно это и случи­лось?»

«Что Колин мертв? Боюсь, очень похоже. В любом случае, Марк должен все узнать. На этой стадии он уже не может справиться сам. Сейчас собираешься?»

«Чем скорее покончу с этим, тем лучше. А ты?»

«Лучше тебе сделать это самостоятельно, и в любом случае мне следует остаться здесь и прикрыть тебя в случае, если поздно вернешься. Буду здесь болтаться, снимать фильм и так далее? и вернусь к чаю, как и планировалось. Скажу, что ты ушла дальше, чем я хотела, но будешь придерживаться тропинок и вер­нешься засветло. – Она тревожно улыбнулась. – Будь осторожна и постарайся вернуться вовремя. Совсем не уверена, что смогу быть убедительной, если ты решишь провести там еще одну ночь!»

«Не нужно об этом беспокоиться. Я буду там даже менее желанна, чем в прошлую ночь. – Я не хотела говорить так горько, быстро поднялась и прозаически добавила: – Ну, чем быстрее, тем лучше. Как насчет того, чтобы разделить припасы?»

Мой план, если только это можно назвать планом, был сравнительно прост. После набега в деревню вчера ночью Марк и Лэмбис, скорее всего, вернулись в пастушью хижину на остальную часть ночи, чем предпри­няли долгую прогулку к своему каяку. Но, судя по крови в сарае Софии, Марк, возможно, и не смог преодолеть трудный подъем к избушке. Тогда они спрятались до утра ближе к деревне, и вполне возможно, что Марку, если сильно кровоточит рана, придется прятаться там сегодня. Как бы там ни было, мне казалось, что нужно найти прямую тропинку к разрушенной церкви, на которой было совершено первое убийство, и следовать по ней вдоль склона. Это разумный маршрут для тури­ста, он приведет туда, где Марку и Лэмбису наверняка придется идти. Кроме того, там меня будет видно изда­лека откуда угодно. Я вспомнила, как ясно критянин вчера выделялся на фоне кипарисов рядом с тропинкой. Если остановиться там, а Марк и Лэмбис где-то наверху, они наверняка увидят меня, и я смогу показать, что у меня есть новости. Я обещала, что вмешаюсь снова, только если у меня будет важная новость. Поэтому они дадут знак, чтобы я поняла, где они. И после этого я проберусь к ним как можно осторожнее. Если сверху не будет сигнала, тогда придется решить, подыматься ли вверх и искать их на выступе и в хижине, или проби­раться по тропинке и пытаться найти каяк. Все это неопределенно, но безо всякой информации, это самое лучшее, что можно сделать.

Что касается убийцы, которого я теперь решительно отождествляла с Джозефом, я основательно о нем поду­мала, и решила, что мало рискую. Если я его встречу на тропинке, у меня много оправданий, включая и личный совет Стратоса посетить византийскую церковь. Только обменявшись сигналами с Марком, придется быть осто­рожной, но тогда Марк и Лэмбис защитят меня. Стран­но, но эта мысль не раздражала меня, как вчера. Я не могла думать ни о чем, кроме момента, когда освобожусь от ужасного груза новостей и ответственности за буду­щие поступки.

От храма, где я оставила Фрэнсис, маленькая тропин­ка ведет сквозь лимонные деревья до открытого места. Похоже, тропинкой часто пользовались деревенские стада, поэтому мне пришла в голову мысль, что она соединится со старой горной дорогой к церкви и древней гавани.

Оказалось, что это именно так. Очень скоро узкая дорожка привела меня на верх голой растрескавшейся скалы, где кто-то пытался выстроить стену, и соедини­лась с более широкой, но ничуть не более гладкой тропой вдоль склона.

Жарко. Почти нет деревьев, только хилые тополя с белыми, как кости, ветками. В трещинах растет чертопо­лох, и везде над сухой пылью танцуют маленькие желтые цветочки на тоненьких, как нитка, стебельках, ветер мота­ет их в двух дюймах над землей. Это очаровательные маленькие цветочки, миллион золотых пылинок в пучке лучей, но я тащилась по ним, почти не видя их. Радость ушла: в моем мире осталась только каменистая тропа и работа, которую она заставила меня проделывать. Я брела по жаре, уже уставшая. Нет никого, кто плелся бы тяже­лее, чем тот, кто неохотно несет плохую весть.

Тропа не все время поднималась. Иногда она вдруг взметалась вверх так, что приходилось карабкаться по чему-то вроде высохшего русла. Оттуда я попадала на голую горячую скалу, которая пролегала с однообразной относительной легкостью вдоль склона горы. В другое время она вела с приводящим в ярость отсутствием логики круто вниз сквозь клубы пыли по камням и чертополоху, а дикие смоковницы ласкал южный ветер. Иногда тропа пересекала ущелья или взгорки, заросшие колючками. Она всегда была открыта для обзора с вы­соких холмов, скрывающих пастушью избушку. Но ви­дела ли я выступ, на котором находился Марк, мог ли он видеть меня, если все еще был там, я не знала. Я наблюдала за окрестностями и упорно пробиралась впе­ред. Меня наверняка можно будет увидеть, когда я достигну кипарисовой рощи.

С любопытным противоречивым чувством облегчения и страха я наконец увидела на фоне длинного открытого выступа горы темные кипарисы. На полпути к ним, как шрам, окаймленный верхушками зеленых деревьев, уз­кое ущелье проходит параллельно высокому обрыву, по которому я рискнула пройти в первый день. Рядом с ним, в пустом дупле оливкового дерева, Лэмбис прятал вчера провизию.

На краю ущелья, где тропинка круто поворачивает вниз к воде, я остановилась. В этом месте ручей расши­рялся в мелкое озеро, где кто-то положил камни для перехода. Ниже русло ручья расширяется, вода льется от озерца к озерцу среди зарослей кустарника, но ввер­ху, там, куда нужно идти, извивается глубокое ущелье. В нем много деревьев, верхушки которых видны издале­ка. Это самые густые заросли, куда я попала со времени расставания с Фрэнсис в лимонной роще. Хотя рассудок подсказывал, что незачем прятаться, я обрадовалась и заспешила вниз к озерцу, в тень, с мыслью, что если отдыхать, то именно здесь.

У озерца тропинка расширяется с обеих сторон. Грязь утоптали стада, которые из года в год, возможно, еще со времен Миноса, спускались сюда попить по пути к горным пастбищам. Недавно тоже прошло стадо. Некру­той противоположный берег все еще в следах грязи, где прошли овцы, разбрызгивая воду над утоптанной гли­ной. Грязные отпечатки сандалий пастуха. Он подскользнулся в глине так, что носки и каблуки смазались, но оттиск веревочной подошвы отчетлив, как фотография.

Подошва из веревки. Я балансировала на последнем камне в поисках сухого места, на которое можно насту­пить, когда важность этого поразила меня, и… я засты­ла на одной ноге, как плохое подражание Эросу на Пикадилли, и ступила прямо в воду. Но я была слишком поражена, чтобы обращать внимание на такую ерунду. Просто выбралась из ручья, тщательно стараясь не ос­тавлять отпечатков в грязи, стояла, встряхивая промок­шие ноги, и размышляла.

Вполне возможно, что, как я и думала раньше, это отпечаток ног пастуха. Тогда у него такой же размер ноги, как у Марка. Это маловероятно. Большинство сельских жителей Греции носят полотняные тапочки с резиновой подошвой или дешевые парусиновые туфли со шнурками, тоже на резиновой подошве. И многие мужчины (и некоторые женщины) носят ботинки, так как летом в высохших полях полно змей. Обувь с вере­вочными подошвами – редкость. Я пыталась купить именно такую для этого отпуска и в Афинах, и в Гераклионе, но безрезультатно. Итак, хотя мог это быть и пастух, скорее всего, здесь побывал Марк.

Эта мысль заставила меня остановиться и пересмот­реть планы.

Следы явно оставлены утром. Значит, что бы ни случилось ночью, у Марка достаточно сил, чтобы де­ржаться на ногах и уйти из деревни к каяку. Я кусала губы, размышляя. Неужели он… неужели он уже обна­ружил то, что я собираюсь сказать? Нашел ли он каким-то образом дорогу на мельницу, прежде чем София удалила следы ее обитателя? Я заставила себя одумать­ся. Невозможно выбраться из этой истории таким обра­зом. Все равно нужно найти его… Но вдруг оказалось, что можно все упростить, ибо были и другие следы… Еще один, намного слабее, чем первый, ясно вырисовы­вался. Затем еще, пыльный и неясный. И еще… Затем я потеряла их на сухой, каменистой земле берега.

Я застыла в растерянности, смотря пристально вокруг на горячую землю и горячий камень, где мириады оттисков маленьких раздвоенных копыт терялись в потревоженной пыли. Жара, которой в ущелье не мешает ветер, спускалась со свирепого неба, как из пылающей печи. Жарко и хочется пить. Я вернулась в тень, села у сумки и нагнулась к воде…

Четвертый след оказался просто красавцем. Отпеча­тался во влажной грязи под кустом, как раз у меня перед глазами. Но не на тропинке. Марк ушел вверх по ущелью сквозь заросли деревьев у воды. Он не проби­рался к каяку. Направился под прикрытием к избушке пастуха.