Александр Зеленский - Грядет царь террора Страница 30

В Монголию Краснов прибыл по просьбе ее правительства, для того чтобы помочь местным эпидемиологам разобраться с непонятными случаями эпизоотий чумы в непосредственной близости от границ с Советским Союзом.

Вадим Николаевич довольно быстро установил, что монгольские коллеги в общих чертах правильно организовали борьбу с чумой в природных очагах. Она проводилась в направлении уничтожения сразу и носителя, и переносчика инфекции. А это были разные существа — грызуны и насекомые.

Собственно говоря, в этой работе не было ничего сверхъестественного. Полевая дезинсекция и дератизация — уничтожение насекомых и грызунов — занимает одно из ведущих мест в практике противоэпидемических противочумных мероприятий во многих странах. С этой целью в населенных пунктах постоянно проводят плановую дератизацию и дезинсекцию, чтобы не допустить заноса инфекции и максимально ограничить условия для распространения чумы.

Однако при всем при том настораживал тот факт, что какие бы самые действенные меры ни предпринимались, чума снова и снова на протяжении нескольких лет волнами накатывалась на одни и те же районы Монголии. Их было пять. И все они, как уже было сказано, находились рядом с границей СССР.

И еще одна странность вызывала пристальный интерес Краснова: от чумной заразы погибали люди, получившие необходимую прививку и весь комплекс специализированного лечения. Вот это было особенно подозрительным.

Немало сил потратили Краснов и его монгольские коллеги, пока разобрались во всех тонкостях и хитростях «чумной игры», в которую, казалось, играла с ними опасная болезнь. А ответы на все их вопросы оказались самыми прозаическими. Еще в 1945 году японцы, поддерживавшие гитлеровскую Германию, готовились к проведению широкомасштабной бактериологической войны против СССР. Они-то и заложили на его границах специальные контейнеры с модифицированными чумными штаммами, но так ими и не воспользовались. Как известно, разгром милитаристской Японии был настолько стремительным, что японские генералы просто растеряли свои секретные планы и документы.

Со временем контейнеры с чумными штаммами стали разрушаться сами собой, и инфекция вырвалась на свободу.

В искусство запоминать, или мнемонику, Краснова, как уже говорилось, посвятили в разведшколе. Там он узнал, что для лучшего запоминания необходимой информации нужно сначала полностью расслабиться, подумать о чем-то приятном, а потом сосредоточиться на запоминании. Точно так же он делал, когда ему необходимо было что-то вспомнить или обдумать.

Вот и сейчас все его воспоминания о прошлом были только своеобразной прелюдией к обдумыванию главного: «Кто мог быть центровым во всей этой катавасии с созданием новоявленных чумных штаммов с необычными возможностями?» Этот вопрос Краснов задавать себе не торопился до тех пор, пока не собрал достаточно информации.

«Итак, — думал Вадим Николаевич, неторопливо шествуя по берегу царицынского пруда и время от времени швыряя в воду камешки, — пора перейти к решению этого основополагающего вопроса. Что мы имеем на сегодняшний день? Мы имеем целый ряд случаев заболеваний чумаподобной инфекцией со смертельными исходами. Дальше. Есть подозрения, кстати небеспочвенные, о том, что эти самые чумаподобные вирусы культивируются на предприятии, которым руководит Салов. Что мы знаем о Салове? Человек с непомерными амбициями. Пожелал заниматься пчеловодством и сделать на меде первичный капитал — сделал. Захотел стать президентом крупного объединения фармакологических предприятий — стал. Задумал стать президентом России — не стал. Могла у него после этой неудачи возникнуть превеликая злоба на всех и вся? Вполне возможно. А у него в руках мощнейшее биологическое оружие — штаммы особо вирулентных чумных палочек. А что, если этими самыми палочками — да по мозгам вновь избранному президенту и всей его команде? Чтобы попугать, выбить из них побольше для себя льгот и возможностей. Могло такое быть? Могло. Недаром же милицейский следователь капитан Трофимов дал понять в конфиденциальном разговоре, что ему запретили заниматься разработкой версии о виновности в заражении сотрудников фирмы “Дельта” руководства объединения “Терек”. Значит, “хвост” вполне может расти оттуда, из “Терека”. А раз так, то главной фигурой для возможного обвинительного заключения становится фигура Салова.

Попробуем систематизировать все “за” и “против”, которые имеем в отношении Салова…» — подумал о себе во множественном числе Краснов, но сделать того, что задумал, не успел. Его отвлек зуммер сотового телефона, лежавшего в кармане.

— Слушаю вас! — ответил Вадим Николаевич на звонок. — Кто, говорите, звонил? Салов?.. Очень интересно… На ловца и зверь! Я говорю, на ловца и зверь бежит! Да. И что же он сказал? Да, прокрутите мне пленку с записью его сообщения. Прямо сейчас. Жду…

Через минуту Краснов услышал быстрый тенорок Салова, который с придыханием говорил: «…Это все Брыксин Анатолий Львович. Его рук дело! Он подал мне мысль заняться разработкой особо опасных вирусных штаммов, чтобы потом продать их за границу. Он же потом шантажировал меня… Все он! И только он! Я готов дать все необходимые объяснения вашим сотрудникам при встрече. Просто по телефону всего не расскажешь… Но это все он, Брыксин! Вы знаете, он до сих пор связан с криминальным миром. Я в этом убежден…»

— Это все? — уточнил Краснов, внимательно прослушав пленку с записью обращения Салова в органы ФСБ. — Спасибо. Тогда отбой!

«Вот и появился в моей схеме новый подозреваемый под номером два, — подумалось Вадиму Николаевичу. — Что ж, время теперь терять нельзя. Нужно срочно отыскать этого “куратора” службы безопасности и по возможности обезвредить. Пока у него в руках такой козырь, как чемоданчик с вирусной культурой, способной вызвать массовое заражение людей, успокаиваться нельзя…»

Глава 19. Шестнадцатый этаж и выше

Брыксин позвонил Салову на следующее утро.

— Встретимся в двенадцать дня в ресторане «Огни Москвы». Знаешь, где это? — спросил он.

— В гостинице «Москва» на шестнадцатом этаже… — ответил Василий Степанович. — А почему именно там?

— Так мне удобней, — сказал Брыксин. — И смотри, Вася, если только замечу хоть одного узкоглазого из команды твоего друга мулата, пеняй на себя…

— Не бойся, встретимся только ты и я. Постой, а как же быть с Крупиным?

— Его я оставлю пока в заложниках. Если наша встреча пройдет как по маслу, то и Крупина тебе верну. Договорились?

— Договорились… — как-то не очень уверенно ответил Салов.

— Ох, Вася! Не нравится мне твое настроение. Ну да ладно, тебе от меня все равно никуда не деться! — сказав это, Брыксин дал отбой.

Во время этого телефонного разговора и после него Салов пребывал в нерешительности. Он понимал, что окончательно запутался. В прежние времена он никогда не играл в чужих «пьесах», предпочитая действовать так, как ему подсказывало собственное воображение и знание жизни. Поэтому ему и удалось достичь в жизни тех высот, каких он достиг, по крайней мере там ему хотелось думать. При этом он, конечно, забывал, что его взлету из простых пасечников в президенты одной из могущественнейших фармацевтических компаний поспособствовали разные люди и обстоятельства. Он не упустил птицу счастья, сумел ухватить удачу за хвост. Да, это так. Но при этом не следовало бы ему забывать тех милых дам, у которых были очень влиятельные мужья из партноменклатуры. Мужья души не чаяли в своих женах, а те в свою очередь готовы были из них веревки вить, чтобы только угодить своему молодому любовнику. Салов всегда нравился женщинам, которым было «слегка за сорок». Но весь этот «тяжкий путь выбивания в люди» Василий Степанович прошел, не затратив особых усилий. Потому и не удалось ему стать таким руководителем, который мог бы достаточно долго удерживаться на своем месте и при этом сумел бы не наплодить кучу прихлебателей, окруживших его со всех сторон. Впрочем, со временем он научился их ставить на место. И все же находились люди типа того же Брыксина, которые «доили» Василия Степановича без зазрения совести.

Вот и сейчас, сидя в своем кабинете, Салов мучился в нерешительности. С одной стороны, ему хотелось освободиться от влияния на него неверного друга Анатолия Брыксина, но с другой — сдавать его с потрохами эфэсбэшникам тоже не хотелось. Все же столько лет они знали друг друга, вместе бегали на рыбалку за пескарями…

Стоило Василию Степановичу вспомнить все это, как тут же у него за плечами возникла тень жуткого Нгомо, его тонкая всепонимающая ухмылка, глаза, которые как рентген просвечивали насквозь. И только теперь Салов по-настоящему осознал, что никакой не Брыксин управляет им, а этот самый Нгомо, который по сути дела тихой сапой, незаметно прибирает к рукам не только самого Салова, а и все его хозяйство. Этого Василий Степанович вынести не мог.