Эллери Куин - Тайна египетского креста. Тайна китайского апельсина Страница 30

В девять тридцать утра того же дня джентльмены были уже за много миль от Нью-Йорка и двигались по направлению к Питтсбургу. Они даже не остановились позавтракать. Гоночный автомобиль был покрыт толстым слоем пыли, а лица его пассажиров были полны решимости… Старенький «дюсенберг» служил честно. Дважды он был остановлен полицейским, когда Эллери удавалось выжать из двигателя семьдесят миль в час, И в обоих случаях Исхем извлекал свое служебное удостоверение, и они беспрепятственно следовали дальше. В три часа дня они въехали в Питтсбург.

Исхем ворчал:

— Черт с ним, с делом. Не знаю, как вы, Куин, а я проголодался. Давайте перекусим.

Они потратили ровно столько времени, сколько понадобилось прокурору для утоления голода, и в начале пятого «дюсенберг» припарковался у знакомого решетчатого особняка — резиденции отцов городка Арройо.

— Итак, начнем с самого начала, — сказал Исхем, вылез из автомобиля и потянулся. — Где тут у них констебль?

Эллери проводил его, и, обойдя особняк, они увидели дверь с табличкой «Констебль», постучали и услышали знакомый бас:

— Входите!

Они вошли. Констебль Люден сидел на прежнем месте, крупный и мирный, как сама жизнь. Казалось, он не вставал со стула все долгие шесть месяцев.

— Чтоб мне пропасть, — радостно воскликнул он, — если это не сам мистер Куин! Входите, входите! Все еще ловите того типа, что укокошил нашего учителя?

— Да, констебль, — улыбнулся Эллери. — Однако теперь вместе с представителем закона. Это прокурор округа Нассау. Мистер Исхем — констебль Люден.

Исхем кивнул, но руки не подал.

Констебль улыбнулся.

— Тут у нас в прошлом году из-за того убийства такие тузы приезжали, мистер, что зазнаваться-то нечего.

А, впрочем, вам виднее… Мистер Куин, с чем пожаловали?

Эллери вздохнул.

— Можно мы сядем, констебль? Мы добирались сюда целую вечность. — Оба уселись, Эллери спросил; — Скажите, констебль, вы в последнее время видели старого Питера?

— Старого Питера? Да уж месяца два не видал. Он редко слезает со своей горы. Но если хотите знать точно, спросите у Бернхейма.

— Констебль, а вы знаете, где находится хижина старого Питера? спросил Исхем, — Ясное дело, знаю. Что это вы им так интересуетесь? Никак, решили арестовать? Его-то, старого чудака?

Впрочем, не мое это дело, — добавил констебль, заметив, что Исхем недовольно нахмурился. — Я сам-то там не был, в его горной хижине, но местным жителям бывать доводилось. Говорили, там, в горах, пещерные люди живут — арройцы даже испугались. Хижина Питера где-то высоко стоит, на отшибе. Сами вы вряд ли отыщете.

— Может быть, вы нас проводите, — попросил Эллери.

— Почему бы и нет. Уж я-то ее точно найду. — Люден поднялся. — Особо распространяться не станем, верно? — доверительно сказал он.

— Да, безусловно, — подтвердил Исхем.

Констебль и его спутники вышли из здания муниципалитета не через парадную дверь, а через боковую, и очутились на безлюдной улице. Эллери, обогнув этот особняк, проскользнул еще раньше к своему «дюсенбергу», и две минуты спустя его автомобиль уже стоял на той же пустынной улочке. Люден и Исхем уселись в него, и он стартовал, подняв облако пыли. Констебль показывал дорогу. Вскоре они домчались до узкой каменистой тропы, ведущей, судя по всему, к сердцу близлежащих гор.

— Дальше придется идти пешком, — сказал Люден.

— Пешком? — изумился Исхем, уставясь на тропу.

— Ол'райт, если желаете, я вас понесу, — съехидничал Люден.

Эллери спрятал автомобиль в кустах. Прокурор, подойдя и открыв дверцу, достал из-под сиденья какой-то большой сверток. Люден с любопытством взглянул на него, но вопросов задавать не стал.

Констебль первым ступил на тропу. Эллери м Исхем в молчании последовали за ним. Это было почти романтическое путешествие по дикому, девственному лесу, где росли такие мощные деревья, что небо сквозь них не просвечивало. Было душно, и все трое обливались потом, хотя прошли всего футов пятьдесят. У Исхема началась одышка. Еще пятнадцать минут ходьбы по дикому лесу, в котором деревья окружали их все плотнее, а тропа становилась все уже, — и Люден вдруг остановился.

— Мэтт Холлиз однажды говорил мне про хижину, — прошептал он, указывая куда-то пальцем. — Вот она!

Путники подошли ближе к Людену и остановились.

На маленькой поляне, под уступом горы, притулилась хижина, укрытая со всех сторон лесом, позади которой возвышалась высокая гранитная скала. Но самое удивительное, что футов на тридцать вокруг хижины тянулась ограда из колючей проволоки, запутанной, ржавой, уст — решающего вида.

— О, Господи, — прошептал Исхем, — даже калитки. нет!

Ни лаза, ни отверстий в колючей проволоке не было.

Хижина за оградой казалась неприступной крепостью.

И даже дым, шедший из печной трубы, был каким-то зловещим.

— И чего это он так окопался, а? — пробормотал Люден. — Говорят вам, он — того, с приветом!

— Не хотел бы я очутиться здесь ночью, — заметил Эллери. — Констебль, у нас к вам одна, довольно странная, просьба…

Констебль Люден, вспомнив, очевидно, первое знакомство с бумажником Эллери, сразу напустил на себя понимающий вид.

— Я, знаете, из тех, кто занят только своим дело?

В чужие — носа не сую. Что за просьба-то?

— Забыть, где и с кем вы сегодня были, — прошептал Исхем. — Нас здесь не было, понимаете? Никому ни слова о нашей вылазке в горы. Ни в Арройо, ни в Хэнкоке. О старом Питере — у вас тоже никаких вестей.

Цепкая емкая горсть Людена сомкнулась в кулак, скрыв то, что появилось из бумажника Эллери.

— Мистер Исхем, — проникновенно сказал он, — я слеп, глух и нем. Вы найдете дорогу обратно?

— Да.

— Тогда позвольте удалиться и благодарю вас, мистер Куин.

И с подчеркнутым безразличием Люден повернулся и зашагал по тропинке прочь. Он ни разу не повернул головы. Исхем и Эллери переглянулись и молча пошли к колючей проволоке.

Не успели они поравняться с оградой, как из хижины донесся резкий окрик:

— Стоять! Назад!!

Исхем, несший взятый из салона «дюсенберга» сверток и поднявший было руку над проволокой, услышав окрик, от неожиданности выронил его. Из единственного окна хижины откровенно выглядывал ствол ружья. Эллери судорожно сглотнул, прокурор же словно прирос к земле.

— Старый Питер, — шепнул Эллери. — Я узнал его голос. — Эллери поднял голову и закричал:

— Не стреляйте, пожалуйста! Мы — друзья!!

Оба замерли на месте и ждали ответа старого Питера, который не замедлил откликнуться:

— Я вам не верю! Убирайтесь!! Стреляю без предупреждения через пять секунд!

Исхем крикнул:

— Мы представители закона, ты, псих!! У нас письмо от Мегары! В твоих же интересах, чтобы нас тут не видели!

Ствол ружья не шевельнулся, но из окна хижины показалась голова горца, и его блестящие глазки изучающе уставились на пришельцев. Наконец голова исчезла, а вслед за ней и ружейный ствол. Вскоре открылась дверь хижины, и на пороге возник сам старый Питер, седобородый, косматый, в лохмотьях. Ружье он держал наготове.

— Лезьте через ограду! По другому — никак! — Голос был почти прежний, и все же в нем появились новые интонации.

Эллери подозрительно посмотрел на изгородь, поднял ногу и поставил на нижний ряд проволоки, ища, за что бы ухватиться.

— Живей, живей! Не тяните! — подгонял старый Питер. — И без глупостей, вы, оба!

Исхем поискал на земле палку, нашел, просунул между нижними рядами колючей проволоки, и Эллери пролез между ними, но все же зацепился и порвал рукав пиджака. За ним неуклюже пробирался прокурор. Они торопливо приблизились к старику и вошли вместе с ним в хижину. Исхем прикрыл за собой дверь, накинул грубо сработанный, но плотно прилегающий засов. Пол в хижине был каменный, чисто подметенный и покрытый рогожей. Возле очага лежала поленница дров, у противоположной стены стоял таз, там же были туалетные принадлежности, а над ними висела полка с медикаментами. Здесь же размещался ручной насос для колодца, вырытого возле хижины.

— Где письмо? — выкрикнул старик.

Исхем подал письмо. Горец начал читать, не выпуская из рук ружья. Лицо его менялось на глазах. Борода, космы волос и прочие аксессуары старого Питера были как будто на месте, но человек стал иным. Он медленно опустил ружье, сел и едва выдавил из себя:

— Значит, Томислав убит…

Голос его поразил Исхема и Эллери глубоким страданием. И еще тем, что это не был скрипучий, резкий голос старика, а довольно молодого, образованного человека, переживающего тяжкое горе.

— Да, убит. Он оставил письмо. Если хотите, можете его прочесть, сказал Исхем.

— Да, спасибо. — Он взял письмо, прочел без всякого волнения, кивнул. Да, джентльмены, это я. Эндрю Ван, он же Андреа Твэр. Все еще жив, когда Том… — Старик встал, прошел в угол, где размещались туалетные принадлежности, снял фальшивую бороду, лохматый, с сединой, парик, смыл грим с лица. Теперь перед ними стоял высокий стройный молодой человек с темными, гладко зачесанными волосами и худощавым лицом аскета, привыкшего к лишениям.